И мир разбивается

И вот наступает этот момент: Дот сидит, сгорбившись, из глаз текут слезы, и выглядит она какой-то особенно маленькой и усталой. Мыши так и хочется: обнять, развернуть к себе и зарыться пальцами в волосы. Слизнуть со щек влагу — Дот всегда улыбалась, когда Мышь это проделывала. (Плакала — и улыбалась; то еще состояние интерфейса). А потом — просто поцеловать, безо всяких, и губы у Дот будут солеными, слегка пахнущими ее энергией — не просто плакала, а кусала их поначалу, стараясь сдержаться... Мышь качает головой. Ей нельзя. Ну само собой, ей нельзя. В конце концов, там же Боб. Друг, нуль ему в глотку. Выживший, вернувшийся, верный. Дот получила то, чего так ждала — словно Юзер взял и швырнул с размаху подарок: на, подавись. Мышь знает, что ей нужно сказать. Такие простые слова, проигранные про себя сотню раз. Точно так же, как и всегда: небрежно-спокойно, негромко-уверенно, надежно-и-правильно. Чтобы Дот и сомневаться не смела, чтобы приняла — как своё. Именно за этим она осталась в Мэйнфрейме, правда? Именно это обещала себе: сберечь. Сдать из рук в руки, как ценный груз — оплаты не надо, дружба-доверие, и прости-прощай. Работа по контракту — привычное для наёмницы дело. Но когда она смотрит в сиреневые заплаканные глаза, с ее губ срывается нечто совсем другое: — А чего ты сама-то хочешь? — Я... — губы Дот размыкаются. Слабый и неуверенный шепот ничуть не похож на голос, каким она отдает приказы. "Я трусиха", — думает Дот. Безнадежная, закомплексованная трусиха — даром, что Command.com. Уставшая терять и надеяться, медленно распадающаяся на пиксели, как цветы — последние цветы Плавающей Точки, которые притащила ей Мышь. Теперь они стоят здесь, в грубой вазе. Дрожат так же, как дрожит внутри самой Дот невысказанное и больное. Но если не сейчас — никогда. — Я... хочу остаться с тобой, — выдыхает она. И мир разбивается. А затем — складывается заново. Уже необратимо другим. Губы подрагивают, стремясь — и никак не решаясь — сложиться в улыбку. Слабую, неуверенную — но всё-таки... А Мышь смотрит на нее — так, словно взломала никому неведомый шифр. "Я должна чувствовать себя виноватой", — думает Дот. Но ее плечи расправляются — на них больше не давит необходимость добавлять новое обязательство, рожденное ожиданием и виной, к памяти о прежней — и нежной — дружбе. Дружбе, которую и так придётся собирать заново — и она хочет этого, но хочет и сохранить — другое и важное, что нашла в самые трудные для себя циклы. — Не тревожься, — усмехается Мышь. — Нам всё равно пока что не до свиданий. Дот качает головой. Мышь помогает ей подняться — и они возвращаются к остальным. Вместе. * Они стоят, держась за руки, на крыше Центрального Офиса. Цифровой пепел летит им прямо в лицо — серыми нитями оседает в волосах Дот и словно сгорает в шевелюре у Мыши. Система рушится вокруг них, и что будет дальше — на то воля Юзера, в доброту которого Дот давно и безнадежно не верит; но Мышь рядом с ней спокойно смотрит в черное небо, и тогда — вопреки всему — ей кажется, что всё еще будет. Тем, чей мир уже разбился на части и склеился, бессмысленно тревожиться о конце света. В конце концов.