Close call

Небольшая светлая кофейня, гостеприимно принимающая посетителей с восьми утра и до последнего клиента, как обычно встретила Мина запахом поджаренных кофейных зёрен, теплотой бежевых стен и вежливостью персонала. Топчась у стойки – уже, кажется, вечность – в ожидании заказанных горячих напитков, он опирался на столешницу и массировал виски - от раздумий побаливала голова. Машинка кашляла, плевалась и нехотя капала что-то неприглядное в фирменный бумажный стаканчик, чем заставляла новенького бариста нервничать. Минсок беззлобно и бездумно наблюдал за этими потугами и думал, думал, думал. Он тяжко вздыхал, и вовсе не от того, что приходится ждать, а от противоречивых мыслей, разрывающих его несчастную голову. Мин и так не стал бы разоряться понапрасну, а сейчас уж тем более: ему предстоял очень серьёзный и сложный разговор с Луханом, общий смысл которого сводился бы к тому, что им следует расстаться. Мин решил, что так будет лучше, хотя и не был в этом уверен на все сто. Его мучили сомнения: а стоит ли вообще так круто всё менять? Не лучше ли дать второй шанс, и не столько Лухану, сколько себе. На самом деле всё у них было неплохо, а, по мнению самого Лухана, так просто великолепно. Но Мина не устраивало его легкомыслие, поэтому продолжать жить вместе и дальше, было как-то несерьёзно. Сам Минсок работал в крупной фирме, у него был обычный график, по которому работали практически все простые смертные. По утрам, как и все, он завтракал, шёл на работу, делал там всё, что от него требовалось, и в шесть мог быть свободен как ветер. И так по накатанной уже несколько лет, и эта стабильность ему нравилась. Ему нравились его чёрные ботинки, брюки со стрелками и белоснежная рубашка. И ещё ему нравился Лухан. Только вот он совсем не вписывался в его расписанную на годы вперёд размеренную жизнь. Лухан мог вытащить его посреди ночи на улицу – просто погулять. А в позапрошлую пятницу – где-то в первом часу, когда все нормальные люди спали – он повёл его на крышу, потому что, по его словам, это была последняя ночь, когда можно было увидеть комету, название которой Мин не запомнил. - Ты смотришь? – Лухан оглянулся на него, поёживаясь от прохладного весеннего ветра, гуляющего по крыше. Мин тупо пялился в тёмное небо, задрав голову, и видел всякие звёзды, в которых не было ничего особенного. - Ну, я для чего бинокль-то тебе дал? Он, спохватившись, вооружил глаза и посмотрел через линзы туда, куда показывал Лухан, и увидел настоящую комету. У неё и впрямь был светящийся хвост, как на картинках в школьных учебниках. - Ухтыыы…- протянул Минсок. - Вот представляешь, когда она будет пролетать над землёй ещё раз, мы снова выйдем на неё посмотреть, - Лухан мечтательно смотрел в небо, обнимая его со спины. - Ты же сказал, это случается раз в сорок лет, - Лухан утвердительно замычал в капюшон его кофты, - ты думаешь, мы будем вместе спустя столько времени? – Мин опустил бинокль. - Да, - уверенно сказал Лухан, но потом его руки перестали так крепко сжимать талию Мина, - а что?.. Пауза затянулась, мысли, словно пчелы, хаотично метались у Мина в голове, стукаясь о черепную коробку. Это был отличный шанс поговорить о расставании, но он почему-то не смог. Ему было так хорошо и спокойно на крыше, где только он и Лухан, что портить эту идиллию совсем не хотелось. - Я просто думаю, что не проживу столько, - отшутился Мин. - Нет уж, ты проживи, пожалуйста, - Лухан вновь сильнее прижался к нему и положил голову на плечо. После этого Минсоку пришлось ещё раз всё хорошенько обдумать – он боялся сделать Лухану слишком больно – но взвесив все за и против, всё-таки не поменял своего решения. Кроме всего прочего Лухан не работал. Ну, то есть, он работал то там, то сям, не задерживаясь где-то надолго. Было время, он зарабатывал тестированием компьютерных игр, а сейчас как-то получал деньги с помощью онлайн стратегий. Минсок совсем в этом не разбирался, не хотел и не понимал, как так можно относиться к жизни. Такая «работа» не гарантировала Лухану оплачиваемого отпуска, больничного, соцпакета и так далее, а это было как-то не по-взрослому. И если Мин мог пережить целое стадо всяких Оптимус Праймов и коллекционные гоночные автомобили, стоящие на полках, то валяющиеся под ногами машинки на радиоуправлении жутко его раздражали, особенно, когда он спотыкался о них. Однажды он даже наступил на какую-то – специально, из вредности – и сломал её, надеясь, что Лухан – в порыве отеческого страха за собственные безделушки – спрячет их куда-нибудь, но Лухан не стал ничего никуда убирать. Мало того, он даже нисколько не обиделся, и Мину тогда было ужасно стыдно за свой проступок. Да, все эти игрушки были не совсем для детей, многие из них были дорогие и качественные, привезённые друзьями из-за границы, но Мину казалось, будто он усыновил Лухана. Их жилище больше напоминало музей игрушки, нежели квартиру. Окажись у них в гостях какой-нибудь маленький мальчик, он, наверное, писал бы кипятком глядя на всё это безобразие. Вот у Минсока и создавалось впечатление, будто Лухан в детстве не наигрался и с лихвой навёрстывал это сейчас. Компьютерные игры – вообще отдельная история. Ими их двухтерабайтный жёсткий диск был забит под завязку. Причём, настолько, что Мину не хватало места даже на жалкий десяток фильмов и полсотни сравнительно качественных фотографий. А чего стоили пробуждения от истеричного шёпота в микрофон наушников «Слева, слева заходи!!!», когда Лухан командовал напарнику в очередной многопользовательской аркаде, а времени уже было глубоко за два ночи, и кое-кому, между прочим, утром надо было вставать на работу. Лухана могло заставить прекратить лишь игривое «Ну иди же сюда, мне холодно» и изредка недовольное «Да ты ляжешь сегодня спать уже, блин?!». Это Лухан мог продрыхнуть потом весь день - у него-то не было ни графика, ни работы, как таковой. Его инфантильность проявлялась даже сейчас: Мин ждал свой чёрный крепкий кофе, в то время, как Лухан попросил взять ему латте макиато. Это дитя ещё бы какао попросило. В его стакане с даббл молоком разве что ложку от кофе сполоснули. Нет, ну как такую пародию на крепкий напиток можно было вообще называть кофе?! Мин не понимал. Сам Лухан в это время ошивался в книжном магазине напротив - ну как же, если он не купит свежий выпуск очередной манги, то небо разверзнется и ниспошлёт на землю всемирный потоп, со льдом, огнём и ещё какими-нибудь аксессуарами характерными для библейского конца света. Мин обернулся на колокольчик, звякнувший над открывающейся дверью, думая, что увидит сейчас дурацкую зелёную футболку с роботом, которую Лухан напялил сегодня под недовольные бормотания Мина. - Одень что-нибудь другое, а то все подумают, что я завёл себе младшего брата, - сказал он ему в это утро, дёргая за края футболки. - Ну, я ведь, правда, младше, - засмеялся Лухан, пытаясь схватить недовольного Мина за руки. - Не настолько же! - Не будь таким букой. Но в дверях был другой человек, и Мин, отвернувшись, снова глубоко вздохнул. Ещё чуть-чуть и его и без того шаткая уверенность грозила вот-вот рассыпаться перемолотыми кофейными зёрнами по кафельному полу. Лухан вернётся из книжного и Мин ему всё скажет. Страшно было представить, как он может на это отреагировать, Минсок боялся, что расставание внесёт в и так неустоявшуюся жизнь Лухана ещё больший сумбур. Но он был просто ходячим противоречием всем миновым жизненным устоям, и именно поэтому они не могли быть больше вместе. Минсоку нужен был кто-нибудь посолиднее, кто-то типа брутального Криса с его работы. Сложно было представить этого крупного, сурового брюнета бибикающим и возякающим машинку по всем горизонтальным поверхностям. Ну, ладно-ладно, Лухан так не делал, но всё же. Когда бариста поставил заказ Мина перед его носом, с улицы послышался жуткий грохот, визг, автомобильные сигналы и какие-то крики. С любопытными зеваками – коих было больше половины кафе – он вытек наружу. Народу у места инцидента была целая куча, и Мин разглядел только серебристый зад иномарки, уютно припаркованной в столб, и ещё пару машин ушедших от удара и стоящих теперь вкривь и вкось относительно дороги. На самом деле ему не сильно хотелось посмотреть, кому там так не повезло – не любитель он таких зрелищ. Но что-то повело его к толпе, и взгляд упал на валяющийся яркий журнал с картинками, странички которого безо всякого интереса перебирал ветер. У Мина в голове подозрительно щёлкнуло, и он кинулся в толпу, даже не извиняясь, расталкивая людей локтями и, когда между чьими-то головами впереди мелькнул зелёный рукав и копна высветленных в блонд волос, у Мина чуть не остановилось сердце. Он тряхнул головой «Не может быть…этого не может быть». Он очень хотел отвернуться и уйти, зайти обратно в кофейню, и дождаться всё-таки Лухана. Он отложил бы свой важный разговор на потом, или вообще навсегда, но не взглянуть снова, не получилось. На этот раз обзору уже никто не мешал. Минсок остекленевшими глазами смотрел на Лухана, лежавшего на асфальте с раскинутыми в сторону руками. Вся левая сторона его лица была в крови, футболка тоже стремительно пропитывалась ярко-красной жижей. Из вмиг ослабевших рук Мина выпали стаканчики, и под ногами теперь растекались, смешиваясь, две кофейные лужи разных оттенков коричневого. Ему казалось, что это просто его воображение так нешуточно разыгралось. Ну не может же это быть Лухан, не может он вот так неподвижно лежать на дороге. Мин даже посмотрел на двери книжного магазина, надеясь, что сейчас его Лухан выйдет – ему ведь тоже нужно посмотреть, что здесь случилось – они вместе поохают, мысленно посочувствуют неизвестному бедолаге и пойдут домой. Минсок сейчас очень хотел домой. Ноги стали какими-то чужими или и вовсе лишились костей – он попытался сделать шаг, но неуклюже повалился на асфальт, ободрав ладони, а потом подполз к Лухану, дрожащей рукой дотрагиваясь до груди. - Лухан? – Мин даже задержал дыхание, вглядываясь в лицо, и пытаясь уловить хоть какое-то, едва заметное подрагивание закрытых век или губ, но ничего. Минсок судорожно стирал солёную сырость со щёк, - Лухан!? – ему показалось, что он крикнул, но он прошептал это, еле сглатывая скопившуюся во рту вязкость - на шее словно затянули петлю. Он закашлялся и потеребил его по плечу, - Лухан… - снова повторил Мин, заторможено моргая мокрыми глазами, словно не понимая, что произошло. Всхлипнув, он наклонился и осторожно обнял безвольное тело, прижимая к себе и пачкая выглаженную белую рубашку чем-то бордовым. *** Минсок аккуратно, обеими руками разглаживал складочки ярко-зелёной футболки, мирно покоящейся на спинке стула. Перед глазами всплыл живой, улыбающийся Лухан одевший её в то утро, и так тепло поцеловавший его в губы... Он знал, что пора прекратить это бесполезное занятие, уйти на кухню и налить себе чего-нибудь успокоительного. Потому что с каждым движением пальцев по крашеной ткани, зубы сжимались всё сильнее, грозя раскрошиться в пыль, глаза неприятно покалывало, а в груди больно щемило. Снова. Отвлечься бы, забыться, застелить эту непрекращающуюся пытку белым полотном хоть бы на пять жалких минут. Но вместо этого лишь несообразно яркая рамка фотографии на столе. Лухан с неё смотрит прямо, с привычной неясной улыбкой и, кажется, даже не думает ни в чём его обвинять. Только Минсок и без него знает, кто во всём виноват. Он, он один. И небо над головой рушится безжизненной грязно-голубой штукатуркой. Потому что на кой чёрт оно теперь, если рядом нет Лухана, его нежных рук и ласкового голоса, разгоняющего вечернюю тоску тихими китайскими песнями – слов которых Мин не понимал – под звуки старой гитары. Он не в своём Китае и даже не на другом конце земли. Его просто нет. И до него не достучаться, не дозвониться, даже письма не написать. Вот как выглядит жизнь без Лухана, а Мин, кажется, ещё недавно этого и хотел. Только думать теперь об этом смешно до истерики. Ему бы вечно просить прощение, ползать в чужих ногах, умолять, только толку в этом… Лухан – Мин почти уверен – не стал бы обижаться, а сам он никогда себя не простит. Испещрённое рытвинами небо глумливо усмехалось: хотел избавиться – получай. И даже поговорить тогда не пришлось, не пришлось ничего объяснять, подбирая нужные слова. Так просто всё сложилось: нет человека - нет проблемы. Всё вокруг кричало – ты, ты, ты, только ты виной тому, что эти глаза больше никогда не окинут взглядом блёклое небо над головой, а губы не раздвинутся в солнечной улыбке, вмиг разгоняя ту безжизненную серость. И на улице Мина теперь вечный дождь со свинцовыми тучами и бесконечным штилем. Объяснить бы тому, кто там наверху, что Минсок вовсе не хотел этого. Что он передумал, что это страшная ошибка. И теперь-то он понял, что хотел бы быть с Луханом до самого конца, только с ним одним, и никто на всём свете ему больше не был нужен. Но теперь уже поздно. Бесконечно поздно. Только Лухан на прошлогоднем фото продолжал улыбаться, и от этого острые стальные ножи только резче впивались в кожу на груди, раздирали внутренности и, ломая рёбра – если, конечно, от них что-нибудь осталось – втыкались в сердце, пронзая насквозь. Оно металось в ужасе, билось о кости внутри, сорвалось с места и устремилось вверх, но застряло и только беспомощно сжало руками-артериями горло, мешая дышать. Минсок сдавил грязную ткань до хруста, отдался нахлынувшему бессилию и сполз вместе с мятой футболкой на пол, больно врезавшись коленями в холодный паркет. Он попытался сделать вдох – не получилось. Робот в руках превращался в разноцветные пятна. Если бы кто знал, как справиться с этой болью, как вынуть этот колючий кусок мяса изнутри – кажется, он когда-то назывался сердцем – и забыть всё или просто тихо сдохнуть, сгнить, прорастая ядовитой плесенью изнутри, чтобы никто не узнал и не нашёл. Только тихо не выходило – с искусанных губ всё же одно за другим срывались глухие рыдания и, врезаясь в холодные стены, сталкивались друг с другом и множились-множились-множились, придавливая отчаянием, заставляя выть только громче, цепляться дрожащими пальцами за ткань футболки и уже на грани безумства шептать куда-то в зелёные складки: - Лухан, Лухан, Лухан… - давясь воздухом и солёной водой. Кажется, соседи опять постучали в дверь, но будто это его волновало. Они там, в своём светлом мирке, совершенно недосягаемом для него, уже, наверное, никогда. Минсок навсегда останется в своей серой коробке, сдавливаемый нескончаемым потоком угнетающего отчаяния. Пусть так, он прекрасно осознавал, что выбрал это сам. Даже загубив свою ещё яркую и свежую жизнь, погребя собственное «я» под толщами вины, он никогда не будет в состоянии искупить этот грех. Потому что он здесь, а Лухан там, куда до него не дотянуться. И тонущий в этих мыслях Мин почти прокричал в пустоту имя острыми иглами выбитое в самой сердцевине души: - Луха-а-ан... – и почувствовал, как проваливается в зовущую черноту. *** Минсок вскочил на кровати и растерянно замотал головой не в состоянии понять, что произошло. Тусклый свет из окна подсказывал, что уже начало светать, Мин повернулся – подушка рядом пустовала, он оглядел комнату, и в глаза бросилась мятая, грязная, зелёная футболка, так же висящая на стуле. Как во сне, как в самом настоящем кошмаре. Всё вокруг казалось каким-то иным, таким чужим и страшным. Он часто дышал, с трудом отходя от приснившегося ему ужаса, отгонял невыносимые навязчивые образы из сна, а глаза беспорядочно бегали по комнате и, наконец, зацепились за трансформеров, выстроенных на полке над столом в целую армию. Мин вспомнил, как любовно Лухан протирал их от пыли, переставляя и рассматривая, как радовался каждой новой игрушке. Мин на самом деле даже завидовал такому искреннему счастью из-за, казалось бы, такой мелочи. Потом он посмотрел на синий радиоуправляемый багги-кар, будто пугливо выглядывающий из-под стола, потому что хозяин где-то потерялся. Однажды, когда Минсок стоял на кухне и мыл посуду, он почувствовал, как что-то толкается ему в ноги. Посмотрев вниз, он увидел этот багги, сверкающий своими пластиковыми фарами и продолжающий тыкаться в его тапочки. Мин почти успел разозлиться и хотел пнуть эту машинку куда подальше, потому что Лухан уже задолбал со своими играми, но разглядел какую-то цветную картонку, воткнутую между сидениями. Вытерев сырую руку о штаны, он вытащил бумажку. Ею оказалась маленькая, скромная открыточка, содержание которой заставило Мина опустить голову и прижать пальцы к уголкам глаз, чтобы не расклеиться. В иероглифах, написанных простой синей шариковой ручкой, Лухан первый раз признавался ему в любви. Мин так растерялся, что даже не сразу заметил нерешительно топтавшегося в дверях виновника, держащего пульт и ковыряющего короткими ногтями стену. Заметив, что его рассекретили Лухан вышел из темноты прихожей, как будто виновато опустив глаза и смущённо улыбаясь при этом. - Лухан, - начал Минсок, но что сказать дальше не знал. - Мин, я люблю тебя, - повторил красный, как помидор, Лухан почти шёпотом, но изо всех стараясь смотреть в глаза. Что-то ёкнуло у Мина в груди, ему хотелось плакать и смеяться одновременно. Хотелось провалиться под землю, спрятаться от нахлынувших чувств, и от Лухана. И одновременно съесть его, так мило стесняющегося, предварительно зацеловав до смерти. Минсок тогда чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он и был счастливым человеком всё это время с Луханом, с признаниями или без, просто почему-то не осознавал этого. Хотя почему был? Есть. Ведь всё в порядке. Лухан, конечно, в больнице, но с лёгким сотрясением мозга, сломанной рукой и ссадинами по всему телу – он живой и это самое главное. Он даже очнулся тогда, в больнице, всего на недолгие пару минут, но ему тут же вкололи какую-то прозрачную, резко пахнущую дрянь и он уснул. Мин не провёл ночь рядом с ним, просто потому что боялся увидеть Лухана, поговорить с ним, он ведь почти бросил его, а теперь что. Он ощущал себя последней сволочью, но оправдывался перед собственной совестью тем, что лучше принесёт Лухану кое-что из вещей. Когда на часах было около девяти утра, из больницы позвонили сообщить, что Лухан окончательно пришёл в себя. Мин собрал ему небольшую спортивную сумку со всем необходимым, но медлил идти в больницу – что-то останавливало его, он бесцельно шатался из комнаты в комнату, задевая пятками в серых носках дверные косяки и углы стен. Совесть кричала, что давно пора взять себя за шиворот, вышвырнуть на улицу и отправиться, наконец, в больницу к Лухану, а он как последний трус спрятался и не мог пойти и посмотреть ему в неизменно яркие, блестящие глаза. Не рассеявшаяся ещё после сна чёрная туча под черепной коробкой действовать не помогала. Как бы он жил дальше, если бы Лухана не стало? Как он вообще пережил это во сне? Потому что теперь Мин понимал, что без ласкового голоса, весёлых морщинок вокруг глаз, заразительной улыбки, нежных рук и даже этих дурацких игрушек, журналов и ночных криков в микрофон его самого бы не стало. Скучному и нудному Минсоку, так жаждущему казаться взрослее, чем он есть на самом деле, всё это безобразие разве что доктор не прописал. Сама судьба свела его с Луханом: ночные вылазки, лёгкий творческий беспорядок дома, холодная вчерашняя пицца на завтрак и нелогичные поступки, которые Лухан так или иначе побуждал его делать – всё это и было нужно, чтобы он не порос мхом с северной стороны, как какой-нибудь дряхлый дуб в лесу. Поняв это не только сердцем, но и дурной своей головой, Мин возродился, как феникс из пепла, и ощутил в себе готовность встретиться с Луханом. Правда, перед этим он ещё заскочил забрать журнал, пришедший бандеролью первого класса аж из самой Америки. Торжественно приносить его домой было обязанностью Мина, так как его путь на работу пролегал как раз мимо почтового отделения. Естественно все комиксы в нем были на английском, и очень часто Лухан затирался Мину под бок, когда тот бесцельно валялся на кровати, отдыхая после рабочего дня, и они вместе пытались их переводить, часто прибегая к помощи переводчика в смартфоне, а потом смеялись над получившимися нескладными и совершенно бессмысленными фразами из уст главных – и не очень – героев. Будь то тихие домашние вечера или неожиданные прогулки глубокой ночью – это были самые ценные моменты в жизни Мина. А он такой идиот, что сам почти отказался от своего счастья. Настоящего, искреннего, живущего в одном единственном человеке для него и вместе с ним. Оказавшись, наконец, в больнице, Минсок взялся вспотевшими ладонями за ручку двери, вдохнул поглубже и, открыв дверь, зашёл в палату. Лухан полулежал на койке, скучающим взглядом обводя белые стены. С левой стороны его лицо искажали ссадины, а левая рука была в гипсе по самое плечо. - Лухан…о, Лухан... - Эээ, простите, это Вы мне? – увидев Мина, спросил он хрипло, но не выдержал и заулыбался, - Мииин…Мин, да я же пошутил, - Лухан раскинул руки для объятий. - Ты дурак? – не выдержал Мин, срываясь на фальцет в конце фразы. Он за всё это время, кажется, состарился – не поседел разве что – а Лухан тут шутки шутит. Минсок подошёл к нему и уткнулся лицом в грудь, сжимая пальцами ткань медицинской рубашки и прогоняя окончательно тягостное ощущение после приснившегося кошмара. Вот он, всё тот же его Лухан – мягкий и тёплый, правда, потрёпанный, но живой. Все накопившиеся за это время эмоции захлестнули его, и Мин не в состоянии удерживать в себе слёзы, заплакал, лихорадочно ощупывая всего Лухана с ног до головы. - Мин, не плачь так. Ты что? - Лухан даже подумал, не позвать ли медсестру, чтобы вколола Мину какое-нибудь успокоительное. - Я так испугался, Лухан, я так испугался… - Ну-ну, тш-ш, мой хороший, всё же в порядке, - Лухан снова принял Мина в свои объятия и прижал к себе, поглаживая здоровой рукой по вздрагивающей спине, - я уж думал ты не придёшь, - сказал он вдруг тихо. - А, - Мин отпустил Лухана и стал копаться в сумке, вытирая слёзы, - я просто хотел успеть забрать пришедший журнал, но утром не смог сходить на почту. Так что вот, ты же его ждал. Лухан равнодушно проследил за долгожданными, как казалось Мину, комиксами, положенными на тумбочку, поймал ладонь Минсока своей не покалеченной рукой, тут же сплетая их пальцы: - Я тебя ждал, - и попытался заглянуть ему в глаза. - Прости. - Мин? Мин, что-то случилось? Ты какой-то странный. - Да, ты знаешь. Тут кое-кого сбила машина, и это заставило меня слегка понервничать, - нервно усмехнулся он, немного успокоившись. - Да я в порядке, правда. А это, - он насилу поднял свою забинтованную конечность, - такая ерунда. - Опусти! – всполошился тут же Минсок, - придётся мне теперь тебя везде за руку водить, как маленького, раз сам ты не умеешь нормально дорогу переходить. - Я только за, - засмеялся Лухан, и около глаз образовались родные весёлые морщинки. Мин успел соскучиться по ним. Он дотронулся пальцами до пластыря на скуле. Лучше бы он сейчас лежал на этой койке в больничном халате бледный и ободранный с ног до головы – вспоминать, как Лухан беззащитно и совершенно неподвижно лежал на холодном асфальте, было невыносимо. Минсок осторожно обнимал Лухана, поглаживая его по волосам, и в который раз удивлялся самому себе: и это сокровище Мин хотел отдать кому-то постороннему?! Нет, Лухан – он только его. И Мин, если потребуется, вцепится в него зубами и никогда, никогда уже не отпустит. - Я слышал, что скоро над землёй пролетит комета Галлея. Как только тебя выпишут, сходим на крышу, как тогда. Это нельзя пропустить, потому что второй раз мы увидим её только через 76 годочков, - отстранившись, сообщил он Лухану. - Это, когда нам будет по…сто лет? – Лухан удивлённо посмотрел на Мина, и тот кивнул, - ну, как скажешь, - усмехнулся он, - а что ты хотел сказать вчера? Вроде, что-то очень важное. Вчерашний день вспомнился Мину, как пейзаж за толстым, мутным после дождя стеклом, будто это «вчера» было настолько давно, что детали безвозвратно стёрлись. Может даже это было в другой жизни, в другой реальности. Там, где Мин собирался совершить непоправимое. Правда, и сейчас он был готов сказать Лухану кое-что, только на этот раз он уже нисколько не сомневался в правильности своих намерений: - Я хотел сказать, что люблю тебя…очень, - дышать сразу стало легче, а груз непонятной вины свалился с его плеч. Пока Лухан растерянно хлопал глазами, Мин приблизился и поцеловал его, как целовал уже, наверное, миллион раз, только сейчас он попытался передать Лухану все свои чувства и переживания, и понял, что у него получилось, ощущая, как отчаянно и зависимо Лухан подаётся навстречу.