Адель

      Легкие шелковые перчатки упали на туалетный столик. Элиза прошла к большому настенному зеркалу, обрамленному широким лепным узором. Пышные складки насыщенного цвета миртового газа зашуршали во время ее шагов и вновь застыли, обрамленные по краям брюссельским кружевом; они волнами спускались до щиколоток, где из-под верхней юбки выглядывала нижняя – светлая кремовая ткань, что добавляла объем платью и скрывала обручи китового уса кринолетта. Платье украшали яркие зеленые ленты и белые искусственные цветы подснежников, аккуратно вшитые причудливым узором, поднимаясь к талии. Корсаж платья был расшит зеленым бисером и вышивкой, а декольте было отделано лентой кружева. Насыщенный цвет контрастировал с бледной кожей, делал ее еще белее. Элиза разглядывала свое отражение и пыталась найти изъян, ту деталь, что могла оттолкнуть от нее, но образ казался совершенным. У нее была аристократически белая кожа, светлые, оливкового цвета глаза, бледно-рыжие ресницы и брови, которые девушка слегка подкрашивала для выразительности. Скулы ее ничем не выделялись, кроме сандаловых румян, что были так же и на тонких губах. Чуть правее ямочки на подбородке виднелась маленькая родинка. Высокая прическа, собрана из аккуратных пышных локонов и украшена цветами подснежника, мелкая золотая цепочка с небольшим кулоном с гравировкой – подарок отца, - вырез платья, прикрытый тонким ажурным кружевом, широкие рукава, присобранные сверху и свободно расходящиеся у запястья, тонкая талия с крохотной сумочкой на поясе и пышный подол платья, аккуратные атласные ботинки с кожаным носком и вереницей мелких пуговиц на лодыжке. На столике позади нее покоились отложенные перчатки кремового оттенка и небольшой веер "бризе" из слоновой кости, украшенный перламутром, а на стуле рядом лежала ажурная шотландская шаль.       Девушка опустила голову и потянулась к серебряной заколке, украшенной изумрудами. Медные волосы мягкими волнами упали на открытые плечи, обрамляя светлое печальное лицо.       Дверь будуара приоткрылась и в комнату зашла Адель. Она разительно отличалась от своей сестры – имела длинные белокурые волосы, что были заколоты лишь спереди и красиво спадали на спину, круглое лицо с полными щеками, что, однако, нисколько не портило ее, а лишь прибавляло некой детскости ее виду. Оливковые глаза – пожалуй, единственное, в чем они были похожи, - обычно радостные и счастливые, сейчас выражали взволнованность, а ярко очерченные губы были сложены в ласковую полуулыбку. Несмотря на то, что они были сводными сестрами, между девушками с самого первого дня установилась крепкая связь, что может быть присуща только родственным душам. Им не требовалось никаких усилий, чтобы понять друг друга и хватало лишь одного взгляда, чтобы передать свои чувства и эмоции. Адель подошла к зеркалу, остановившись позади Элизы, и посмотрела ей в глаза через зеркало. Девушка отвела взгляд и поправила упавший медный локон. Черты лица ее были разглажены, словно она и не ощущала той тоски, что образовалась в сердце по окончанию званого ужина.       Адель все понимала. Элиза готовилась в этому вечеру последние месяцы: заказала у портного платье, подбирала украшения и подходящие цветы. Она повторяла, как стоит вести себя на таких приемах, хоть знала правила безупречно и никогда не заставляла матушку или гувернантку даже повышать голос из-за своего неподобающего поведения. И она ждала этого не только потому, что это был первый званый вечер, что устраивали их родители, когда она сможет показать себя уже не как ребенок, а как девушка, но и потому, что на него так же была приглашена семья Джефферсон с сыном Уильямом. Молодой человек так нравился Элизе, что она не могла не смущаться в его присутствии и не скрывать свою улыбку за раскрытым веером, но какое разочарование он вызвал, так ни разу и не пригласив девушку на танец и даже не посмотрев в ее сторону. Внимание юноши привлекла другая особа, приглашенная в их дом, что не могло не задеть чувств милой Элизы.       Адель понимала это и чувствовала обиду сестры, как свою собственную. Она не раз ловила грустный взгляд ее в сторону беседующей пары на вечере и, когда настала полночь, и гости разъехались, она последовала за ней в спальню, чтобы помочь и проявить заботу. Она не думала о том, что глубоко внутри сама ощущала это тянущее чувство тоски, что гнуло к земле не хуже, чем груз, водруженный на плечи слуги. Адель никогда не замечала своих чувств к Элизе, кроме желания утешать ее во время тягостей и разделять ее радость в счастливые минуты.       Она вздохнула и сделала шаг вперед, подходя так близко, как ей позволяло объемное платье. Ее было выполнено из легкого шелка цвета Наполеон, что красиво сочеталось со светлыми волосами, и украшено вышивкой синих незабудок и таким же кружевом, что и у сестры. Белые ленты, расшитые бусинами, собирали юбку в объемные складки, а на корсаже витиевато переплеталась белая тесьма.       Девушка положила руки, все еще одетые в белоснежные шелковые перчатки до локтя, на плечи сестры и мягко провела по ним, убирая назад рыжие крупные завитки. Она взяла в руки прядь, сплетенную во французскую косу, и принялась аккуратно распускать ее, вынимая веточки искусственных подснежников и откладывая их на стоящую рядом тумбочку.       Она отошла к туалетному столику – тут стояли шкатулочки с благовониями и нюхательными солями, множество небольших флакончиков и коробочек, что хранили крема для лица, бальзамы для губ, духи и экстракты лаванды, розовую воду, масло и помады для волос. Взяв в руки мягкую щетку, Адель вернулась к сестре и принялась аккуратно расчесывать мягкие волосы, чтобы никоим образом не навредить им, как считалось правильно – по направлению роста. Отложив расческу обратно на столик, она сначала расстегнула и сняла свои перчатки, а после взяла Элизу за руку и отвела к креслам. Расстегнув на спине маленькую застежку, Адель сняла и отложила поясок с сумочкой сестры. Девушка встала позади и принялась развязывать ленты на спине чужого платья. Отделив корсаж от юбок, она помогла снять верхнюю часть наряда и аккуратно сложила его на кресло рядом. Элиза подняла голову и улыбнулась, и Адель ответила ей мягкой улыбкой, в которой, на самом деле, скрывалась та же боль, что и в сердце сестры. Элиза сняла верхнюю декоративную юбку, оставаясь в нижнем белье. Роскошное платье было отложено, и Адель подумала, что нужно будет указать слугам убрать их до следующего приема. Бисер и цветы были ненадежными украшениями и могли оторваться, если не относиться к ним с особой бережностью.       Девушка принялась расстегивать лиф Элизы, что спускался до талии и защищал платье от контакта с корсетом. У него были короткие рукава, украшенные оборками из кружева, а сама ткань была щедро расшита белой вышивкой. Адель расстегнула последнюю пуговицу и распрямилась, подхватывая ткань лифа и спуская его по рукам Элизы, задевая пальцами нежную белую кожу. Она отложила вещь и едва касаясь провела пальцами по изгибу бежевого корсета, что стягивал тонкую изящную талию. Рука ее спустилась до бедер, натыкаясь на жесткую ткань первой нижней юбки, под которыми прятался объемный кринолетт. Адель подхватила ткань и потянула вверх, снимая, и улыбнулась, глядя на спутавшиеся локоны сестры. Аккуратно поправив мешающие рыжие волосы с лица девушки, она затем помогла ей снять громоздкую конструкцию из ободов и лент.       Элиза обладала невероятно красивой, женственной фигурой, и сейчас ее было хорошо видно – не очень широкие плечи, расправленные в гордой осанке, красивая грудь, тонкая талия, не слишком затянутая, но подчеркнутая корсетом, бедра, такие же в объеме, что и плечи; все это создавало идеальные пропорции. Она выглядела нежной и хрупкой, как и подобало любой девушке, женщине, сестре и дочери, жене и матери.       Элиза опустилась в одно из кресел, напротив Адель, и принялась расстегивать свои сапожки. Но пуговицы были настолько мелкими, что девушке приходилось пользоваться специальным крючком, чтобы аккуратно снять обувь. Адель наблюдала, как пальцы сестры ловко орудуют над каждой пуговкой, как Элиза поочередно снимает ботинки и отставляет к креслу со сложенным платьем. Девушка принялась снимать шелковые чулки, на которых так же были вставки кружева – она развязала атласные ленты, что служили подвязками, и аккуратно стянула ткань с ноги, поставив ее предварительно на низкий пуфик, обитый мягким бархатом. Адель скользила взглядом по изящным ногам сестры и любовалась, как ее светлая кожа выделяется на фоне темной ткани подставки. Но Элиза уже поднялась из кресла и принялась расстегивать бюски льняного корсета, однако Адель мягко отняла ее руки, смотря в глаза и спрашивая разрешения сделать это самой. Элиза улыбнулась ей и опустила руки, тогда как ее сестра продолжала расстегивать застежки, освобождая Элизу от сжимающей клетки. Покончив с корсетом, Адель позвонила в колокольчик слуге, чтобы распорядится убрать платье сестры. Сама же она решила раздеться позже, после того, как Элиза отправится спать. Вновь взяв сестру за руку, она провела ее в следующую комнату – ванную, - где уже был включен гейзер для нагревания воды и набрана ванна. Но Адель провела сестру до небольшого умывальника с зеркалом и посадила на стоящее рядом полукресло. Девушка взяла небольшую губку и окунула в теплую воду. Выжав, она поднесла ее к лицу Элизы и принялась заботливо смывать с ее лица косметику. Внутри девушку переполняла нежность, пока она смотрела на расслабленное лицо с прикрытыми веками, а рука ее прослеживала плавные контуры, стирая белую пудру и румяна. Элиза полностью доверила себя ей, позволила себе раствориться в заботе и искренней любви, что просачивалась сквозь каждое осторожное прикосновение Адель к ней. Девушка закончила умывать сестру и отложила губку обратно в побелевшую воду. Вытерев руки, она мягко провела по волосам Элизы. Разделив их на три равномерные пряди, она заплела их в недлинную косу и заколола так, чтобы они не касались потом воды.       Девушка подошла к небольшому столику и взяла флакончик с лавандовым маслом и добавила несколько капель в горячую воду, разнося по комнате приятный цветочный аромат. Элиза приблизилась к ней и сняла нижнюю сорочку, оставаясь обнаженной по пояс, и Адель помогла ей развязать шнуровку панталон. Сняв каждую штанину, Элиза забралась в ванну и расслабленно откинула голову на мягкое сложенное полотенце на бортике. Адель присела рядом и, взяв виндзорское мыло с приятным ароматом корицы и бергамота, начала нежно массировать плечи и руки сестры. Намылив верхнюю часть ее тела, девушка вновь растирала кожу губкой, будто таким образом она могла очистить Эльзу от неприятностей этого вечера. Адель провела руками, от самых кистей Элизы до шеи, осторожно смывая мыльную пену, нежно обводя покрасневшие плечи и ключицы, проводя мокрыми пальцами по плавной челюсти, куда случайно попала пена, и вновь опустила руки в воду. Ее пальцы словила рука Элизы, она посмотрела прямо в глаза сестры и нежно улыбнулась, сжимая ее ладонь.       — Ты так добра ко мне, Адель, - произнесла она голосом, полным благодарности. Адель задержала дыхание и с любовью посмотрела на сестру, снисходительно наклонив голову.       — Не беспокойся ни о чем, тебе нужен хороший отдых, - ответила она и ласково провела свободной рукой по волосам сестры, убирая завитые от влаги короткие волоски. Из-за двери донесся стук, после чего зашла слуга Элизы и передала, что их мать искала Адель. Девушка вздохнула и вновь перевела взгляд на расслабленную Элизу рядом с собой, лицо которой погрустнело от этой новости. – Мне нужно идти, прости. Добрых снов, Элиза.       С этими словами Адель поцеловала сестру в лоб, задерживаясь так лишь на секунду дольше положеного, после чего поднялась и вышла из ванной комнаты, предоставляя слуге окончить помощь Элизе. Девушка направилась по коридору к лестнице, погрузившись в свои мысли, рассматривая крошечные капельки воды, рассеянные по дымчатому шелку ее платья.