Без тебя не то что бы никак. Без тебя — незачем. © Эльчин Сафарли
Призрачные шансы на спасение и вовсе угасают, когда металлические цепи натирают запястья до красных полос, а от каждого движения раздаётся отвратный лязг. Скоро их продадут как старый радиоприёмник или выцветший свитер. Это просто омерзительно. — Ты в порядке? — Эдмунд считает своим долгом задать этот глупый вопрос, не ожидая услышать ничего, кроме лжи. — Да, — Люси покорно кивает, с трудом изображая улыбку на лице. — А ты? — Конечно. Солгав друг другу, они замолкают, вслушиваясь в предрассветную тишину — вдруг её бичом вскроет звук тревожной сирены, что ознаменует их скорое освобождение. Но тишина, как и положено, молчит, не желая прерываться — она тиха, как поступь злого убийцы или мелочного вора за спиной. Тишина молчит. И это почти в том же эквиваленте омерзительно, как и то, что завтра их обоих продадут на рынке. — Они ведь найдут нас? — неуверенно шепчет Люси, с тревогой косясь на старшего брата. Кажется, даже в ней постепенно угасает надежда на благоприятный исход — вечность везти не может. — Конечно, Лу, — фальшиво отвечает он, осторожно сжимая её холодные пальцы. Цепи противно звенят, дотошно напоминая, что они оба почти проданные пленники. Всё кажется некстати безнадёжным — крепость, вооружённая до зубов, отпускать живой товар упрямо не хочет — только записать в ведомости о космической цене, а потом вычеркнуть их имена из списка. Не то что бы они даже не пытались сбежать, просто первая попытка побега закончилась для Эдмунда разбитым носом, а вторая несколькими синяками и судорожными всхлипами перепуганной Люси на его плече. — Нас с тобой продадут? — как-то некстати уточняет девушка, и её голос трещит по швам от сквозной грусти. Эдмунд печально улыбается и повторяет: — Конечно, Лу.***
На рыночную площадь их выводят около полудня — солнце нещадно палит, желая сделать процесс продажи как можно более долгим и отвратительным. Люди снуют туда-сюда, как огромные копошащиеся жуки в грязной дорожной пыли, и с неким презрением смотрят на вереницу скованных пленников — почти все обходят их стороной, как заражённых чумой или тифом. Эдмунд чувствует себя совершенно паршиво, но виду не показывает — держится уверенно и ровно, нарочно не опускает головы. Кажется, он успел подцепить эту дурацкую манеру поведения у Питера, пока тот был доблестным героем. Что-то вроде — плевать на боль, просто заткнись и притворяйся. От удушливых мыслей о копировке старшего брата, Эдмунд хочет дать самому себе хороший подзатыльник. Только руки в тесных объятьях ржавой цепи не дают этого сделать. — Быстрее тащите свои никчёмные туши! — громко орёт двухметровый надсмотрщик с длинным шрамом на правой щеке, сопровождавший колону, и от его слов становится противней в десятки раз. Этот мужлан выглядит достаточно устрашающе для того, чтоб оставить мысли о побеге исключительно в собственной голове и не предпринимать никаких реальных попыток. Всё кажется некстати безнадёжным. Эдмунда затапливает чувство, будто их бросил весь мир, но идущая перед ним Лу быстро оглядывается и робко улыбается ему. Жаль только он сам не может улыбнуться. — Быстрее! — надсмотрщик грубо толкает замедлившуюся Люси, и она плашмя падает на песок, невольно вскрикивая от неожиданности. Глаза Эдмунда застилает пелена слепого отчаяния и гнева — вместо чувства неисправимой обиды на весь мир его накрывает раскалённая добела злость, и он совсем не отдаёт себе отчета, когда до боли в горле кричит: — Руки от неё убери, сволочь! — Что ты сказал, сопляк? — немедля отзывается двухметровый бугай со шрамом на лице. — Сейчас извиняться будешь. Вся процессия из живого товара и господ резко останавливается. Люси поднимается на ноги при помощи ещё одного охранника, который теперь не даёт ей пошевелиться — крепко сжимает в огрубевших ручищах тонкие запястья девушки. — Извинись, малец! — глумясь, требует надсмотрщик. Эдмунд смотрит ему прямо в глаза и не говорит ни слова. Извиниться для него сейчас хоть и полезно, но уж очень противно — всё равно что сломаться, когда ещё и давить не начали. — Я сказал тебе извиниться, — зло чеканит мужчина, резко замахиваясь для сокрушительного удара. Блок получается сделать совершенно рефлекторно — когда-то обученное тело без промедления реагирует на опасности. Даже скованные руки не смогли помешать Эдмунду провернуть один старый трюк с мгновенным захватом противника. Всю глупость импульсивного поступка он осознаёт только, когда охранник рушится на песок, непонимающе выпучивая глаза. — Эдмунд! — собственное имя долетает до него как сквозь плотную стену дождя. От полуденной жары голова совершенно отказывается соображать. Двое других надсмотрщиков наваливаются откуда-то со спины и одним прицельным ударом по голеностопу ставят вырывающегося Пэвенси на колени. Очухавшийся бугай, с застывшей на лице маской злобы, грозно нависает над ним и наотмашь бьёт по лицу. Сначала Эдмунд чувствует острую боль в переносице, а потом уже вкус крови. — Не трогайте его! Эдмунд! Эдмунд! — Люси рьяно бьётся в тисках охранника, бесполезно пытаясь вырваться. Её голос срывается от напряжения. — Извинись, если жить хочешь, — упрямо гундосит мужик, цепко хватая пленника за ворот рубашки. — Тебе это с рук не сойдет. — Вам тоже, — ядовито отвечает почти проданный раб. Ничего хуже этого, кажется, быть не может. Надсмотрщик снова бьёт пленника, отчего у него звенит в ушах и на несколько мгновений он задыхается спрессованным от жары воздухом. В глазах всё сказочно двоится, голоса долетают с каким-то искажением. «У меня солнечный удар», — отчего-то решает Эдмунд и поднимает голову к небу, бесполезно пытаясь разглядеть там хоть одно облако. Синь выцарапывает яркостью глаза, а белое солнечное пятно намеренно хочет выжечь ему сетчатку. Горячая кровь продолжает стекать из сломанной переносицы прямо на раскалённый песок. Странно, что он не шипит от столь высокой температуры. — Тебя продадут самому отвратительному покупателю! — многообещающе заверяет всех присутствующих главный надсмотрщик и рывком поднимает Пэвенси на ноги, грубо хватая за плечи. — Ещё хоть одна выходка и тебе не поздоровится, — тихо добавляет мужик с неприкрытой угрозой в голосе. Процессия продолжает свой путь по рыночной площади, только в этот раз охранники не отходят от нарушителя ни на шаг и опасливо косятся в его сторону. Правда, Эдмунду абсолютно плевать — он смотрит на маячившую впереди голову сестры и понимает, почему ему так паршиво — Лу здесь.***
— Ну и что мне с ним делать, Бинс?! — работорговец в гневе кривит лицо и возводит руки к небу, прося терпения. Небо остаётся глухо к его просьбе. — Мальчишка сам полез, — неловко оправдывается надсмотрщик, стыдливо опуская глаза. — Он обозвал меня и повалил на землю. — Нельзя трогать товар до продажи! Вот сколько за него теперь дадут?! Две пары глаз с ужасающей алчностью таращатся на Эдмунда, оценивая его стоимость и прикидывая, сколько полумесяцев они потеряли из-за сломанного и до сих пор кровоточащего носа пленника. Судя по их кислым лицам, сумма набегает приличная, и работорговец Мопс мрачнеет с каждой секундой ещё сильнее. Кажется, будто во всей Узкой Гавани, нет человека более раздосадованного, чем он. — Пятнадцать полумесяцев я вычту из твоего жалования, — мужчина противно цокает языком, всем видом показывая надсмотрщику, как он не доволен. — Отведи его к остальным. Торги начнутся через десять минут. Бинс грубо толкает Эдмунда в спину и чуть ли не волоком тащит за собой — вот только не на улицу к остальным и Люси, а в какую-то тёмную комнату с заколоченными окнами. Страх электрическим разрядом проходит по всем нервным окончаниям, когда за ними глухо закрывается дверь. Понимание обречённости становится хуже любого удара. — Я из-за тебя потерял пятнадцать полумесяцев, — зло тянет Бинс, грузно подступая ближе. — Но у меня ещё есть пару минут для расплаты. Его тяжеленный кулак врезается в солнечное сплетение, выбивая из лёгких воздух. Эдмунд ничком падает на сырой пол, бесполезно пытаясь удержаться — всё без толку. Почему-то вспоминаются пафосные наставления старшего брата о тактике ведения боя с более сильным противником, где смысл в том, что упавших добивают всё время насмерть. Эдмунд изо всех сил старается не думать ни о Питере, ни о Сьюзен, пока Бинс избивает его ногами, вымещая злость, — он чувствует на них непередаваемую обиду из-за того, что их сейчас нет на Одиноких Островах. Словно эти два эгоиста выросли и бросили его здесь одного, а самое главное — они бросили Люси. — Вставай, малявка! — надсмотрщик без особого труда вздёргивает обмякшее тело и отряхивает рубашку пленного для лучшего товарного вида. — Надейся, что тебя купят сегодня, а иначе я ещё и вечером с тобой поговорю. Мужик снова толкает парня в спину, выпихивает в коридор, и через несколько минут выводит на залитый солнцем двор, где под стеной сидят привязанные друг к другу пленники. Среди них Эдмунд замечает Люси, которая, не отрываясь, смотрит на него. — И чтоб ни звука! — властно приказывает Бинс, швыряя парня на горячий песок рядом с сестрой, и тут же скрепляет цепь на его руках с другой связкой. — Пожалеешь, если откроешь рот. Высказавшись, и подняв собственный авторитет в глазах подчинённых, главный надсмотрщик отправляется орать на какого-то крестьянина, что он неправильно закрепляет груз и тот рухнет на первой же кочке. — Ты как? — спрашивает Лу, судорожно хватая брата за руку. — Всё хорошо, — тихо отвечает Эдмунд, устало опуская голову на её плечо. — Что они хотели от тебя? — девушка улыбается его неожиданному порыву. — Узнать насколько я подешевел из-за сломанного носа, — парень слепо надеется, что синяков, не скрытых рубашкой, нет. — Не волнуйся, ты для меня дешевле не станешь. Никогда не станешь. Эдмунд хочет посмотреть Люси в глаза, но сил на это не находит — только бы завалиться спать и не думать о саднящей боли по всему телу, но неожиданно подходят несколько охранников и начинают поднимать пленных, выстраивая их в ряд. — Мне страшно, — наконец-то честно говорит девушка. — Не бойся, Лу. Я с тобой. Их ведут на высокий помост, окружённый толпой людей с набитыми кошельками и пустой душой. Покупатели живого товара смотрят на будущих рабов, как стервятники на одиноко подыхающего зверя — мечтают вцепиться в плоть и вылакать багрово-красную кровь до последней капли. Лучше бы покупали радиоприёмники и выцветшие свитера. — Господа, сегодня необычайно счастливый день! — Мопс вещает на возвышении, надев маску милейшего человека. Факт, что он убьёт за один недосчитанный полумесяц, все предпочитают скрывать. — Посмотрите только на этот прекрасный товар! Вы не пожалеете! На помост выводят пленников по очереди — в зависимости от цифры на маленькой табличке с личным номером, которую цепляют на шею каждому. Эдмунд даже не обращает внимания на собственный номер, а вот цифра семнадцать, нарисованная на дощечке Люси, вызывает в нём муторную злобу — он хочет снять с неё этот ценник. — А теперь номер семнадцать, господа! — резко выкрикивает Мопс и сердце Эдмунда валится в глубокий колодец, сжимаясь в крошечный комок. Бинс резко хватает Лу за руки и тянет за собой на помост, а ему не остаётся ничего, кроме как отпустить её и обречённо смотреть вслед. Зрелище для стервятников открывается весьма любопытное и необычное — не привыкшие к девушкам на невольничьих рынках, покупатели торгуются от шестидесяти до ста полумесяцев и с каждой повышающейся суммой, Люси скукоживается на глазах. «Нужно что-то делать», — стучит в голове Эдмунда единственная мысль, но от бессилия ему никуда невозможно деться — оно прижимает и гнёт к земле, затмевает небо. Точка кипения достигает предела, когда какой-то мужик, купивший Люси за сто восемьдесят полумесяцев, начинает обнимать её и прижимать к себе, шепча ей что-то на ухо. Самое ужасное, что сама Лу молчит и никак не протестует — ей или очень страшно или очень всё равно. — Не трогай её! — Эдмунд ни секунды не думает, когда лезет на этот помост со скованными руками. Вероятно, Питер назвал бы его недальновидным стратегом, а Сьюзен откровенным дураком, но здесь никого не было — только вражеские Одинокие Острова. — Куда ты полез, малявка?! — взбешённый Бинс заламывает руки пленному в одно движение и бросает прямо перед ногами Мопса, хорошо прикладывая головой об деревянное возвышение. — Пожалуй, его стоит оставить ещё на пару дней. — Хорошо, — тихо соглашается работорговец, наиграно улыбаясь заволновавшимся покупателям. — Уведи мальчишку обратно, только не перестарайся. — Нет! Не надо, пожалуйста! Эдмунд! — голос Люси срывается на жуткий визг, заглушая шум всего невольничьего рынка. Парня уводят слишком быстро, и он даже не запоминает лица сестры — только её жуткий крик и своё собственное имя.***
Эдмунда бросают в камере после часа занудных бесед с болезненными ударами, и ему становится невыносимо холодно всего через пару минут после того, как тяжелая дверь закрывается за Бинсом — одиночество тоже хочет сделать из него более покладистого и послушного раба. Начинает казаться, что так ему и надо за всё, что он натворил — замёрзнуть здесь в полном одиночестве и, наконец, простить самого себя за то, что он сделал, ведь, кажется, простили все, кроме него. — Эдмунд... Я дам тебе то, что ты хочешь, глупыш... Парень отчётливо слышит насмешливый голос Джадис и зажимает уши ладонями, стараясь избавиться от странного наваждения. Ему мерещится, что по полу растекается зелёный туман и подползает всё ближе. — Всё, что ты хочешь... — Просто верни мне Люси, — шепчет Эдмунд, уже не различая границ реальности и снов. — Я ничего больше не хочу. Просто верни мне... Он теряет сознание как раз перед тем, как открывается тяжёлая дверь его одиночной камеры и внутрь заходят какие-то люди. Ему мерещится голос Лу, но он списывает это на последствия солнечного удара.***
Вёсла медленно зачерпывают воду, лодка плавно плывёт, сопровождаемая тихим всплеском. Эдмунд открывает глаза и видит целые плеяды, разбросанные по ночному небу — маленькие сияющие огоньки. Морской воздух кажется очень холодным. — Люси, он очнулся, — голос Каспиана сбивает освобождённого пленника с толку окончательно. — Где я? — он пытается сесть, но голова кружится, и приходится опуститься вниз. — Мы плывём к «Покорителю зари», — отвечает Лу, присаживаясь рядом с братом. Её глаза светятся счастьем и волнением одновременно, хотя, казалось бы, это совершенно не возможно. Она улыбается — честно, искренне, открыто и Эдмунд хочет запечатлеть эту улыбку на фотографии, чтоб потом носить с собой в кармане. — Что случилось? — парень непонимающе смотрит на сестру, но отвечает ему Каспиан. — У нас был план — купить вас обоих, а потом уже заняться прекращением работорговли, но всё пошло немного не так. Люси узнала меня, когда я заплатил за неё деньги, поэтому и не вырывалась, а ты... Всё пошло не по плану и нам пришлось подкупить стражу, чтоб достать тебя оттуда. Мне жаль, что всё так случилось. Вконец расстроенный Каспиан стыдливо замолкает, мысленно обвиняя самого себя во всех неудачах, и ещё усердней налегает на вёсла, чтобы отвлечься. — Эй, всё в порядке. Ничего они мне не сделали, — Эдмунд пристально смотрит на поникшего друга. — Лжец из тебя, говоря откровенно, не очень, — усмехается Каспиан с неким облегчением. — На руки свои посмотри. Широкие красные полосы на запястьях, которые уже плавно начинают переходить в синяки, не кажутся Эдмунду страшной проблемой — главное, что свобода витает в воздухе, а цепей больше нет. Особенно на Люси. — Как жаль, что здесь нет эликсира. Всё бы прошло, — Лу смотрит на его руки настолько печально, будто во всём мире не осталось радости. — Всё и так пройдет, — уверяет брат и она, кажется, ему верит. Вода тихо бьётся о борта лодки, с характерным плеском взмывая от касания вёсел. Где-то далеко начинают виднеться огни «Покорителя зари». — Я ужасно испугалась за тебя, — внезапно шепчет Люси, а Каспиан моментально делает вид, будто оглох на оба уха. — Чуть с ума не сошла за те несколько часов. Зачем ты... Лёгким укором в голосе она сейчас чем-то напоминает Сьюзен, но глаза у неё всё такие же блестящие и родные — как всегда. Эдмунд чувствует невероятное желание обнять её сейчас, но присутствие короля Нарнии делает это невозможным. — У меня был солнечный удар, — оправдание выглядит совершенно не убедительно. Он и сам это понимает. — Правда? — зачем-то уточняет Люси. В её тоне скользит недоверие. Эдмунд грустно улыбается и отвечает: — Конечно, Лу.