Будущего нет.

Давящая атмосфера. Юноша смотрит ввысь, на темные, пропахшие плесенью, потолки помещения, смотрит на внушающие колонны, которые будто бы сжимают в свои тиски. Он видит бетонный пол, холодный и пыльный, по которому то и дело бегают пищащие существа – маленькие мышки. Они смотрят на парня своими красными бусинами глаз, и выглядит это несколько жутко. Паук вновь плетет паутину, кажется, что в одиночной камере он был единственным проводником на волю. Нити паутины свисают по плотной, кирпичной стене, и обхватывают довольно внушающее расстояние. Парень безвольно сжимается в тени, где на проваленных кроватях он проводит все свое время, свернувшись в клубок и думая о чем-то отстраненном. Его не пугает, что от внешнего мира его отделяет решетка на окне, сквозь которую пробивался блеклый свет. Он не глядит на пустующий коридор, по которому время от времени скользит, похожая на змеиную, фигура надзирателя, следящего за поведением осужденных. Время от времени он открывает глаза, чтобы взглянуть на небо за оградой, на солнечные лучи, греющие его тело своим обжигающим как пламя дыханием. Но затем вновь закрывает их и проваливается в сладостную негу. Во сны, в которых он видит ее образ – белое пышное платье, достойное ее величества, стан, устоявшийся с годами, и длинные, золотистые волосы, ниспадающие на спину. Ее тонкая фигура устремляется вдаль, туда, куда ему не было дороги. Его путеводная звезда исчезает в пучине сознания, он теряет ее из виду, и пред ним раскрывается лишь темная мгла, пустое место, в котором он не находит себе покоя. Он не имеет права следовать за ее ослепительным светом, он может только тянуть свою руку в никуда, стараясь дотянуться до того, что не принадлежало ему изначально. Вот он вновь раскрывает глаза. Он не замечает течение времени, которое неумолимо проходит, забирая драгоценные моменты его жизни. Интересно, что бы мог сделать заключенный за то время, которое он находится в заточении? Неважно, самое главное – он мог бы насладиться морским прибоем, свежим воздухом, щекочущим ноздри, и движением мира, который, так или иначе, меняется с каждой секундой. Качающиеся волны, подыгрывая облакам, скрывают все пеленой голубизны – он тонет в мире, который был создан шальным сознанием. Так вот каково оно, видеть Терру в своих мечтах, представляя ее миром, в котором нет ограничений. Но его размышления часто прерываются голосами, исходящими из соседних камер – преступники свободно переговариваются через свои темницы, словно узники, так и не смирившиеся со своим несправедливым наказанием. Они говорят на языке, непонятном для юноши из богатых сословий, точнее, обитающего преимущественно среди интеллигенции. Они говорят на языке, называемом «чужой». Но для самого юноши весь мир кажется чужеродным, не принадлежащим ему. У него нет «дома», в который он может вернуться, у него нет ничего. Но была она, та, кому он посвятил всю свою жизнь. Как? Как ему стать счастливым, когда он не видит ее, не вдыхает лавандовый запах ее волос, не смотрит на ее хрупкое тело, не держит за руку, не чувствует тепла. Он не забывает ни одной черты ее лица – красивые, тонкие губы, добродушное выражение лица, голубые, как небосвод, глаза, бледная кожа. Принцесса, спасшая его от гибели в раннем детстве. Богиня, которую он любит, которую почитает. Он не допускал ни одной мысли о том, что если бы он ее не знал, то его трагичная судьба обернулась другой стороной медали. - Слэйн Троярд, пройдите со мной. Надзиратель отворяет железную дверь ключом и надевает на преступника наручники. Сковывающая преграда не дает коснуться пыльной стены в последний раз. Юноша чувствует, что видит это место, свою камеру, в последний раз. Возможно, в последний раз. Он провожает взглядом паучьи сети, маленькую мышку, тихо попискивающую в камере, и заключенных, все так же выражающихся некультурным языком, используя слэнг. Его губы трогает легкая улыбка. Он видит насколько лицо охранника переполнено ненавистью и презрением, он чувствует, как его толкают вперед, а он только смотрит лазурными глазами на людей, которые будут гнить в тюрьме до конца своих дней. Он идет по бесконечно-длинному коридору, преодолевая поворот за поворотом, видит множество решеток, за которыми стонут от боли заключенные, и ощущает, насколько сперт воздух в этой тюрьме. Бывший граф Слэйн Зацбаум Троярд морщится от неприятия и молится Богу лишь об одном: «Убейте меня уже». Он помнит, что сказал это еще в тот день. Но Ассейлам искренне желала спасти его от участи, она не хотела, чтобы он страдал, а в итоге… оставила его мучиться здесь, на Голубой планете, полной отморозков, желающих ее смерти. И окончательно оставила его, Слэйна, окунувшись в свою новую, безоблачную жизнь. Слэйну говорят остановиться. Он смотрит на внушающую страх пыточную, больше напоминающую мясокомбинат, на котором заживо режут людей вместо свиней. Троярд сдерживает позывы рвоты, но не может зажать рот руками, потому как его руки плотно скованы, он продолжает смотреть на кашу из человеческого мяса и до боли кусает свои губы, чувствуя металлический привкус крови на своем языке. Отвратительно и бесчеловечно. - Еще одна подопытная крыска пришла. Он смотрит на собравшихся вокруг него людей – они похожи на кучу мусора, которому некуда девать ценные минуты своей жизни. Одежда на всех одна и та же - больничный белый халат. Главный «доктор», больше всего рассматривающий свою новую игрушку, довольно кивает и дергает жертву за наручники. Равновесие теряется, и баланс разрушается в один момент. Троярд неустойчиво наклоняется в сторону, после чего чувствует сильный толчок и падает на пол, зажмурив глаза. Он нащупывает нечто мягкое. Он скользит по чему-то собственными пальцами, запачканными в вязкой жиже. Он распахивает глаза и глухо хрипит, видя на ладонях чужую кровь, заливающую всю пыточную, и обрубки тел, лежащие под ногами этих монстров как ненужные куски мяса животного. Надзиратель с ужасом в глазах дергается к выходу и покидает комнату пыток, оставив новую жертву наедине с палачами. - Смотри-ка, он неплохо выглядит. Сухие, бездушные глаза вторят друг другу неясные фразы, которые Слэйн не стремится понимать. Ему хочется разрушить все, ему хочется убить этих монстров, или же просто разрыдаться. Все, что угодно, только бы не видеть стены, покрытые людскими кишками, и столы, к которым прикованы несколько жертв, все еще дышащих, но их дыхание было настолько слабым и рваным, что это больше казалось мучением, а не жизнью. Лучше бы они откусили себе язык, чем продолжали чувствовать эту леденящую слабость в теле, дичайшую боль. Все равно, в конце концов, они умрут от банальной кровопотери, ведь у половины из них уже отсутствуют руки и ноги. Троярд проявляет свою слабость и зажмуривает глаза. Будь что будет, но он ни за что не откроет их, ибо не хочет видеть надменные лица и окровавленные тела мучеников. «Это мое наказание, Химе-сама?» Слэйн задает этот вопрос в пустоту, надеясь, что письмо достигнет своего адресата. Она хотела спасти своего друга, но в итоге сама забыла о его существовании и оставила здесь, на произвол судьбы, медленно и мучительно умирать, как и все эти преступники. «А были ли они таковыми?» Вновь задает сам себе вопрос юноша и сам же знает ответ на него. Слэйн чувствует, как его приподнимают за локоть и ведут к одному из столов. - С ним будет не весело, он же слабак. Вполне может умереть от одной царапины. Да и вообще, нам велели не трогать его. Он раскрывает глаза. Видит, как освобождают от наручников и тут же заламывают руки за спину. Мальчишка восемнадцати лет отроду терпит боль, плотно сковав зубы, тем самым показывая, что так просто не сдастся. Один из «врачей» или же, лучше сказать, палачей, хватает его за волосы и впечатывает лицом в стол. Из носа течет свежая, алая кровь, которая засыхает на губах. Он не разбит, но как минимум повреждения будут. Но Слэйн чувствует, что это лишь начало. Затем сдерживающие руки нависающих над ним людей разворачивают его и грубо вталкивают на стол, приковав плотными наручниками с длинной цепью, видимо затем, чтобы жертва могла брыкаться, а не просто распласталась на операционном столе. Троярд вновь закрывает глаза. Он оказывается в другом мире, мире, где нет боли, он настигает образ Ассейлам и хватает ее руку, прижимая к себе, со слезами на глазах шепча слова о любви. Он хочет сказать, как сильно любит ее, как желает никогда бы не отпускать и чувствовать ее тепло. Слэйну не нужна взаимность, все, что он хочет, это чтобы принцесса всегда была счастлива и была рядом, больше ничего. Но в тот момент немного эгоистичное желание вырвалось из всего его существа – он словно обезумевший прижимает хрупкое тело к себе и с подступающими слезами умоляет ее остаться навечно. Вот так, среди голубого простора, среди небосвода, по которому плывут огромные, кучные облака, и солнце, прогревающее воду, они стоят лишь вдвоем, обнявшись. Платье Ассейлам очевидно намокает от приливной волны, хотя она и приподнимает его полы, а форма Слэйна оказывается в воде по колено. Они смеются и направляют взгляд на широтный горизонт, туда, куда они стремятся уйти, далеко от всех… оставив все и вся позади, идя вечность вместе. Если бы этой мечте было суждено случиться, Троярд бы ничего больше не просил у Бога. Затем… режущая боль заставляет его очнуться от своего сна и вновь увидеть безразличные лица палачей. - Что будем делать сначала? Это же все-таки пытки, может, вырвем ему ноготь? Слэйн раскрывает глаза. Он не понимает, почему нельзя убить мгновенно, перерезать вены, а уже затем расчленять на части. Но мучителям нравится не понятие «убийство», а скорее сам процесс. Они с удовольствием слушают человеческие крики, ассоциируя их с резкой свиней. Ком встает в горле, тело бьет дрожь, страх вперемешку с ненавистью сливается в танце и смешивается во всеобщий коктейль, а сердце бьется с такой силой, что готово разорвать грудную клетку. Троярд невольно дергается, цепи звенят, оповещая о побеге пленника, а взгляд его натыкается на множество приспособлений для пытки. Слэйн слепо верит, что если закрыть глаза, будет легче. Если и терпеть пытки, то не видя того, что они творят. Он уже пережил многое ранее, поэтому не боится, скорее испытывать боль на себе вошло в его своеобразную привычку. Граф Крутео не раз прибегал к наказаниям, которые несли за собой чуть ли не летальный исход, поэтому он вполне мог привыкнуть и к этому. И вдруг… резкая боль в руке, и мучители довольно улыбаются. Наполовину выдранный ноготь, вот и все, что Слэйну посчастливилось увидеть. Так легче. Он слышит свой собственный крик, молящий о пощаде, но его затыкают, любезно втолкнув кляп в рот. - И что? Нам больше ничего нельзя с ним делать, только отрывать незначительные части тела? Осведомляется один из них, после чего крепко сжимает лицо юноши, давя грубыми пальцами на скулы. Тяжелое, рваное дыхание лишь учащается, и Троярд чувствует, как грудь раздирает бешеная боль побочного эффекта. Они определенно что-то ему вкололи, так как его тело содрогается в конвульсиях, а все накопленное в желудке с новой силой подступает к горлу. Но, даже пребывая в состоянии между осознанием произошедшего и полным отсутствием какой-либо реакции, блондин отчетливо слышит повторенную ими фразу вновь: «Не вредить ему». Одна эта мысль заставляет его успокоиться, так как он всем своим существом верит в то, что эта просьба исходила из уст принцессы. Никто, кроме нее, не мог попросить об этом. Больше никого не волновало благополучие Слэйна. Даже если бы и был такой человек, Троярд предпочитает верить в то, что это была инициатива его возлюбленной. - Обеспечим ему «удачную жизнь». Повредим ему пару костей на ногах и перережем сухожилия, чтобы больше никогда не встал на ноги. Как думаете, понравится ли ему жить инвалидом? Один из мужчин, тот, кто на вид старше всех, проговаривает эту фразу абсолютно сухим голосом, от которого по телу невольно проходит очередная волна неприятия. Этот… явно опытнее всех. Он берет в руки скальпель и подносит его к бледной коже Троярда. От удивления, или скорее от неверия, Слэйн не моргает, следя за тем, как тонкое лезвие очерчивает линии на его тонкой коже. Из поврежденных ран, где скользит острое орудие, вытекает сочная алая кровь маленькими, трудно различимыми струйками, а лезвие продолжает чертить следы на его коже от коленного сустава до основания стопы. После чего мужчина замирает и, оставив орудие в руках, очевидно задумывается. Резко в глазах темнеет. Парень мычит, когда плотное лезвие сильнее вонзается в его плоть и разрезает несколько мышечных тканей. Он задыхается, поперхивается подступившей к горлу слюной и мечется по всему операционному столу. В глазах стоит влага, текущая по лицу. Глубже. Он чувствует, как скальпель достает до уровня кости, а затем его резко вынимают, а нога, прежде незапятнанная кровью, оказывается покрытой алым цветом на определенных участках. Но тонкое и острое лезвие приближается к цели – и вот одним мощным рывком перерезает сухожилие на ноге Троярда. Он не знает, как закричать, как сдержать эту боль, а только чувствует, что в желудке все сворачивается от невообразимой боли. Со вторым проделывают ту же процедуру – тонкое лезвие проскальзывает внутрь, разрывая кожу и мышечные ткани, а после «палач» вновь делает несколько резких рывков в нужном месте… и кровь заполоняет операционный стол. Безвольное тело Троярда оседает, и он теряет сознание от боли. … …. Где… я? Сознание плывет. В голове мутнеет, неясные образы, расплывчатые пятна. Холст залит ненавистно-оранжевым цветом. Кровавые следы рук. Человеческих рук. Голубые просторы съедены яркими цветами, что жгут глаза почти как солнце. Троярд не выдерживает и обрушивает крик в пустоту. Красный заливает его собственное лицо. Лицо принцессы, держащей его за руку. Красный всюду. Стекает по кончикам его пальцев, покрывает его одежду. Небеса проливают кровавый дождь на него, вновь теряющего ту заветную мечту, которую так давно хотел достичь. Он плачет. Просто так. Не потому, что больно, а потому что с каждым вздохом в душе становится пусто . Потеря кого-то важного. Неясные образы, переходящие в кровавую баню. Он вспоминает ошметки человеческих тел – обрубленные пальцы, глазные яблоки, ноги, отделенные от тел, и сами расчлененные тела, в которых все еще сохранялось прежнее человеческое тепло. Слезы устремлены в никуда, но когда они касаются земли, он чувствует, как кроваво-красный цвет исчезает, и перед ним вновь предстает ненавистное оранжевое полотно. Никуда не скрыться. От собственных страхов больше не убежать. Холодный дождь моросит по телу, он стоит, смотря в пустоту, оставаясь нечто, отдалено напоминающее человека, скорее похожее на куклу, которая никогда не умела чувствовать. Нить разума обрывается, и его взгляд, устремленный в горизонт, теперь охватывает только кромешную мглу. Ведь там ничего и никого нет… Он прижимается к чему-то теплому и греющему, то, чего ему не хватало уже больше полугода, и судорожно хватает что-то, пытаясь приблизить к себе источник тепла немного сильнее. Только бы чувствовать. Только бы не перестать дышать в унисон с другим ровным дыханием, которое никак не колебалось, восстановить сердечный ритм, как и у человека, спокойно положившего руку ему на голову. И только после этого… Слэйн с трудом открывает лазурные глаза, под которыми отчетливо виднеются серые круги от недосыпа, и видит перед собой не того человека, о ком мечтал, не того, кому мог бы рассказать о своей боли. - Оранжевый? Инахо замирает и удивленно смотрит на блондина вопросительным взглядом карих глаз. - … Они тебе еще и мозг повредили? …. Инахо проходит через серые коридоры тюрьмы. Освещения в здании практически нет, поэтому своим единственным глазом он с трудом мог отслеживать действия охранника. Тяжелая поступь надзирателя играет на нервах Инахо. Кайзука следит за каждой секундой, потому как даже одна драгоценная единица времени могла бы быть полезной ему. Будучи человеком рациональным, он отвергал любую вероятность того, что люди могли тратить время на такую ересь как тихий шаг или длительный сон. Во всем должен был быть собственный распорядок, даже движения должны быть рассредоточены так, чтобы не стоило утруждать себя лишними действиями. А так же имея стратегический склад ума, Кайзука-младший быстро поднимался по карьерной лестнице и сейчас являлся влиятельным человеком, способным заставить «ходить по струночке» здешних справедливых надзирателей, которые раздирали людей в клочья за одно колкое слово. Очередная проверка, ничего более… но он здесь совершенно по иной причине. Он с замиранием сердца жаждет увидеть кое-кого. Почему же? Ответ кроется в глубине подсознания самого Инахо. Может он просто хочет посмеяться над бывшим врагом? Нет, скорее желает насладиться лицом, полным боли и отчаяния, корящим себя. Именно. И больше ничего. Инахо ускоряет шаг. Налитые свинцом железные двери с легкостью поддаются ему. Когда он входит внутрь, то видит на инвалидном кресле человека, склонившего голову в сторону и мирно спящего. Его грудь вздымается медленно, тихое, успокаивающее, как колыбель, дыхание - эквивалент тишины. Бледный юноша сидит, чуть опираясь на кресло, качая головой в такт своему собственному сердцебиению. Неудобно спать в такой позе, Инахо прекрасно понимает это. Тонкие губы блондина складываются в одну тонкую линию, он посапывает, чуть двигая ими во сне. Пушистые длинные ресницы привлекают к себе внимание. Тюремная форма совершенно не портит юношу, напротив, делает его ближе к простому человеку. Копна белокурых волос с каждой новой встречей отрастает, сейчас касаясь уровня плеч. Кайзука вдыхает и спокойно проходит внутрь. Он слышал, что недавно в этой тюрьме орудовала банда нелегальных докторов, которые на самом деле являлись простыми надзирателями и просто издевались над заключенными, расчленяя их. Конечно же, они заплатят выкуп и их отпустят, ведь коррупция не исчезнет никогда, но Инахо был хотя бы немного рад тому, что они не пренебрегли его предупреждением не трогать этого человека. Хотя… то, что он лишился возможности ходить… поистине печально, но за это преступники отплатят. Присягая себя на этой мысли, Инахо внезапно осознает всю глупость своих мышлений и приседает на корточки, любопытно разглядывая лицо сонного парня. … - Оранжевый? Тихий голос, сопровождающийся неуверенностью, и Инахо, который удивляется такому повороту событий. Когда он пытается рассмотреть лицо чуть ближе, чужие руки впиваются в его форму, угрожающе плотно стискивают пальцы на плечах, и сам беловолосый юноша утыкается носом в плечо Инахо. Парень с удивлением замечает, что чувствует на своем плече влагу, и лишь потом аналитически понимает, что это были слезы. А затем… это резкое отстранение и вопросительное обращение ставят точку на понимании Кайзукой ситуации. - … Они тебе еще и мозг повредили? Задает он прямолинейно вопрос, не скрывая удивления. Инахо смотрит в лазурные глаза, которые наполнены болью и отчаянием, и поднимается на ноги. Кайзука невольно вспоминает слова принцессы, сказанные ему в тот день. «Спаси Слэйна…» Но понимает, что чисто теоретически это не реально. Хорошо, что принцесса не знает о том, что Слэйн Троярд жив, иначе Кайзуке было бы сложнее выполнить свое обещание. Сделать так, чтобы Троярд не чувствовал боли, невозможно. Гнить в серости тюремной камеры само по себе худшее наказание, которое можно было придумать, без общения, в гордом одиночестве с пропахшими плесенью камерами - Кайзука считает, что за все грехи такое искупление самое правильное, но просьба к нему была не такой. Его попросили спасти, а это значит… облегчить боль этого человека. Невозможно. Вновь повторяет про себя солдат Земли. Без Ассейлам на бледном, почти мертвом лице никогда не расцветет прежняя улыбка. Это Инахо прекрасно понимает. Для счастья одного человека нужно пожертвовать своим, Слэйн давно шагнул первым, благодаря нему Ассейлам сейчас счастлива, но… сам Троярд никогда не получит желаемого, потому как чисто гипотетически это не реально. - Похоже, снова не хочешь есть. Ничего не поделаешь, придется заставить. Ты же знаешь, Сейлам не желала бы тебе такой жизни… Его холодный тон пронзает тишину. Сам Кайзука абсолютно равнодушно смотрит на молчащего собеседника и подмечает, что из удивленного его состояние переходит к раздраженному. - Да какой еще жизни! Ради этой жизни я должен все это терпеть?! Хватит издеваться! Вы, жители Земли, все такие… эгоистичные твари, находящие удовольствие в боли других. Поэтому я не обязан жить по тем правилам, что вы мне навязываете. На последних фразах прерывистый голос становится спокойным. Блондин берет себя в руки и сильнее сжимает перила кресла, его пальцы дрожат, нервные окончания в теле все равно выдают легкое напряжение, которое он унять не в силах. Будь его воля, юноша бы наверняка уже ударил стену, но он упрямо косит взгляд на бетонную дверь, не желая видеть человека по кличке «Оранжевый». - Прекрати. Если бы Сейлам слышала тебя, она бы не была рада таким словам. Ты же знаешь, она верит в твою любовь к Земле. Слэйн и в самом деле любит Землю. Еще с самой молодости он желал узнать о своей Родине все. Он знает, что небо и моря на Земле имеют голубой цвет, красивые пейзажи, которыми наполнена Голубая планета, манит своим величием. В те дни молодости Троярд пытался узнать все не только об устройстве земли, но и о тех, кто ее населял. Цветущие плоды наполняют эту прекрасную планету, жизнь в самом ее разгаре – вот, что хотел узнать Слэйн. Он ведь пытался узнать все об организмах, что проживали на этой планете, но побывав на Земле однажды, он не только разочаровался в ее великолепии, но и понял, что люди ужасны. - Слэйн Троярд. Произносит Кайзука, видя на лице юноши отчаяние. В одно время ему хочется видеть на искривленном болью лице больше эмоций. Ему нравится, что Троярд похож на запуганного котенка, который только и мог, что щетиниться на человека и искать спасения, но в другое время Инахо помнит о той просьбе Ассейлам и даже представления не имеет, как должен исполнять это самое обещание. - Ты любишь Сейлам? Задает он вопрос. Слэйн ошарашен. Он бледнеет, кожа, похожая на мертвеца, вспыхивает пунцовым румянцем, блондин хватается за края своей рубашки и чувствует, как пульс начинает учащаться. Откуда Оранжевый может это знать? Неужели все так очевидно? Да, ведь в лазурных глазах юноши всегда пылал огонь восхищения к юной деве. Она, добрая и проницательная девушка, видит всю красоту мира, подмечает лишь положительные стороны мира, она живет где-то там, вдалеке от всех, Слэйн не может достичь ее рукой, хотя и пытается. - Я не обязан отвечать на этот вопрос. Грубо отвечает Троярд, отведя взгляд в сторону. Он чувствует психологическое давление со стороны противника, который сверлит его постоянно, не отрывая взгляда темных карих глаз. На лице Кайзуки нет эмоций, он похож на запрограммированную машину, в которую заложен механизм дальнейших действий. Его характер не поддается человеческим меркам, те, кто полностью посвятил себя войне, не могут дать слабины своему разуму, ведь если они хоть на секунду ослабят бдительность, не смогут рационально смотреть на вещи со стороны. - Сейлам желает тебе лишь счастья. Констатирует факт Кайзука таким же абсолютно холодным и равнодушным голосом. - Заткнись! Да что ты знаешь о чувствах Химе-сама? Ты можешь гарантировать это? Ты пришел к выводам, расценивая ее слова как главенствующий фактор! Нет, ты вообще когда-нибудь замечал, что она чувствует к тебе, ублюдок? Слэйн не сбавляет тональности, его слова четки и понятны, но в то же время он вкладывает в эту фразу всю ненависть к Оранжевому, он гневается, сжимает руки в кулаки и очевидно подрагивает, с трудом сдерживаясь, чтобы не выказать всех своих эмоций наружу. Кайзука же на это обвинение даже не реагирует. Холодный взгляд по-прежнему направлен на самого Троярда, равнодушное лицо напоминало пустышку, у которой не было мыслей. - Нет, чувства - иррациональный фактор, который не поддается логике. Я не должен… Инахо впервые запинается. Он не знает, что говорить дальше, молодой юноша сам уничтожил свою жизнь, предпочитая смотреть на мир скептически и не поддаваясь банальным человеческим эмоциям. Замерев от непонимания слов человека пред ним, Инахо прикладывает руку к подбородку, пытаясь осознать, о каких чувствах говорит Троярд. - Почему… почему именно ты? Химе-сама достойна большего счастья. Оранжевый вновь не знает, что ответить. Когда речь заходит о вещах, которые он не в силах постичь, Инахо просто замирает и смотрит на плотные тюремные стены, задыхаясь от затхлого воздуха. Кайзука и правда не понимает, что двигало им, когда он пытался спасти Ассейлам, когда все его мысли были направлены на обеспечение ее безопасности. Но после этого… услышав ее просьбу, направленную непосредственно к нему самому, о том, чтобы он спас Слэйна Троярда, приоритет в жизни Кайзуки немного сменил свой курс – он решил пытаться защитить то, что дорого самой принцессе. Поэтому все, что остается Кайзуке, продолжать пытаться достичь хоть какого-то взаимопонимания со Слэйном. - Я не знаю, о чем ты говоришь. Ты опечален тем, что Сейлам нет рядом? Вновь задает вопрос Кайзука, пытаясь найти хоть какую-то легкую тему для беседы. Заключенный на инвалидной коляске вздыхает и недовольно буркает в адрес Инахо. - Нет, самое важное – то, что принцесса счастлива. Значит и я счастлив. На лице Троярда скользит легкая улыбка. Преданность и любовь – чувства, незнакомые Инахо. Его карие глаза осмысляют окружающую обстановку, следят за каждой мелочью, но не видят одной простой истины - человек должен чувствовать. Если он не способен любить, не способен проявить своих эмоций, он нечто иное, но никак не человек. Поэтому, смотря на Слэйна, в глубинах сознания Инахо завидует, хотя и сам не понимает этого, завидует тому, как искренне способен любить этот человек. - Тогда сделай Сейлам счастливой. Улыбнись. Как только в голову приходит спонтанная мысль, Кайзука понимает свою ошибку. Его бьет внутренняя неуверенность в том, что он говорит, легкая молния расходится по телу, и волна глухих эмоций бьет ключом там, где замирает его сердце, сотканное из стали. Кайзука читал множество книг о том, как правильно взаимодействовать с окружающими, что говорить им, как вести себя, но знал, что все это глупо. Почему человеческие эмоции невозможно было предугадать, используя рациональное мышление, почему все примитивное было столь далеко от банального понимания. Инахо теряет отчет о том, что сам творит, в бессмысленных попытках понять других он просто тонет в пучине недопонимания, потому как все, что он говорит, не воздействует на людей положительным образом. Тем более, на столь противоречивую личность как Слэйн Троярд. - Я же говорю… тебе нет никакой разницы! Слэйн автоматически повышает голос. Импульсивность - его слабое место. - Есть. Большая разница. Я должен сделать тебя счастливым. Инахо говорит эту фразу без тени сомнений на лице. Падающие тени скользят по смуглому лицу, по его маске, не выражающей неприятия к преступнику пред собой, его карие, бездушные глаза сжимают в тиски, заставляя внутренне сжаться. Слэйн не просто удивляется тому, что говорит этот человек, но и бледнеет, не замечая на чужом лице и намека на несмешную шутку. Инко как-то сказала Инахо… лучший способ узнать человека лучше - близкий контакт. Вспомнив ее слова, Кайзука приподнимается и неспешной поступью приближается к блондину. Троярд замирает, но не может даже слова выговорить, просто смотрит на человека перед собой, Оранжевого, которого так ненавидит и которого не может понять, и видит, как на удивление холодная ладонь касается его бледных, тощих рук. Сам Слэйн осунулся, стал настолько худ, что казалось, не брал и крошки в рот в течение длительного времени. Инахо еще какое-то время скользит по чужим теплым ладоням, а после этого поднимается и бросает на собеседника прощальный взгляд. - Я вынужден прийти еще не один раз. Я буду приходить до тех пор, пока не исполню обещание, данное одному дорогому мне человеку. И в противовес своим собственным словам на лице Инахо скользит улыбка. Доказательство того, что он тоже умеет чувствовать.