Голос с другой стороны

Истошный, отчаянно-радостный визг:       - Смотрите на него! Смотрите!!!       Его подхватывают другие голоса, и меня захлестывает чудовищный ужас, я цепенею от воя тысяч глоток, разрывающего мою голову.       - Умер! Умер!!       Кругом темнота. Я пытаюсь рассмотреть хоть что-то, но знаю, что это бесполезно. И я знаю, что будет дальше – сейчас мою голову взорвет вопль мужчины, вопль, полный безнадежного страха и боли.       Нечем дышать. Бульканье. Хрип. Искра света. И вот он. Крик.       Я кричу вместе с ним, задыхаюсь. Я гибну.       - Смотрите на него!!!!       И затем – стон, тихий, но наводящий ужас, от которого весь воздух выходит из легких, и меркнет боль.       Искра гаснет.       Ты наш.       А затем все начинается сначала. ***       Я проснулась, сотрясаясь в рыданиях, все еще чувствуя, как уходит жизнь из тела. Это был сон. Всего лишь сон. Я села в постели, жадно вдыхая душный воздух, отбросила в сторону намокшую от слез подушку. Подошла к окну, распахнула створки – порыв осеннего холодного ветра ударил меня в лицо, остудил взмокшее тело. Сделав несколько глубоких вдохов, я захлопнула окно, присела на подоконник, глядя на улицу, где блекло-желтый свет фонарей освещал асфальт безлюдного, грязного закоулка.       Эти сны начали мне сниться около месяца назад. Кошмар, в котором все казалось таким реальным, повторялся снова и снова, изменялись лишь детали. Иногда до того, как наступала полная темнота, перед глазами проскальзывало лицо матери, я слышала ее голос, срывающийся на крик, видела трясущийся от ярости отвисший подбородок, и горящие огнем религиозного фанатизма глаза. Бред какой-то – даже сразу после ее смерти мне не снились кошмары. Чего уж там, они не снились мне, даже когда она была жива.       Когда после ее смерти я уезжала из нашего крошечного городка в Вермонте, меня опьяняло головокружительное ощущение полной свободы. Весь мир был открыт мне, и деньги, которые я выручила после продажи нашего маленького дома, казались нескончаемыми, как и дороги, что лежали передо мной.       Теперь, сидя на грязном подоконнике душной комнатушки в трущобах, где я ночевала, я чувствовала, как мало осталось от этой эйфории свободного полета. Месяц назад я приехала, нет, скорее, на крыльях прилетела в Индианаполис, наивно полагая, что в таком крупном городе мне не составит труда устроиться работать журналистом. На деле все оказалось далеко не так просто. Сбережения таяли, а ожидающая меня вакансия, похоже, существовала лишь в моем воображении. Скоро придется задуматься о работе официантки или чего-то в этом духе, но пока я твердо решила отложить этот момент на как можно более долгий срок. Глубоко вздохнув, я слезла с подоконника и вернулась в кровать, чувствуя, что озябла. За стенкой кто-то наигрывал аккорды на гитаре – негромкие, наводящие печаль обрывки мелодии слышались весь вечер и большую часть ночи. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в эти звуки, и вскоре сон вновь унес меня в царство тайн.       Я сидела за столиком в углу, доедая свой ужин и поглядывая на людей, собравшихся здесь сегодня. Все они выглядели довольно сомнительными личностями. Кто-то сидел, беспросветно погруженный в себя, кто-то наоборот веселился и шумел в нездоровом оживлении. В воздухе висел густой сигаретный дым, но дышать еще было возможно – поняв, когда в этой дешевой забегаловке наибольший наплыв посетителей, я старалась приходить раньше, быстро перекусывать и исчезать. Но сегодня уходить не хотелось, не хотелось возвращаться в свою пустую, темную комнату. Хотелось посидеть здесь, просто слушая голоса других людей.       Я взяла себе чашку чая, сжала ее в руках, наслаждаясь теплом. Отхлебнула, прикрыв глаза, а когда открыла, встретилась взглядом с каким-то парнем. Худой, осунувшийся, на пару лет старше меня, с темными волосами, падающими на лоб. Глаза затравленные. Псих какой-то, видно сразу. Навидалась таких за свою жизнь.       Я отвела глаза, быстро, но не слишком, и больше не смотрела в его сторону, но каким-то образом чувствовала, что он с меня не сводит глаз. Прямо сверлит взглядом. И чем дольше я сидела, тем невозможнее мне казалось встать и уйти. Уверенность, что он последует за мной, заставляла меня сидеть, словно я приросла к стулу. Собравшись с силами, я подняла взгляд и мельком глянула в сторону незнакомца – так и есть, темные глаза смотрят в упор. Невольная дрожь пробежала по моей коже. Гребаный псих. Черт возьми! Ну не сидеть же так до скончания века! Бросив несколько банкнот на столик, я встала, и не глядя на парня, быстрым шагом двинулась к выходу. На улице, обернувшись на дверь, я припустила бегом, пробежала мимо стоянки, мимоходом отметив черную машину, выпущенную, похоже, еще до моего рождения и до странного знакомую. Не ее ли я видела вчера под окнами? Не размышляя больше на эту тему, я свернула за угол, и в этот момент меня схватили. Я завопила, пытаясь вырваться, мужская рука зажала мне рот. - Тихо, - произнес незнакомец. – Я сейчас отпущу тебя, но пожалуйста, не кричи и послушай меня.       Я медленно кивнула, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди, и незнакомец действительно ослабил хватку. Я сжалась, ожидая подвоха вроде ножа меж ребер, но он отпустил меня. Я обернулась. Долговязая худая фигура, белая рубашка. Темные запавшие глаза знакомого психа смотрели на меня выжидательно. Я перевела дыхание. От ужаса мне чуть не стало дурно. Улица была совершенно безлюдной. - Не бойся, - сказал он. – Прости, что напугал тебя. Я просто хочу поговорить.       Ага, подумала я. Восхитительно. - Хорошо, - я постаралась произнести это так, чтобы не выглядеть ни чересчур напуганной, ни чрезмерно дружелюбной. – Я тебя слушаю.       Парень замялся. Неожиданно чуть улыбнулся, откинул волосы со лба и стал совсем нестрашным. Этакий выпускник Гарварда или на худой конец Стэнфорда. Диплом с отличием. - Я сейчас расскажу тебе кое-что странное… Но ты должна поверить мне. Пожалуйста.       Хорошее начало, мрачно подумала я. - Я слушаю тебя, - осторожно повторила я, отступая еще на шаг. Парень кивнул, отвел лицо в сторону, словно собираясь с мыслями, и в этот момент я рванула по темной улице, вопя во все горло. Не прошло и нескольких секунд, как он снова схватил меня, я ощутила странный едкий запах, заорала еще отчаянней, кусаясь и вырываясь, но тут к моему лицу оказалась прижата какая-то тряпка. Едкий запах ударил в ноздри, я рванулась изо всех сил, и вдруг с ужасом поняла, что отключаюсь.       Я пришла в себя в какой-то комнате, лежа на кровати. Голова болела невыносимо, и тошнота накатывала отвратительной волной. Сознание мутилось. Стараясь не подавать виду, что пришла в себя, я осторожно осмотрелась. Комната была пуста, занавески задернуты, на прикроватной тумбочке горит лампа. Паника захлестнула меня, и разогнавшееся сердце вновь погнало по жилам наркоз. Я глубоко вдохнула. По крайней мере, я не связана. Это уже многое. В замочной скважине чиркнул ключ, и я замерла, глядя, как открывается дверь. Псих, войдя, несколько смущенно посмотрел на меня. - Я очень извиняюсь. Но это было необходимо.       Я промолчала. Моя сумка лежала на стуле у двери, а в ней, в боковом кармане, складной нож. - Сожалею, но нож у меня. Я отдам его, когда ты будешь уходить.       Значит, в его планы все-таки входит отпустить меня? Сомнительно. В кино психи тоже до поры до времени бывают вежливыми и доброжелательными. Главное, не злить его.       Парень присел на стул напротив меня. - Дэйна, да?       Я кивнула. - Меня зовут Сэм. Я не причиню тебе вреда.       Я молча смотрела на него. - Скажу сразу, мне нужна твоя помощь. Поэтому ты здесь. Дело в том, что мой брат… Понимаешь… Он хочет что-то сказать мне, но слышать это можешь только ты. Ты поможешь мне? - Я постараюсь… То есть если это будет в моих силах…       Парень, назвавшийся Сэмом, кивнул. - Ты сможешь. - Откуда такая уверенность? – я постаралась, чтобы вопрос звучал как можно дружелюбней, но сарказм все же прозвучал в моем голосе. - У меня было видение, - буднично ответил он. - Ага, - медленно произнесла я. – Вот как. - Да. И в нем была ты. Ты каким-то образом знаешь, что происходит с моим братом. Ты понимаешь, о чем я? Может быть, какие-то видения? Или сны?       Я чуть вздрогнула, и это не укрылось от его внимательных темных глаз. Я помедлила, не зная, как отвечать, чтобы не спровоцировать его, и наконец сказала: - Может быть, ты скажешь мне, что с твоим братом? Он в беде? Ты знаешь, где он сейчас?       Щека молодого человека чуть дернулась. - Он умер.       Я похолодела. Вот, значит, как. Этот парень почему-то решил, что я могу стать приемником, транслирующим сигналы с того света. Он встал, заставив меня замереть от страха, подошел к лежащей на полу сумке, достал оттуда кусочек картона, протянул мне. Я осторожно взяла фото из его рук. На снимке навеки был навеки запечатлен молодой мужчина. Ухмылка, мужественное нахальное лицо. На брата похож, как я на Мону Лизу. - Узнаешь?       Я вздрогнула. Посмотрела ему в глаза и как можно мягче произнесла: - Прости, Сэм. Я никогда не видела его.       Парень, казалось, задумался. Я молча смотрела на него, ожидая вспышки ярости. Но он лишь проговорил: - Дин. Его зовут Дин Винчестер.       Я с сожалением покачала головой. - Должно быть что-то, - он опустил лицо на руки, и я против воли почти испытала к нему сочувствие. Отведя глаза, заметила на столике бутылочку с надписью «хлороформ». Он заметил мой взгляд, на лице появилось подобие улыбки. - Осталось с прошлого дельца.       Я промолчала, не зная, как реагировать на это жутковатое высказывание. Следующие его слова не добавили мне оптимизма: - Мне жаль, но ты должна будешь побыть здесь, пока мы не найдем связь между тобой и Дином. *** - Что это еще за чертовщина, - пробормотала я, перелистывая измятые страницы старого блокнота, точнее, рукописного учебника оккультных наук. Похоже, он действительно верит во все это. Сверхъестественное. Даром, что ли, он насыпал соль под дверь и окна? Хорошо хоть чеснок над кроватью не повесил.       Шел третий вечер пребывания в этой комнате, и я начала понимать, что мне придется что-то придумывать. Сэм не проявлял признаков агрессии и склонности к насилию, он просто приходил и уходил, задавал разные вопросы, приносил еду. Но отпускать меня явно не собирался. Значит, надо выдумать что-то. И это «что-то» должно быть достаточно убедительным, чтобы сойти за правду.       Вода в душе выключилась, и я быстро сунула блокнот обратно в сумку и села на кровать с отсутствующим видом. Сэм вошел в комнату, к счастью, полностью одетый, присел рядом. - Дэйна, - сказал он. – Я не сказал тебе о Дине всего. Он не просто умер. Он в аду. Именно поэтому так важно, чтобы ты помогла…       «Искупление!» – зазвенел в моей голове голос матери. «Лишь искупление спасет тебя от адовых мук!»       Видимо, на моем лице отразилось что-то, потому что Сэм умолк. Я подняла на него глаза. Сейчас, когда я почти убедилась, что он не причинит мне вреда, я впервые заметила, какой измученный у него вид. Не просто измученный. Выжженный. - В аду? – как можно более мягко переспросила я. – Сэм, почему ты думаешь, что твой брат именно там? Уверена, он не был настолько плохим человеком… - Я не думаю. Я знаю.       Бесконечная убежденность, читающаяся в его лице, чуть не заставила меня нервно рассмеяться. Неожиданно меня охватила злость. Хватит. Надоело. Я слушали эти бредни слишком долго. - Я не верю в эту чушь. Слышишь меня? От таких разговоров меня тошнит. Рай, ад, грехи, искупление – все это дерьмо собачье! Понял?!       Как только я выпалила все это, меня охватил страх. Сглотнув, я взглянула Сэму в лицо. От выражения его глаз мне стало нехорошо. На миг с легким головокружением я подумала, что Сэму очень, очень хочется, чтобы мои слова были правдой. Миг прошел. Сэм промолчал, не впал в ярость и не убил меня на месте. Просто молчал. - Иногда мир… не совсем такой, как нам кажется. Не такой, как хочется верить, - затем произнес он. – Ты можешь не верить мне, но Дин в беде. Только ты можешь передать мне то, что он хочет сказать.       Я молча покачала головой. Приближалась ночь. За окном выл ветер. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы сейчас дверь распахнулась, в комнату влетели полицейские, а я бы продолжила жить собственной жизнью. Такой простой, обычной, повседневной жизнью. Когда не происходит ровным счетом ничего… И это, оказывается, просто чудесно.       Перед тем как лечь спать, Сэм по обыкновению пристегнул мою руку наручниками к спинке кровати, опасаясь, - совершенно справедливо, - что я сбегу или, чего доброго, прирежу его во сне. Когда он сделал это в первый раз, я от ужаса едва не сошла с ума и умудрилась до крови укусить за плечо. В принципе, спинку кровати можно было сломать, но бесшумно это сделать нельзя. Первое успокаивало меня, а второе – Сэма.       Лежа в темноте и слушая, как он ворочается с боку на бок, я думала о том, как придумать убедительную ложь о загробной жизни Дина. Я не могла понять, что хочет услышать Сэм, не могла понять, что могло бы успокоить его больную психику и не вызвать подозрений. Думая об этом, я постепенно погрузилась в сон.       Душно. Нечем дышать. Я ничего не вижу – вокруг непроглядная чернота. Страх. Звуки вокруг. Дыхание перехватывает. Вновь слышны ужасающие, нечеловеческие голоса: - Смотрите! Смотрите на него!!!       Мужчина кричит. Безысходность и ужасающая боль рвут меня, и я кричу вместе с ним. Умираю вместе с ним. - Смотрите на него!!       Визг и хохот, а сквозь них – снова крик. Я плачу от безнадежности. На этот раз я понимаю – в крике звучат слова. Бульканье. Хрип. Искра во тьме меркнет. Откуда-то издалека звучит другой голос: - Что?.. Дэйна, что?..       Я выныриваю из глубин кошмара, снова становлюсь собой, понимаю – это был сон. Для меня - только сон. Сэм трясет меня за плечи. Я смотрю ему в глаза. - Дэйна? - Он кричит, - слышу я свой голос, и у меня самой от его звука бегут мурашки. – Он кричит: «Сэм! На помощь, Сэм!!» ***       Мы стояли посреди улицы в желтоватом свете фонарей. Дул пронизывающий ноябрьский ветер, кружа опавшие сухие листья. Я посмотрела на Сэма, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Во всем его облике чувствовалось что-то ужасное и зловещее, и я знала, когда это пришло. Боль потери нельзя забыть, нельзя ничего исправить. И нет ничего хуже понимания, что твоего близкого постигло нечто худшее, чем смерть.       Очередной порыв ледяного ветра заставил меня поднять воротник куртки. Мы молча посмотрели друг на друга и не прощаясь, разошлись прочь. Перед каждым из нас лежал свой жизненный путь.