Ваш выстрел первый

Утром позвонил Паскаль. И пригласил Доминика с Сезаром на обед в дорогой и шикарный ресторан. Видимо, разведка не дремлет, и ему донесли о крупном выигрыше маркиза, и им было, о чем поговорить. В ресторане они вряд ли до чего-то договорятся, скорее всего, разговоры будут ни о чем, как всегда, во время подобных обедов. А уже потом мужчины обсудят следующие свои шаги там, где их никто подслушать не сможет. — Версия вторая, неочевидная, но которую нельзя сбрасывать со счетов, — неспешно прогуливаясь вдоль кованой ограды королевского парка, Лефевр выкладывал Доминику свои соображения по поводу наезда на няня Сезара, старика Робера. — Объект нападения по-прежнему нянь Сезара, именно его хотели сбить, но конечная цель — ты, Доминик Андре маркиз Бертран, приятный мужчина во всех отношениях, вполне способный добиться благосклонности омеги Сезара Мореля, который уже достаточно долго жил один. Парень он — крепкий орешек, как поговаривают, но и Доминик Андре не промах. А вот если похитить Сезара, или, о ужас, убить его, то карточный долг останется невыплаченным, и маркизу Бертрану придется поступить в услужение к графу Гийому. Не нужен графу сам парень, чтобы вытребовать с него долг Мореля, как ты и предполагал. — Откуда стало известно? — Доминик обернулся и посмотрел на Сезара, который шел, несколько отстав от них. Пришлось остановиться, дожидаясь, пока тот их догонит. — Пока ты вчера обыгрывал графа Гийома, виконту Мавилю и барону Валери удалось разговорить поверенного, который составлял восемь лет назад договор. Он уже стар и болен и в клубе лет пять как не появлялся. Но о нем вспомнил другой, не менее древний старичок, и тоже поверенный, который по-прежнему бывает в баре, но за карты не садится, так как видит довольно плохо, путает королей с валетами. А поговорить о старых временах любит и даже очень. Так вот в том договоре не был указан объект, под который выдавались взаймы графом денежные средства. Это он вспомнил, хоть и не сам составлял договор. Это не был заем, скорее, плата за услуги. — А старичок ничего не путает? — прищурился Доминик. Он же прекрасно помнил, как граф Гийом и Тьери Морель обсуждали именно имение. — Нет, поверенный вполне в твердой памяти, хоть и почти слеп, — ответил Паскаль. — Но я бы предположил, что граф что-то покупал или выкупал у Мореля. И это что-то находилось или было спрятано в имении. — А вот это больше похоже на правду, — согласился с ним Доминик. Ему тоже тогда показалось, что хоть Морель и проигрывал, но этот факт его нисколько не беспокоил, складывалось такое впечатление, что он проигрывал не свои деньги и даже не деньги графа. — И напоследок, версия третья, глупость полная, но самая вероятная, — продолжил Лефевр. — Граф Гийом… Граф, опять граф, снова граф… Похищая Сезара, которого выманили бы в больницу к сбитому машиной старику, граф имел возможность стребовать два карточных долга сразу: с парня за отца, а с тебя за то, что ты не женился на Сезаре. Похищением парня они лишили тебя такой возможности. — Э, нет, — запротестовал Доминик. — Если бы захотели, то давно бы похитили Сезара. За ним присматривают мои соглядатаи, но не охраняют. Он мало кого интересует: бродит возле весьма неопрятного вида тип, и все. — Хорошо, что и ты это заметил, — усмехнулся Лефевр и тоже, как совсем недавно Доминик, обернулся, чтобы взглянуть на Сезара. И почти вовремя. Он заметил машину, мчавшуюся на предельной скорости вдоль королевского парка по улице, где и ездить-то разрешалось медленно и лишь по специальным пропускам. Паскаль оттолкнул Доминика к самой ограде, а сам бросился к парню — объяснять что-либо не оставалось времени. Он успел спрятаться с Сезаром за каменный выступ тумбы — машина вылетела на тротуар, никого не задев, а затем, взвизгнув тормозами, развернулась и умчалась, откуда приехала. — Что это было? — недоуменно спросил Доминик, подбегая к ним. — Могу сказать, что это не граф, — проговорил Лефевр, — он играет тоньше. Замечу, не его люди стреляли по дому Сезара в пригороде. Это кто-то еще. Но я завтра же узнаю — машина у них слишком заметная. — Машина, как машина, — пожал плечами Доминик. — Цвет неприметный, таких в городе множество. И модель распространенная. — Э, нет, — протянул Паскаль. — Дверца левая отличается по цвету… Резина на задних колесах более изношенная, чем на передних… И в небольшой аварии побывала недавно, но вмятина на крыле не отремонтирована. Вот если бы они сбили Сезара, тогда, уверен, сразу же появилось бы заявление об угоне в одном из полицейских участков, а автомобиль был благополучно обнаружен брошенным в паре кварталов от места наезда на парня. А так он им еще пригодится — судя по всему, нападавшие люди небогатые. Иначе бы приобрели бы для этих целей угнанный ранее перекрашенный автомобиль, чтобы даже зацепиться глазом было не за что. Доминик улыбнулся — и когда его друг успевал все разглядывать? Не зря Лефевр слыл лучшим дознавателем на курсах. Такие мелочи подметить успел буквально за секунды. — У меня есть подозрение, — произнес Паскаль, — что это активизировались родственники Сезара. — Зачем им моя смерть? — парень переводил взгляд, полный слез, с одного мужчины на другого. — И что станет с Реми, если со мной что-нибудь случится? — У меня есть предположение, — сказал Доминик, обнимая Сезара, дрожавшего, словно от холода, и стараясь его успокоить. — Но я его озвучу чуточку позже. — И у меня есть предположение, — добавил Паскаль. Он вынул из кармана пиджака носовой платок с вензелем и вытер щеки парня, по которым покатились слезинки, а потом его нос. — Но я выскажу его после того, как маркиз Бертран даст свою оценку происходящему. А пока могу попросить лишь, чтобы вы были внимательны на улицах, а еще лучше без маркиза Бертрана из квартиры не выходили, даже за продуктами. Сезар кивнул и перестал плакать — рядом с такими мужчинами ему было почти не страшно. Вечером в клуб Доминик не пошел — остался дома. Во-первых, расследование идет и без него полным ходом. Во-вторых, если граф захочет быть обыгранным еще раз, то барон с виконтом вполне справятся самостоятельно, и ни у кого не возникнет подозрений, что они трое играют на лапу. Доминик почему-то совершенно не сомневался, что граф проиграет еще не раз. В-третьих, хотелось побыть с Сезаром, чтобы тот успокоился окончательно. Ну, и в-четвертых, надо поразмышлять в тишине и покое. Как-то последнее время совершенно не оставалось на это времени. Доминик, оставшись один — Сезар с нянем уже спали, или делали вид, что спят, но его, по крайней мере, больше не беспокоили — налил себе большую кружку кофе и снова и снова стал перебирать в памяти события прошедших дней. Что-то очень важное у него постоянно выскальзывало, не давало ему покоя. — Итак, — прошептал он негромко, — все началось не с момента моего проигрыша графу Гийому, а гораздо раньше. И даже не с момента проигрыша Тьери Мореля и его смерти. Доминик пытался нащупать эту отправную точку. Но она постоянно ускользала от него. И вдруг он все понял, или ему показалось, что он все понял. Но картина происходящего вдруг стала ясной, а события не такими уж и нелогичными. — Итак, — снова произнес Доминик. Он встал из-за стола достал несколько кофейных зерен и положил их перед собой. — Это я. Одно зерно он подвинул к себе. — Будущий маркиз Бертран. А это мои родители. Еще два зерна Доминик положил рядом с первым. В его раскладке не было еще ни Сезара, ни Тьери Мореля, ни даже его брата Матисса. Он родился позже. Только он и родители — и больше никого. Он молодой, только окончил элитную гимназию и поступил в университет. Восемнадцать лет — прекрасный возраст. В это время он познакомился с графом Гийомом и по его приглашению пришел первый раз в тот клуб для альф, где бывали в основном аристократы. Именно граф Гийом преподал ему первые уроки игры в карты. А дальше, молодо-зелено, Доминик довольно легко выскользнул из-под его покровительства, потому что терпеть не мог ни тона, которым разговаривал с ним граф, ни самого этого покровительства. Он и на курсы пошел, потому что родители пытались его поучать. Хотел вырваться и из-под их опеки. Граф Гийом отдалился на некоторое расстояние, но продолжал фактически контролировать каждый его шаг. Зачем ему нужен был юнец, ничего из себя не представляющий? Доминик положил еще одно кофейное зерно поодаль от трех первых. А затем отодвинул первое зерно, себя, в сторону. Осталось два — его родители. Получалось, что интерес графа был направлен не на него, а на кого-то из его отцов. Кого? Доминик крутил и крутил два зерна по столу. Сейчас жив только Армэль Андре, а интерес графа к Доминику по-прежнему не ослабевал. А даже, наоборот, усилился. Почему? И что его папа делает под охраной короля? Или… Доминик похолодел… Цель графа Гийома — не он и не Сезар. А его отец? Армэль — затворник, а после смерти пятого маркиза Бертрана ставший им вдвойне, совершенно отдалившийся от своих сыновей. И даже не потому что они альфы. Он никогда не пытался к ним приблизиться, приласкать. Отец-альфа почти все время проводил с ними, а Армэль сидел, запершись в своей комнате, куда никого не пускал, даже своего супруга, и молча крутил по столу кофейные зерна. Как-то Доминик случайно это увидел и запомнил. А потом ему самому понравилось размышлять таким образом. Размышлять… Ну, а раз его отец во дворце, почему бы ему не позвонить? Доминик взял телефон и уже почти набрал номер, но в последнюю секунду передумал. Вдруг, как мозаика, стала складываться картинка из всплывающих воспоминаний. Вот он маленький… Они с отцом приехали в имение Морелей, у них родился их первенец — Сезар. Доминик улыбнулся — мальчик был просто очаровательный, он ему понравился с первого взгляда. Тогда его оставили возле колыбельки ненадолго, а взрослые шептались в это время о чем-то в гостиной. Они вообще к Морелям приезжали в гости довольно часто. Но они никогда не появлялись в доме у Бертранов. Армэль Андре их не принимал. Он вообще никого не принимал. Доминик не помнил отца даже беременным, он почти все время сидел взаперти в своей комнате и крутил кофейные зерна по лакированной поверхности стола. Но зато Филиппа Мореля хорошо помнил, замечал, как рос живот у того. Но когда родился Матисс, радовался ничуть не меньше, чем когда родился Реми у Морелей. Мальчики были ровесники с совершенно маленькой разницей в возрасте, всего две недели. А потом он почти не сталкивался с Тьери Морелем до той роковой игры. Доминик положил еще одно кофейное зерно на стол, только не определился, к каким зернам придвинуть его ближе — к своему, графа Гийома или зернам родителей. Оставил пока лежать отдельно. Но ненадолго — он расположил это зерно между графом и собой примерно на одинаковом расстоянии, из пары зерен убрал одно, оставив другое для Армэля Андре… Потом он еще добавлял зерна, убирал, крутил их по столу, снова добавлял и опять убирал. Было уже достаточно поздно, когда он набрал номер отца, совершенно не надеясь, что ему тот ответит. Он и не ответил, нажал соединение и молчал в трубку. — Отец, — проговорил Доминик, — куда ты спрятал завещание Тьери Мореля, которое пятый маркиз Бертран от него привез тебе на хранение? — Ишь ты,— проскрипел в трубку Армэль. — Сам догадался или кто подсказал? — Сам, — ответил Доминик. — Тогда догадайся, где оно спрятано, и забери его оттуда, — ответил мужчина. — Но не торопись, возьми его в самый подходящий момент, ни раньше ни позже. — Можно вопрос? — спросил Доминик. — Только один, — милостиво согласился Армэль. — Папа, ты меня любишь? — Очень. И мужчина на том конце провода тут же нажал отбой. — Спасибо, папа. Доминик смешал зерна на столе — теперь это снова был только кофе. Ему нужно было поделиться своим открытием, терпеть до утра он не мог. Пальцы сами набрали номер Паскаля. — Который час? — зевнул тот недовольно в трубку. — Поздний, — ответил ему Доминик. — Мне нужна твоя помощь. — Как будто я тебе в ней отказываю, — проворчал Лефевр. — Предлагаю завтра совершить экскурсию по местам недавнего проживания моих родственников, — сказал Доминик. Он даже не пытался скрывать радости в голосе. — Кажется, я кое о чем догадался. И если мои рассуждения верны, то скоро мы узнаем, чье имя вписано в завещание Тьери Мореля.