Наваждение

Он делает глубокий вдох и просыпается. Просыпается. Просыпается. Снова дышит, натужно, тяжело, смотрит на будильник и закрывает глаза, надеясь, что наваждение исчезнет. Но ничего не происходит. Садится. Хватает смартфон, прикусывает губу изнутри и шипит по-змеиному — всё тело ломит, и жарко становится, как в аду, больше от ненависти к самому себе и бесконечного стыда, чем от увиденного во сне. В такие моменты держать себя в руках становится невозможно, а холодный душ не помогает так, как хотелось бы, ведь каждый сон, прожитый, как наяву, вгрызается в мозг и расцарапывает себе дорогу к самым потаённым желаниям, которые без маски тяжело принять за обычный бред и обратить происходящее в шутку. Где ты, Мститель? Почему все сообщения, все придирки и все мнимые подстрекательства, почему они пролетают мимо, почему пулями не разрывают плоть, вены, нервы, почему не дробят кости? Дефолт шумно дышит сквозь ладонь и отбрасывает смартфон. Когда это началось? Может быть, с того самого момента, когда взгляд зелёных глаз Пирса зацепился за Джея в толпе незнакомцев? Он был без маски, без своей искусственной брони, защищающей его от реальности, и зрительный контакт проник в память слишком глубоко, чтобы выбросить его из головы. Маркович видит это так, словно встреча произошла только вчера, слишком ярко. Они оба идут по своим делам, дует прохладный чикагский ветер, а в ушах у Дефолта громко играет какой-то жутковатый трек из раннего творчества Danger, перекрывая чужие телефонные разговоры, болтовню прохожих и вой чикагского ветра вперемешку с гулом автострады. Пяти секунд хватает, чтобы с ним произошла необъяснимая метаморфоза, вирусом проникающая в сложный и гениальный системный код его мозга. Ломающий программное обеспечение, грёбанный вирус, придуманный кем-то давным-давно… Глупость? Или, может быть, простой инстинкт, гормоны, бунтарство… Маркович не знает и не хочет знать подробностей этого заражения. Ложится обратно на смятые простыни и прячет лицо в ладонях, смутно припоминая, как в сонном бреду он бормотал чужое имя и всхлипывал. Мимолётные желания сильнее здравого смысла, когда мечты заполняются другим человеком и ядом отравляют пространство, в котором ты живёшь. Воздух, которым ты дышишь. Воду, которую ты пьёшь. Сигаретный дым, который заполняет всё вокруг. Пытаясь спрятаться от снов, Дефолт всё чаще запивает пустоту бессонницы чёрным горьким кофе, держится больше суток, а затем проваливается в забытие, позволяя мыслям-гончим вгрызаться в беззащитное подсознание. Вылавливая самую суть. Джей просыпается. На другом конце Чикаго. Просыпается от того, что его кто-то обнимает, кто-то родной и привычно молчаливый. Мститель. В этом сне нет места животному желанию, есть только тёплый солнечный свет и гора аппаратуры в углу спальни. Есть только обещания и терпкая тишина с привкусом ирландского виски, такая уютная, немного замыленная и успокаивающая. Но… Стоит уловить этот сон и запомнить, как картинка смазывается и растворяется. И Дефолт просыпается. Снова и снова. Снова и снова. По кругу на заевшей пластинке в ритме одного и того же трека. И дышит через раз, скользя ладонью по своей груди и спускаясь ниже. Ниже. Жмурясь от накатывающего волнами наслаждения и стыда, липкого и мерзкого, задыхаясь от ненависти к самому себе. Давай, думает Джей, прокрадись в мои мысли, Пирс. Глубже. Заставь мечтать о поцелуе и о том самом примитивном “большем” на уровне инстинкта. Заставь почувствовать тебя внутри и поймать каждое слово, лишь бы оно запомнилось на долгие годы. Пусть каждое движение обманывает и оправдывает одновременно. Пусть это будет именно так. Маркович открывает глаза. Во сне нет чёткого ощущения реальности, приходится импровизировать и помогать фантазии работать на полную мощность. Он сжимается и стонет, проглатывая чужое имя, произнесённое с намеренным придыханием, и мысленно проклинает себя за откровенные слабости. Ударяет кулаком по смятой простыне и рычит, как дикий зверёныш, пытаясь свои смешанные эмоции облечь в какую-то иную форму, но только не в бессильные и бессмысленные рыдания. Джей старается думать о чём угодно, хоть о той трагедии с отключением электричества, но не получается сменить пластинку. Создаётся ощущение, что ему в мозг действительно запустили вирус. И надо бы забыться, отоспаться, выиграть ещё пару минут до рассвета, пробивающегося сквозь плотные синие шторы, но силы, вложенные в сдерживание собственных бесов, всё ещё подстёгивают его маленькую агонию. Его ненависть и глупое желание наконец-то срастись с крысиной маской, чтобы навсегда замкнуть свою неуправляемую сущность в уютном коконе безразличия. И отчего-то Дефолт смеётся, с трудом сквозь смех произнося последние бранные слова в адрес того, кто стал его кошмаром и наваждением. А потом его обволакивают неоновый свет настольной лампы и густая неопределённость. Как будто остановили фильм на кульминационной минуте. «Ты знаешь, где меня найти, Пирс» — пишет Джей, салфеткой стирая следы своего желания с влажной кожи и спиной прислоняясь к холодной стене. — «Мыши есть, что рассказать лисе :)» Дефолт делает глубокий вдох и медленный выдох. Дрожь постепенно проходит, привычно оседая пеплом в полумрак тесной комнаты. Лишь бы это была не та холодная и безразличная, коматозная реальность, в которой они не поцелуются за стойкой в клубном баре, не примут цифрокайф и не будут работать вместе. А та, в которой Пирс ответит ему на SMS.