Out here in the fields I fight for my meals I get my back into my living I don't need to fight To prove I'm right I don't need to be forgiven. the Who - Baba O`Riley
Осень давно пришла в Сиэтл: на улице значительно похолодало, кондитерские были полны сладостями к Хэллоуину, а маленьких детей просто нельзя было оторвать от красиво украшенных витрин. Везде царила теплая атмосфера праздника; хотелось уже достать из гаража старые маскарадные костюмы и пойти пугать соседей. Но только не Кристу Новоселичу. Он встал ещё до рассвета и после бесчисленных попыток уснуть решил пойти прогуляться по городу. Но Сиэтл даже в ранние часы утра не спал; бары не опустели, шумные компании по-прежнему продолжали буйствовать под окнами домов, а бродяги да попрошайки так и ходили по улицам без цели, туда-сюда. Однако, воздух был чище, чем днём. Кристу даже казалось, что когда он вдыхает его, он словно бы впускает в себя новую неизведанную жизнь. Он улыбнулся своей мысли как-то по-особенному грустно и пошёл дальше. Подул холодный ветер, пробирающий до костей. Он взметнул пыль и листья с дорог, понёс по земле пакеты и бумажки, зашевелил ветви деревьев и, свободный, необузданный, дикий, полетел дальше. Крист не знал, что ищет. Как и большинство людей, он просто плыл по течению и даже не задумывался о цели своего бесконечного плавания. Было времечко, когда он мог позволить себе и такую роскошь, как плыть против течения реки жизни. Говоря откровенно, Крист, сколько себя знал, всегда придерживался этого бешеного режима плавания. Только тогда он не задумывался о том, что делает. Молодость всегда в его понятии ассоциировалась с отчаянием, стремлением изменить строй всего мира и наивной глупостью. У него были причины так думать, собственно, они есть и сейчас. В далеком прошлом, возможно даже в предыдущей жизни (по крайней мере так казалось Новоселичу), встретились два друга с похожими мировоззрениями и увлечениями. Меньшинство людей было способно прочувствовать жизнь и принимать её такой, какая она есть, а эти двое могли, несмотря на свой юный возраст. Их сильно тянуло друг к другу, и они быстро подружились. Можно было говорить о том, что думаешь и не бояться быть непонятым или осмеянным, можно было ломать стереотипы уже вдвоём (или думать, что ломать), можно было делать запрещённые вещи и не чувствовать себя при этом грязным. Восторг и нескончаемый поток жизни в льдисто-голубых глазах, казалось, никогда не иссякнет. Но время шло; кто-то уходил, кто-то приходил, а кто-то возвращался, чтобы опять уйти или прийти уже при других обстоятельствах. Борьба за место под солнцем продолжалась, а два друга уже повзрослели. Точнее, можно было считать их повзрослевшими, но в душе они по-прежнему оставались неукротимыми детьми или буйными подростками с большими мечтами. Потом провинциальный городок сменился на более оживленный и занятой. Менялось всё: место, время и люди. Но кое-что всё же оставалось неизменным – дружба и страсть к музыке. Как-то неожиданно они оказались в красивом, но пустом мегаполисе с уже новым хорошим другом. Год плодотворной работы, и вот внезапный успех нашёл троих товарищей. Затем всё завертелось как в свистопляске: интервью, слава, репетиции, деньги, обязательства, жёны... Ранее неугасающий блеск детских глаз потух, но где-то там, запредельно далеко, Крист верил, ещё оставались остатки былых дней. И он кричал: «Не убивайте бабочку» - кричал всему миру, но, как это обычно бывает, никто ничего не заметил. Все были увлечены лишь копанием в чужих жизнях, выискиванием новых подробностей о популярной тройке. Тогда бабочка стала защищаться, маскироваться и прятаться, но ничто не помогало. Жан-Батист Гренуй отдался толпе, крылья сломались, а рыбу так и не вернули в морскую стихию. Время продолжало идти, продолжали идти люди и что-то искали, а что не знали. Жертву? Смысл? Счастье? Свободу? Уже не имело значения, ведь бабочка была безжалостным образом убита… Всё плавилось, жизнь продолжалась, а Крист так и не смог прийти в себя. Он никогда не был сентиментальным романтиком, страдающим маразмом, поэтому никак не понимал, почему в голове у него постоянно всякие дети и особо буйные бабочки. Новоселич бродил по городу уже давно, и Сиэтл постепенно оживал, заполоняя народом проспекты, машины и офисы. Музыкант решился зайти в ближайший бар, ему было невыносимо оставаться на улице среди серых зданий и безразличных людей. Встретили его там на редкость дружелюбно. Бармен без лишних слов, с приятной улыбкой, налил ему коньяк. Напиваться до потери пульса Крист не собирался, но с радостью выпил бы один-два стакана чего-нибудь крепкого. Здесь было довольно уютно для бара; не дышали дешёвкой и фальшивостью стены и полы, в светильники не бились безобразные мухи, и столы были чисты. За стойкой сидел ещё один мужчина и что-то пил из большой кружки. У него были длинные волосы, и одет он был в льняную рубашку и клешённые джинсы. Мужчина улыбался без причины, а всё остальное время, пока не улыбался без причины, пил и выпрашивал у бармена сигареты, на что тот лишь виновато пожимал плечами, мол «не курю, сэр». Длинноволосый наблюдал за Кристом где-то минут пять, а потом не очень трезвым голосом сказал: - Чего такой грустный, друг? Жизнь ещё только началась, а ты уже такой печальный. Давай выпей чего-нибудь, и всё покажется тебе в лучшем свете. Потом с каким-то особым причмокивающим звуком он осушил свою большую кружку и с непонятным восклицанием типа «Ба-а!» опустил руку на плечо Кристу с силой бывалого бойца. - За тебя, брат! Новоселич равнодушно посмотрел на бродягу и попытался улыбнуться. Но получилась какая-то жалкая пародия на улыбку. Тем не менее, он поднял стакан и чокнулся с мужчиной, который уже успел наполнить новую кружку. - Бармен, музыку, пожалуйста! – попросил длинноволосый. Парень за стойкой сразу побежал исполнять приказание. Тут же включили весёлое беззаботное кантри, из-за чего мужчина стал сначала возмущаться, но потом забыл и про это. - Эх, вот были времена! – говорил он, мечтательно глядя в потолок и не забывая при этом пить. – 60-е, Леннон, Джаггер, Моррисон, хиппи, сходки, цветные фургончики, мир и позитив… А сейчас что? Пришёл этот Кобейн и всё испортил. На этих словах Крист горько усмехнулся и произнёс: - Каждому поколению нужен свой герой. Да и на его счёт можно уже и не волноваться… Ему хотелось ещё сказать много вещей этому бродяге, но отчего-то он смолчал. А тот хиппи выпил всё до дна, помедлив секунду, встал с места и, сложив пальцы знаком «V», ушёл. Потом кантри сменили на что-то более меланхоличное, и Кристу с трудом удалось не заснуть прямо здесь. Поблагодарив бармена, он оставил чаевые и отправился домой. Хотелось тишины и спокойствия, ощущения чего-то родного и тёплого. А всё что он мог получить на улицах Сиэтла – холод и чувство потерянности. «Ничто не вечно, - думал музыкант, - поколение сменяет другое поколение, и каждое новое поколение всё более загнанное, потерянное и жаждущее своего нового спасителя, способного освободить его от взросления и вечных стереотипов». Эти дети правят миром. Дети, прикованные к своему рабочему месту и дому, дети, продающие себя в переулках и подворотнях, дети, запертые в школах и офисах, дети, не желающие признавать то, что они все по-прежнему наивны и глупы, несмотря на такую бессмысленную цифру как возраст. Домой Крист вернулся в совершенно подавленном настроении. Ничего не хотелось делать. За что он ни брался – всё шло наперекосяк. Такое состояние у него было уже давно, и он никак не мог это исправить. Музыкант пытался поиграть на гитаре, но пальцы не слушались, а медиатор просто выскакивал из рук. Крист не занимался музыкой чуть больше года, но он слышал её во всём: в шуме ночного мегаполиса, в разговорах людей, в шуршании карандаша по бумаге. И ему было одиноко. Новоселич попытался как-то приободрить себя, даже похлопал себя по щекам, но и это не помогло. Он пытался уснуть, слушать музыку, читать, рисовать, да всё без толку. Лишь какое-то опустошение внутри. И вот, когда Крист совсем отчаялся и решил просто ничего не делать, кто-то позвонил в дверь. Неохотно он пошёл открывать, особо не надеясь увидеть кого-то близкого. Музыкант очень удивился, когда Дэйв дружелюбно похлопал его по плечу и попросил войти. - Какими судьбами? – улыбнулся Новоселич. Один вид друга поднял ему настроение в разы. - Да мимо тут проходил. Крист предложил ему выпить, но Дэйв отказался, сославшись на то, что давно не пьёт. Друзья прошли в гостиную и, игнорируя диван, уселись прямо на ковёр, как в старые добрые времена. Они молчали несколько минут, а когда это стало невыносимо, Дэйв спросил: - Ты знаешь, какой сегодня день, старина? - Эй, не называй меня так, я ещё не старый! – шутливо возмутился Крист и легонько стукнул друга. – Вроде 31 октября. А что? - Как что? Хэллоуин, чувак, Хэллоуин. Время быть кем-то другим или быть собой - это уже как захочешь ты. Когда-то давно Новоселич очень любил этот праздник. Ещё в Абердине они с Куртом частенько пугали соседей своими выходками, но детей никогда не обижали, потому что понимали, что сами ещё внутри дети. А свои своих не бросают. - Ну и что ты хочешь этим сказать? - Парень, ты ещё чёртов ребёнок, так что тащи свою задницу в гараж и ищи какой-нибудь старый костюм. Заодно и мне прихвати что-нибудь. Дэйв широко улыбнулся и распластался на полу. И вид у него был презабавный: он был даже чем-то похож на пингвина. Крист усмехнулся и направился в гараж, который находился совсем рядом с домом. Тёмное помещение с одним грязным окном и бесчисленным хламом. Здесь стоял запах пыли и времени. Старые вещи: сломанный велосипед, мячи для бейсбола, совсем древние справочники и книги, резиновые шины, заплесневелые обрывки бумаги и тетради – тут даже яблоку негде упасть. Минут пять у Новоселича ушло на поиски выключателя. Две минуты потребовалось на то, чтобы подняться с пола для того, чтобы снова упасть, споткнувшись о собственную ногу. И, наконец, полчаса нужно было для того, чтобы найти костюм. Как это всегда и бывало, искомое лежало на самом видном месте, совсем рядом с дверью. А Крист слепо искал среди груд хлама, в самых укромных и заброшенных углах, не замечая того, что под носом. Освещение было плохое, и полутьма сбивала его с толку. Наконец, он вытащил из-под каких-то старых одеял чёрную накидку. Пока Крист копался в вещах, что-то щекотало ему шею. Но как он ни пытался схватить это нечто, ему это не удавалось. Тогда он проследил за летающим по помещению силуэту и разглядел синюю бабочку. Почему-то Крист счастливо заулыбался. Ему внезапно стало свободно и легко на душе. В голове как никогда ярко зазвучала музыка: магнетические звуки виолончели, завывание гитар, душевные терзания скрипки, - то, чему ему так не хватало. Забылись бессонные ночи, тревоги и ссоры. Когда он подставил ладонь, бабочка без страха села на неё. Совсем мало времени просидела она там, но эти секунды были бесценны и полны ощущения жизни. И длились они одновременно бесконечно долго и неумолимо коротко. У бабочки были большие красивые крылья с чёрными крапинками, и она постоянно ими хлопала. Насекомое не могло долго оставаться на месте; иногда ползало и кралось по руке, забираясь под рукава. Крист впопыхах распахнул запылённое окно, и когда свежий холодный воздух заполнил гараж, выпустил бабочку на волю. Она летела высоко и с достоинством истинного бойца, сильно выделяясь на фоне предгрозового неба. И музыкант знал, что видел её не впервые и ещё много раз наверняка увидит. Он выбежал на улицу, забыв про всё на свете (в том числе и про костюмы) и долго ещё наслаждался её полётом. Бабочка, кусочек синего моря и ушедшего лета, поспешно скрылась за горизонтом. Ветер стих, и начал накрапывать слабый дождик. Крист, не переставая улыбаться, смотрел на небо и словно бы что-то искал. «Бабочка не исчезает без следа, - думал мужчина, - она оставляет не только частички пыльцы с крыльев, но и воспоминания о своём смелом полёте. И полёт этот будет длится ещё долго, я уверен». Пусть небеса были молчаливы и неприступны, ему казалось, что тогда он смог до них достучаться. Дэйв застал друга в мечтательном настроении, с горящими глазами, поднятыми вверх, и счастливой улыбкой на лице. Он молча постоял рядом с ним. Грол точно знал, что прямо сейчас в воздухе витает нечто неуловимое – некий значимый момент, фантазия или наваждение. - Звёзды никогда не пропадают, они прячутся, гаснут, горят, падают, но они всегда с нами. И нет ничего в мире, что могло бы затмить их сияние, - тихо сказал он, боясь спугнуть мгновение. - Также и с душами ушедших в мир иной. Потом друзья забрали из гаража костюмы и вернулись в дом. И каждый из них точно знал, что звёзды ещё долго не погаснут и будут гореть лишь для них. Ну а что насчёт Курта? Человек жив, пока жива память о нём. Полет бабочки продолжался.Cause all of the stars Have fadded away Just try not to worry You'll see them some day Take what you need And be on your way And stop crying your heart out Oasis - Stop crying your heart out