Сопротивление

Прохладный ветер приятно обдувает разгоряченную кожу и разум. Закатное солнце раскрашивает небо во все оттенки желтого, оранжевого и красного цветов, и греет остывшую душу не хуже, чем толстый свитер и чашка горячего чая зимним вечером. Она сидит на крыше их базы, на самом краю, свесив ноги через край и болтая ими в воздухе. Черные, короткие волосы как всегда собраны в хвост на затылке, а темные глаза устремлены в землю, по которой все эти людишки спешат домой, к родным. Почему она не с ними? Ответ не известен даже ей. Все случилось так быстро для ее понимания. Просто ей больше нечего терять. Все, что она должна была удержать – упустила, словно вода сквозь пальцы утекла. Иногда, сидя на этом месте, хочется прыгнуть вниз. А почему бы и нет? Она вздрагивает и качает головой. Она этого не сделает, не потому что боится, потому что они бы этого не хотели. Когда вспоминает о них, в душе что-то резко переворачивается. Ощущение как будто это было вчера, на самом деле около месяца назад. Она закрывает глаза и делает глубокий вдох, словно наполняет легкие до краев, а потом медленно выдыхает и открывает глаза. Солнечный шар уже почти скрылся за горизонтом, а перед глазами летают самые страшные моменты из жизни. Моменты, когда она один за другим начала терять все. Проснувшись рано утром, Карин не обнаружила на кровати сестру, хотя Юзу в последнее время встает на полчаса позже, чем она. Пожав плечами, Карин направляется в ванную комнату, а затем спускается на кухню. В доме стоит гробовая тишина и не пахнет завтраком как обычно, если Юзу уже встала. Карин останавливается в дверном кухонном проеме, не в силах сделать и шаг вперед. Что-то держит ее на одном месте. За столом сидят Ичи-нии и Юзу, плечи которой едва заметно подрагивают от, Карин уверена, рыданий. Брат хоть и сидит лицом к двери, не замечает сестры, комкая в руках какой-то маленький клочок бумаги. Его лицо побледнело, а глаза потемнели от ярости, большие ладони дрожат. – Что..?– Карин делает шаг вперед, не успевая произнести своего вопроса. Ичи-нии с еле сдерживаемой злостью бросает ей этот маленький несчастный клочок бумаги и отворачивается. Кажется, что и у него слезы вот-вот потекут из глаз, но он держится. Карин берет упавшую на пол бумажку и читает то, что в ней написано с широко раскрытыми глазами, не решаясь им верить.

«Не поминайте отца лихом мои любимые детки и, пожалуйста, не сдавайтесь.»

Карин садится за стол рядом с Юзу, и сестра кладет свою голову ей на плечо. Ичи-нии и не смотрит на нее, когда сама Карин отчаянно пытается поймать его взгляд. Она и сама не замечает, как по щекам бегут соленые слезы. Почему отца тогда забрали? За что? Ведь это было не справедливо, просто не честно. Но их ведь никто спрашивать не будет, никто и никогда. Они всего лишь те, кем можно управлять. Новое правительство не щадит никого, объявляя всех и вся врагами народа без суда и следствия. В тот день они остались одни. Но это было не самое плохое, что могло бы случиться. Когда из города начали пропадать все больше и больше людей, народ начал бунтовать. Они присоединились к восставшим и иногда ей кажется, что зря. – Мы захватили уже радиостанцию и здание полиции, – на собрании капитанов подразделений никто не говорит ни слова, кроме самого главного, того, кого все называют главнокомандующим. Седоволосый старик, который взял все управления восстанием на себя. Он пользуется большим уважением среди всех, и никто не смеет его перебивать. – Наша следующая цель «Вышка». «Вышка» – так в Каракуре называется место, где сидит мэр города. В связи с происходящими событиями захватить его будет не так просто, как все остальные здания коммуникации со столицей. После собрания, Карин и Ичиго вместе направляются в свои комнаты. Оставаться в своем доме им стало просто опасно, хотя бы потому что они являются детьми изменника Родины. Да и сам Ишшин оставил им зашифрованное послание на холодильнике, чтобы его дети бежали из дома. Пусть Карин и не является капитаном ни одного из подразделений, брат взял ее с собой на собрание. Он хотел, чтобы она услышала все своими ушами. – Следующая наша цель – «Вышка»? – спрашивает Карин, смотря перед собой. Однообразные коридоры их нового убежища, базы сопротивления, порядком уже надоели, но деваться не куда. Ичиго лишь кивает на ее вопрос и поворачивает в противоположную сторону от комнат. – Я к Рукии, – коротко объясняет он, а Карин отпускает его кивком головы. Все-таки перед важной операцией он хочет увидится со своей девушкой, которая тоже участвует в сопротивлении, в другом подразделении. Карин лишь вздыхает, она видела в глазах брата тревогу, которую ощущает сама и она готова дать голову на отсечение, Юзу будет отговаривать их не ходить. Ичиго сказал ей держаться рядом с ним, и она пытается далеко от него не отходить, даже несмотря на свое недовольство, ведь брат не дает ей нормально исполнять свои обязанности как рядового. Глотая свои возражения и мирясь с заботой, она держится строго за спиной Ичиго. Перед зданием «Вышки» появляется все больше и больше охраны, за ними идет армия. Численность государственной армии намного превышает численность повстанцев, но это не усмиряет пыл последних. Наоборот, недовольный народ начал еще быстрее продвигаться к «Вышке», раня и убивая на своем пути тех, кто мешается. Под пулями Карин полегло уже не меньше десяти человек. Ичиго, она уверена, убил еще больше. Ворота «Вышки», не выдерживая напора, слетают с петель, сбивая находившуюся внутри армию. Ее численность уменьшилась, но и самих восставших стало еще меньше. Теперь они на равных, если можно так сказать, но у восставших есть еще боевой дух. – Вперед! – кричит кто-то в толпе и все следуют этому зову, собирая свои оставшиеся силы. Армия не отстает. Две противоборствующие силы встречаются в жестокой перестрелке. А дальше все как в замедленной съемке. Карин видит перед собой спину брата, закрывающего ее от пуль, видит, как по его спине растекается его собственная кровь, видит, как он пытается удержаться на ногах, выстреливая в последний раз в ближайшего к ним армейца, а затем падает на землю. Она роняет свое оружие и падает на колени около головы брата. Его рыжие волосы в обычном беспорядке, в некоторых местах испачканы кровью. Его? Чужой? Какая разница? – Ичи-нии? – она смотрит в его теплые карие глаза с минуту, прежде чем понимает, что надо чем-нибудь остановить кровь, льющуюся из раны. Она судорожно срывает рукава своей и его рубашки, пытаясь как можно быстрей остановить кровь, замотать рану, но он прерывает ее, кладет свою бледную ладонь поверх ее, останавливая бесполезные попытки. – Прости меня, Карин, – она смотрит на него со страхом в глазах, с безмолвной мольбой. Он не может уйти сейчас! Ичиго! – Береги себя и Юзу,– шепчет он на последнем вздохе, а потом медленно закрывает глаза. Карин сжимает его ладонь, которая с каждой секундой становится все холоднее и кричит от боли, от образовавшейся пустоты, кричит, не сдерживаясь, а из черных глаз обильным потоком текут соленые ненавистные слезы. Он не должен был умирать, не должен был! Эта пуля предназначалась ей и только ей! Воспоминания снова обожгли горло, и она еле слышно взвыла от ноющей боли внутри. Этот кошмар будет преследовать ее вечно. Она будет всю жизнь помнить холод его тела, последнее тепло его глаз, его последние слова, и она всю жизнь будет помнить пустые глаза Юзу, когда она узнала об этом. Но вскоре оказалось, что это не самое страшное, вернее сказать одно из самых страшных, что могло произойти с семьей Куросаки. Карин до сих пор не может вспоминать о том дне, когда она осталась совсем одна, даже без любимой сестры. Просто Юзу предпочла спасти ее саму. Тогда почему-то именно на Карин объявили охоту. Штаб сопротивления разработал план, по которому Карин должна была сдаться и в момент, когда ее везли бы в тюрьму, они бы узнали, где кроется мэр, который сумел сбежать во время захвата «Вышки», и открыли бы себе дорогу в столицу. Юзу обманула всех. Она раздобыла парик, нашла скорее всего у лейтенанта десятого подразделения косметику, и пошла сдаваться. Карин знала, у Юзу всегда была развита интуиция, так что она могла догадываться, что, когда Карин выйдет сдаваться, ее убьют на месте. И случилось то отчего Юзу пыталась защитить сестру, пожертвовав собой. Ее пристрелили прямо на главной площади, оставив ее труп там. Карин потом долго не впускала к себе никого. Сидела по среди их с Юзу комнаты, и смотрела на ее вещи. Вспоминала обо всем, что пережила вместе с семьей, но не плакала. Просто не осталось сил плакать, вспоминать, жить. Но она все еще здесь, все еще жива, благодаря капитану ее подразделения, благодаря Тоширо Хитсугае. Он просто пришел к ней в комнату, без стука, нагло, но тихо, и сел рядом с ней. Она еле вздрогнула, посмотрела на него и отвернулась. Так прошло несколько дней. Потом он насильно заставил ее поесть, потом рассказал о своей сестре и как она тоже умерла на одном из сражений. Он открыл ей свою душу, она ответила ему тем же. Впервые за несколько дней сказала хоть слово и рассказала все, что чувствовала, рассказала, как все было в ее душе, а потом вышла из комнаты и нашла это место на крыше. К этому моменту повстанцы уже нашли безопасный путь в Токио, но ничего не предпринимали. Карин перестала владеть информацией, ее никто не брал на собрания капитанов подразделений, на основании того, что она обычный рядовой. Это мало ее заботило. Она просто просила всех существующих Богов, чтобы это был страшный сон, от которого просто тяжело избавится, но ее не слышали. Ее никто не слышал. Один лишь капитан Хитсугая, да Рукия уделяли ей внимание, пытались вернуть к жизни. – Карин-чан, – как-то Рукия попыталась начать разговор, но Карин пустым, срывающимся голосом отозвалась: – Не смей меня так звать. Так меня называла лишь Юзу, – и Рукия перестала пытаться, потому что с момента смерти младшей Куросаки прошло всего лишь две с половиной недели. Этого недостаточно, чтобы оправится. Сама она каждую ночь роняет слезы на подушку по погибшему по ее вине Ичиго. Рукия не могла сравнить себя с Карин, потому что Карин теряла своих родных одним за другим, по очереди, не успевая даже до конца оправится. Хотя от такого никогда нельзя оправится. Лишь капитан Хитсугая мог вытянуть из Карин слова, почти ничего не значащие, но нужные ей. Он заставлял ее заниматься повседневными делами, ходить на тренировки, в столовую, а не сидеть днями на крыше, хоть ей и позволяли. На собрании капитанов большинство из них высказало свое отношение к Куросаки Карин, выпрашивая у главнокомандующего время для ее реабилитации. – Я знаю, ты хочешь прыгнуть, но не сделаешь этого, – сказал Тоширо своей подчиненной, в который раз найдя ее на крыше. Она не ответила, помотала головой. – Это тяжело терять близких. Просто попытайся жить дальше. Я думаю, они все хотели бы этого. В особенности, Ю… – Не произносите этого имени,– крикнула Карин, поворачиваясь к своему капитану. Она уже один раз открыла ему душу. Он знает обо всем, что в ней творится. Что он хочет еще? Тоширо заметил слезы в ее глазах и, взяв свою подчиненную за плечи, обнял, крепко прижимая к себе. Тогда в комнате она хоть и рассказал ему все, на ее лице не отобразилось ни одной эмоции. Тогда она была как кукла. А сейчас она плакала по-настоящему, давая волю слезам, негативным эмоциям, всему тому, что тянуло ее ко дну. Капитанский хаори намок на плече, но он не обращал на это внимание, давая ей вцепится ему в затылок ногтями, и просто терпел боль. А когда она успокоилась, то попросила его проводить ее в комнату. Он знал, в тайне ото всех она мечтала о смерти, но не хотела накладывать на себя руки. – Не бросайте, капитан,– попросила Карин еще раз, когда он уже собирался оставить ее. – Я здесь, – ответил ей Тоширо, подходя к кровати. Она нашла его ладонь и крепко сжала двумя руками, только после этого смогла уснуть. Она чувствовала, что не сможет жить дальше, если кто-нибудь не будет ее заставлять. Капитан Хитсугая ее заставлял. Он заставлял ее чувствовать, заставлял просто идти дальше. Он пытался ей помочь. И она хваталась за эту помощь, как самый настоящий утопающий, поэтому, когда он внезапно предложил сбежать, просто уйти от этого всего подальше, она согласилась, не раздумывая. Это было перед самым началом операции по захвату Токио. – Давай уйдем отсюда. Давай спрячемся где-нибудь, где нас не найдут и забудем все это как страшный сон? – сказал Тоширо. На следующий день они сбежали, вдвоем, держась за руки. Кажется, это было предвидено главнокомандующим, потому что многие офицеры заметили их, но никому об этом не сообщили. Их просто отпустили. – Что мы будем делать теперь? – спросила Карин, когда они через неделю добрались до портового города Нагоя. – А что ты хочешь? – спросил в ответ Тоширо, не имея ответа на этот вопрос. Карин неопределенно пожала плечами. – Я просто хочу начать жить заново, – ответила она, – Хочу жить так, чтобы моя семья смогла бы мной гордится. – Тогда мы исполним твое желание, – ответил Тоширо, крепче сжимая ее ладонь в своей. Они начнут новую жизнь, забудут свою старую, но храня в своих сердцах любовь к тем, кто ушел, греясь ею. Они оба чувствовали, что у них все получится, что получится сделать это вместе.