Я никогда не оставлю тебя одну.

12 февраля 1943 год Здравствуй, мама. Сегодня выдался хороший день, даже почта пришла. Пришло и твое письмо. Прочитал его несколько раз. Ты просишь меня рассказать, как мне тут, на фронте. Это невозможно рассказать, мама, ты уж прости. Удивительные часы сейчас…Гул фронта сейчас совсем не слышен. Вокруг расстилается снежная равнина. Пишу тебе и смотрю на горизонт. И сразу, мама, становится так спокойно и легко, зная, что ты жива. Нахожусь я сейчас в небольшом городке, где недавно проходили немцы. Все еще долго будет хранить отпечатки их дел. За месяц я услышал столько рассказов и историй, что не уместить в одном письме. Как вы там, мои дорогие? Люблю вас всем сердцем, передавайте привет сестренке. Жду вашего письма. Эх, мама, мама. Если бы ты знала, как соскучился я по домашней картошке в чугунке, кружке молока. Да, скучаю я по дому, скучаю. Замело нас тут, уже неделю идет снег. Нет обоза с провизией. В округе все как вымерло. Только слышны тихие разговоры и слабый свист губной гармошки. А ночью хуже всего. Тишина…Эта тишина просто давит, и давит она на всех, и на простых солдат, и даже на командиров. Все мы становимся равны в это странное время суток. 24 февраля 1943 год Хотел тебе вчера отправить письмо, не сердись, что я так редко отправляю тебе письма. За эти дни я многое пережил, был в переделках, жил у партизан. Писать просто нет времени. Немцы очень упорны. Впереди много работы, но зато, когда вернусь, я смогу с гордостью смотреть тебе в глаза. Ты только жди меня, мама, вспоминай меня. Скорее пиши мне, ведь я спокоен, только когда читаю твои письма. 13 марта 1943 год Приснился мне, мама, сон. Стоишь ты на вокзале, ждешь моего приезда. А я иду к тебе и не могу дойти, словно преграда незримая между нами. Может это потому, что давно не получал от тебя писем? Нет, я не ругаю тебя. Я знаю, как вам трудно сейчас, в тылу. Убеждаю себя в этом, но на душе становится так тоскливо и одиноко… Но верю я, верю всем сердцем, что идут письма твои, только до меня они не доходят. Но я живой и здоровый, мама. Не переживай! Пока что мне везет, только шинель осколком пробило. До свидания, родная, спи спокойно. 28 марта 1943 год Выпала возможность тебе написать. Сидим в окопе, ждем команды. Очень я по тебе тоскую. Письма, которые ты когда-то писала, я складываю и держу у себя. Скоро будет полгода, как мы с тобой не виделись, мама. Многое произошло со мной за это время, но пока мне везет. Несколько дней шли ожесточенные бои. Немец никак успокоиться не может, снарядов не жалеет. Но это не беда. Бьем их как можем. Ну вот, мама, все, что могу написать. Конец апреля 1943 год Ура! Ура! Сижу и радуюсь без причины, дорогая мама. После стольких лютых морозов наконец-то наступила настоящая весенняя погода. Дожидаюсь назначения. Погода такая хорошая, что не верится, будто идет война. Солнце нагрело сухую траву и стало так тепло. Трудно поверить, что радуешься как маленький ребенок этому лесу, солнцу и всему живому. Ветер сдувает всю тяжесть. Неужели я никогда не замечал, как прекрасны могут быть русские леса? Я был слеп, мама. Все это время я был слеп, раз не замечал, как распускаются полевые цветы, как перепархивают с места на место бабочки. Как же красиво… Ты теперь не узнаешь своего сына. Ты и не поверишь, как быстро я повзрослел. Плечи стали шире, волосы изрядно поседели. Но это все не важно, я же знаю, что для тебя я остался таким же ребенком, каким уезжал на войну. Важно лишь то, что я думаю о тебе все время. Сейчас не рвутся снаряды и охота все бросить и убежать к тебе. А ты мне не пишешь… Напиши мне, мама. Этим ты бы доставила мне удовольствие, которого я уже давно не знаю. Середина мая 1943 год Пишу тебе под грохот сражения. Ожесточенный бой идет уже столько времени, что я потерял счет дням. Бьемся день и ночь, сплю урывками. Временами снаряд пролетает совсем близко, чувствуется, как сотрясается земля. Бьют «Катюши», пушки, раздаются шквалы артиллерийского огня. Затем наступает минутная тишина и по новой, с еще большим размахом. В такие моменты не думаешь ни о чем, лишь бы живым остаться. Страшно надоело сидеть в траншее. Иногда, в минуты покоя только одно утешение, писать тебе, родная. Неба не видно за дымом, а земля так истерзана и выжжена, и охватывает чувство ничтожности перед этим жутким существом, имя которому – Война. Не знаю, дойдет ли до тебя мое письмо или его перечеркнет цензура, но мне все равно. Я так устал, мама. Тянет гарью, в воздухе рев десятка моторов, опять трещат пулеметы. Снова в бой, не дает немец дописать. Неизвестно Пишу тебе, хоть письма мои остаются безответны. Тоскую по тебе все сильнее. Особенно теперь, когда тот ад закончился. Я жив, но ранило меня осколком. Лежу сейчас в госпитале. Здесь тоскливо, мой товарищ по палате лежит без сознания. Ночью долго не могу заснуть, мне слышатся взрывы орудий, хоть здесь все тихо. Врачи говорят, что так бывает со всеми. Чувствую я себя, как в клетке. Не дает мне покоя то, что мои товарищи на фронте жизни отдают, а я сижу здесь, пусть и живой. Хотя живой я наполовину, душа моя теперь вся истерзана. Не вернусь я героем, мама, прости меня… Не плачь только, ладно? Я этого не перенесу. Помни, что бы ни случилось, я всегда буду с тобой: в каплях дождя или лучах солнца, в каждой травинке или пылинке. Не печалься, родная моя… Я бы все на свете отдал, лишь бы увидеться с тобой, обнять тебя. Ты бы меня успокоила, как в тот день, когда я был совсем маленьким, и гремела ужасная гроза, помнишь? Только тебя уже нет со мной, мам. Где же ты? Почему не пишешь? Я уже так устал, мам… Я не совсем чувствую боли, только душа рвется на части, гадая, где же ты. Я найду тебя, милая, обещаю. Где бы ты не находилась, я никогда не оставлю тебя одну.