Король шипов

      В просторном зале задернуты портьеры. На стенах играют отблески слабого света, пучками собирающегося у хрустальной люстры, воздух пропитан терпким запахом роз. Среди привычной обстановки дворцового кабинета суетящийся мужчина, несмотря на свой возраст, впервые кажется по-стариковски неуклюжим. Громкая одышка и дрожащие руки разоблачают напускное спокойствие. Ящики дубового стола под морщинистыми руками с гулким хлопком закрываются один за другим: хозяин в спешке ищет нужную книгу. Нервно оглядывая зал, он утирает капельки пота со лба и вновь принимается за поиски.       Приказы и папки летят на мраморный пол подобно осенним листьям. Он отлично понимает, что не следует оставлять кабинет в таком состоянии, но напряжение пощипывает спину, покалывает в ладонях. Растущее беспокойство прерывает вздох облегчения: наконец, нашел. Внушительная тетрадь в твердом переплете из темной кожи, практически угольного цвета, резко контрастирует с белоснежными цветами и тусклыми бумагами. Взяв книгу в руки, он замечает про себя, что нужно было брать тетрадь потоньше; эта весит немало, а заполнена в ней лишь половина страниц.       Оставленный на столе поверх бумаг, блокнот выделяется, подобно черному бутону на бесцветном полотне. Мужчина делает пару шагов к окну, приоткрывает штору, заглядывая на дворцовую площадь. К удивлению, тусклые группки повстанцев, в форме мышиного цвета, до сих пор не достигли парадного входа. Густая седая бровь чуть изгибается- большего отражения чувств и нельзя получить от этого человека: годами на месте подвижного лица была бледная маска. Хотя роль в таком скудном выражении эмоций сыграл не только характер- многочисленные операции тоже дают о себе знать. Сделать нос чуточку меньше, убрать пухлые щеки, исправить слишком тонкие губы - вот, наверное, и все манипуляции, что он позволил совершить над своим лицом. Редкие морщинки все же встречаются, но они и в сравнение не идут с теми сморщенными лицами рабочих его возраста, что мелькают в ежегодных репортажах о дистриктах. Его бедные ровесники скорее напоминают сушеные груши, чем людей.       Снаружи неслышно криков, пулевых выстрелов или беспорядочного топота сотен людей. Пуленепробиваемое стекло и герметичные рамы не пропускают звук в помещение: президенту частенько мешал шум на площади около дворца. Миротворцы в белой форме и мятежники в грязно-серой, не имеющей определенного цвета, безликой- такой же, как и вся их жизнь, обмениваются пулями, а на близком расстоянии еще и ударами.       Поджав пухлые губы, он вновь направляется к столу- еще успеет привести рабочее место в порядок. Недовольно хмурится, поднимая листки и вновь бросая их в ящики, укладывает папки на столе в ровную стопку, стряхивает пылинки с белоснежно пиджака, поправляет розу в лацкане и усаживается в кресло. Ему хватает и нескольких секунд, чтобы вновь превратиться в величественную статую, коей он и притворяется всю свою жизнь. В чертах застывшей маски скользят величие и власть, она пугает и притягивает.       Замерев, он спокоен и уверен. Старается не показать напряжения, заслышав Костлявую, сопящую у его порога. Время ползет медленно, словно змея на солнцепеке, а мужчина не двигается, вперившись взглядом в дверной проем. Он позволяет себе лишь одну эмоцию. Когда первые солдаты бесцеремонно вторгаются на его территорию, упиваясь собственным триумфом, он слегка кривит губы, предвкушая возможность напоследок впрыснуть свой яд в самое сердце поганой мыши, которую предатели гордо именуют "Сопротивлением".       Когда они обступают кругом, наставив дула пистолетов на президента, он прекрасно знает, что убить его не посмеют- казнь тирана должна пройти публично. Мужчина вальяжно поднимается с места, кивая в ответ на требования пришедших. Пожилой, но все еще внушающий страх, словно раненный лев, чья кончина неизбежна, но падальщики вокруг еще боятся приблизиться к царю в тени его былого величия.       Из кабинета Кориолан Сноу выходит в окружении солдат в тусклых мундирах, запачканных кровью. Он бросается в глаза неестественной белизной среди пыли и крови так же, как и толстая книга в черном переплете на его столе- вещица приготовлена специально для Сойки, у которой врожденная тяга к мрачному и темному. А уж слова на страницах этой тетради наверняка найдут отклик в ее пасмурной душе.