Proxy

Когда Сабал хватает Аджая за грудки и грубо толкает его к стене — не за тем, чтобы отчитать за недостаточную помощь Золотому Пути, как Аджай мог ожидать, а скорее для того, чтобы вовлечь его в поцелуй, прижаться своими бедрами к его... первая мысль Аджая — о том, что Сабал всегда казался малость слишком консервативным для такого, что ли. Впрочем, эта мысль также и последняя четко сформулированная, успевшая посетить Аджая прежде, чем внезапно прилившая к паху кровь лишает его шанса задуматься о чем-то еще. Если бы Аджай все же был в состоянии анализировать, он мог бы вспомнить, каким странным показалось ему то, как Сабал настаивал на встрече именно в усадьбе Гейлов, как все подталкивал Аджая подняться для разговора на второй этаж. Он мог бы заподозрить, что Сабал планировал это с самого начала, но сейчас... Сейчас, с языком Сабала у себя во рту, с его ладонями на груди и бедром, упирающимся в промежность, Аджай при всем желании не смог бы задуматься ни о чем таком. Единственная вещь, маячившая все еще на задворках сознания — факт того, что после отъезда из Штатов он едва ли находил время, чтобы расслабиться, не говоря уже о том, чтобы найти кого-то, кто мог бы в этом помочь. Первая мысль, прорвавшаяся через дымку удовольствия — чувствовать чужие руки было чертовски хорошо — осознание того, что эти самые руки срывают с него одежду, а затем и озарение, что он вполне может заняться тем же самым. Он чуть отстраняет Сабала от себя, скользит ладонями под чужую куртку и сдергивает ее с плеч мужчины, находит неловкими пальцами пуговицы тонкой рубашки. Когда он расправляется с ними, его собственная куртка и толстовка уже расстегнуты; Сабал грубо тянет края кофты в стороны, чтобы оторваться ото рта Аджая и впиться губами в его открывшуюся шею, влажно провести языком по обнаженной коже. — Ох, блять... Слова — неровный выдох, срываются с губ, когда Аджай откидывает голову, позволяя ощущениям от горячих губ Сабала, полуукусов и царапающей щетины завладеть им. Все происходит слишком быстро, и он мог бы смутиться, если бы только не был так возбужден. Если бы джинсы не давили с каждой секундой все сильнее, если бы горячий член Сабала не упирался в бедро, если бы... Черт, ему так нужно это, он не может ждать ни минуты. — Давай... Аджай отодвигается от стены, чтобы наконец избавиться от верхней одежды, и прежде чем он успевает сказать хоть что-нибудь еще, Сабал требовательно прижимается к его губам — снова. Впрочем, не то чтобы Аджай хотел выдать что-то дельное: нет, коли так, то он вполне порадуется жизни и просто издав низкий просящий стон, когда их губы встретятся снова. Поцелуй прерывается, когда Сабал задирает футболку Аджая, и все, чем тот может помочь — это побыстрее скинуть чертову тряпку. В тот момент, когда он стягивает футболку через голову и временно теряется в пространстве, Сабал вдруг подхватывает его под живот и толкает в сторону. — Бля! Он пятится, пока не упирается ногами в край кровати и не падает на нее с нелепым "уф!". Едва разобравшись с футболкой и отбросив ее в сторону, он слышит мягкий смех Сабала: — Так нетерпелив, что теряешь бдительность, брат... Аджай мог бы и ответить, но коснувшийся кожи прохладный воздух и напряженный под тканью брюк член заставляют его помолчать. То, как Сабал направляется к нему, небрежно ведет на ходу плечами, отчего расстегнутая одежда соскальзывает с них — все это также не особо вдохновляет на разговоры. Черт, ему нужно. Он не теряет больше ни секунды, тянется расстегнуть джинсы и торопливо ерзает в попытке скинуть их. Сабал снова смеется, но звук кажется далеким и почти неслышным, перебитый ощущением от того, как его пульсирующий член наконец ничто не сдерживает, а затем Сабал касается его лодыжек и стягивает ботинки, один и второй, позволяя ему окончательно избавиться от штанов. Если бы в голове Аджая нашлось место хотя бы одной рациональной, логичной мысли, то он вполне мог бы счесть происходящее самой сумасшедшей вещью из всех, что только делал в Кирате. Он мог бы засомневаться. Мог бы, но на деле грубоватые линии, жилистые мышцы чужого гибкого тела — все, что Аджай видит перед собой сейчас, и тихий голосок здравого смысла в его голове сходит на нет под все нарастающим шумом: хочу, хочу, нужно. Аджай откидывает голову, чтобы взглянуть на лицо Сабала: жесткие черты, рассекающий бровь шрам, напряженный взгляд зеленых глаз, от которого едва ли не прошибает током, пока Сабал не прерывает зрительный контакт, мотнув головой. — Возможно, даже слишком нетерпелив. — Ты первый начал, — бормочет Аджай, но недостаточно громко или убедительно, чтобы принять его всерьез. Даже если бы он и хотел возразить по-настоящему — то, как ладони Сабала пробегаются по его напряженным ногам, мягко оглаживают мозолистыми пальцами внутреннюю сторону бедер, быстро заставило бы его замолчать. Он смотрит, как Сабал минует его тяжело вздымающуюся грудь, смотрит, как он опускается на колени, и только прикосновение его руки к члену заставляет Аджая наконец подать голос: издать тихий, скулящий стон, который мог посчитаться бы унизительным в другой момент, если бы только он не получал наконец то, в чем так чертовски нуждался. При том, какие грубые у Сабала ладони, он касается Аджая легко; прикосновения осторожные, нежные, сказал бы Аджай, если бы ему пришло в голову использовать это слово в отношении Сабала. Не то чтобы он в состоянии думать о таких мудреных вещах сейчас, когда чужие касания заводят все сильнее. Словно в тумане, он слышит речь Сабала: журчащие, ласковые слова, которые Аджай не может различить, едва ли вообще может расслышать. Вместо этого он чувствует горячее дыхание Сабала на своем члене, а затем Сабал касается его губами, языком, и ох черт возьми это уже слишком, он не может смотреть на это. Он откидывает голову и тяжело дышит, чувствуя, как Сабал ведет языком по всей длине, чувствуя, как чужая щетина покалывает кожу, чувствуя, как рука тесно обхватывает его член и оглаживает его неторопливыми, медленными движениями, как Сабал обхватывает его губами и сосет... — Ох, блять. Аджай пытается двигать бедрами, но рука Сабала непреклонно удерживает его на месте. Другая ладонь все так же на его члене, неторопливо ласкает на контрасте с тем, как Сабал отсасывает ему, вбирая член быстрыми, резкими движениями. Он останавливается, едва касаясь губами головки, но лишь затем, чтобы сделать пару глубоких вдохов и, не мешкаясь больше, снова провести языком до самого основания. Черт, Аджай просто не может не взглянуть на него; он поднимает голову и вдруг понимает, что Сабал и сам смотрит на него. Прямо в этот момент. На этот раз его взгляд не просто искрит — он за пределами напряженности, тяжелый и заставляет Аджая притихнуть; выводит все его желание и жажду на совершенно новый уровень. Но затем Сабал портит момент, отводя взгляд быстро, как в прошлый раз. Нет, нет, Аджай не может так. Ему нужно больше, ему нужно. — Эй... Он судорожно выдыхает, тянется к Сабалу, сжимая его запястье. Сабал смотрит на руку Аджая, снова ему в глаза, а затем опять отводит взгляд. — Давай... Очевидно, впрочем, что он и так уже определился: до того, как Аджай начинает просить снова, Сабал забирается на кровать, опираясь коленями по бокам бедер Аджая, останавливается лишь для того, чтобы стянуть собственные брюки, и прижимается к чужим губам в поцелуе. Теперь все лишь более чувственно: губы Сабала на его губах — опухшие и горячие, язык скользит в рот Аджая, а грудь прижимается к его груди. Ощущения горячего рта вокруг члена немного не достает, но близость, какую он чувствует прямо сейчас, трение их крепких тел друг о друга почти что компенсируют это. — Черт... — первое, что вырывается из груди Аджая, когда Сабал разрывает поцелуй, чтобы снова припасть к его шее, и он попросту не может сдержаться, чтобы не повторять это снова и снова: — Черт, черт, ох черт... Сабал тоже говорит, шепчет что-то, и Аджай не может разобрать слова, но Сабал и не поднимает головы, чтобы он смог расслышать. Голос Сабала приглушенный из-за того, что губы все прижимаются к горлу Аджая, и он не отстраняется, даже когда тянется вниз, чтобы обхватить их члены вместе. — Блять! На этот раз ничто не мешает Аджаю двигать бедрами: он отчаянно подается навстречу прикосновениям. Хорошо, блять, так хорошо: эти жар и трение, вес Сабала, который он удерживает на себе, все это — едва ли не больше, чем Аджай вообще может выдержать. Его руки снова обхватывают Сабала, царапают его широкую спину; одна ладонь опускается на затылок Сабала, чтобы растрепать его хвост и зарыться пальцами в волосы. Сабал стонет в ответ на это — низкое, глубокое урчание пробирает Аджая до костей — и начинает ласкать их обоих резкими, грубыми движениями. Аджай не может остановиться, не может сдерживать стоны и мат, шумные вздохи, что вырываются из его груди, не может не чувствовать, как пульсирует в паху тугой комок удовольствия, грозящий вот-вот взорваться совсем, он не может... И затем, совсем скоро, он наконец срывается: оргазм накрывает его, и Аджай несдержанно громко стонет, поддаваясь волнам чистого удовольствия, от которых его спина выгибается, бедра дергаются, а пятки упираются в кровать, пока он старается удержаться на грани. Он оставляет попытки восстановить дыхание, все так же крепко цепляясь за Сабала, по-прежнему слабо толкаясь в его ладонь, и затем постепенно начинает приходить в себя. Проходит несколько долгих секунд, прежде чем Сабал наконец отпускает его и садится прямо, оставляя Аджая со смутным пониманием того, что мужчина, судя по все так же стоящему члену, до сих пор не кончил. Что ж, даже если туман перед глазами никуда не делся, и терпкая нега оргазма по-прежнему окутывает его — это еще не значит, что Аджай не смекает, что к чему. Он обхватывает член Сабала ладонью и неторопливо, неспешно и неумело ласкает его. Низкий стон служит наградой за старания, Сабал шепчет что-то, но разобрать слова невозможно, и запрокидывает голову, двигая бедрами навстречу руке Аджая. Вид этого доставляет Аджаю невероятное удовольствие, хоть он и получил уже свое; ему остается только представлять, как завелся бы он, загляни в эти чертовы глаза еще раз. Мысль об этом заставляет его ускорить движения, сжать ладонь крепче — он хочет увидеть, как Сабал кончает, прямо сейчас он хочет этого больше всего на свете. Сабал не останавливается, не перестает двигать бедрами ни на секунду, но по его тону, по дрожи в голосе, все более громком, по его рваным вздохам Аджай может понять, что он все ближе к разрядке, пока наконец он не вскрикивает: — Мохан!.. Аджай чувствует, как Сабал кончает, изливаясь в его ладонь и брызгая ему на грудь, прежде чем ему удается сосредоточиться и проанализировать то, что он только что услышал. И даже после, когда осознание накрывает его всей своей тяжестью, он понятия не имеет, как должен реагировать. Тишина оглушает, нарушаемая лишь дыханием Сабала, тяжелыми вздохами, и никто из них даже не шевелится, пока Сабал не склоняет голову, чтобы уткнуться взглядом в пол. — Сын... Мохана, — он облизывает губы, прежде чем продолжить: — Я... имел в виду это... Аджай все еще слишком ошеломлен, чтобы понять, стоит ли ему верить. Все, что он может выдавить из себя в ответ — тихое бормотание: — Окей. Сабал выпутывается из ситуации, аккуратно выбираясь из рук Аджая и поднимаясь на ноги. Он одевается, подбирает с пола китель и запускает руку в волосы, добиваясь того, чтобы они выглядели аккуратно, и взгляд его все так же решительно опущен. В то же время, все, что в состоянии делать Аджай — это неловко приподняться на локтях и наблюдать за ним. — Будь на связи, брат, — говорит Сабал, уже отвернувшись, чтобы уйти. — Услышишь, когда понадобишься снова. — Конечно, — все, что может выдать в ответ Аджай. Сабал не произносит больше ни слова, ни на секунду не оглядывается, прежде чем уйти совсем. Аджай остается в том же положении, пока не слышит, как хлопает внизу дверь, и не позволяет себе упасть обратно на кровать и уставиться в потолок. В конечном итоге он приходит к выводу, что перво-наперво следует привести себя в порядок, он весь липкий. После этого, вероятно, стоит попытаться понять, что он вообще думает обо всем этом — при условии, что к тому времени никто не попытается прострелить ему череп, что не кажется таким уж невероятным, учитывая все, что произошло с ним за последние несколько дней. Черт, такими темпами нападение кажется едва ли не лучшим вариантом. В подобных ситуациях, в отличие от настоящей, он хотя бы знает, что делать.