Сердце урагана

Тардис взрывается каждую секунду, каждое мгновение, две тысячи лет подряд. Две тысячи лет горизонт вероятностей рвет в ошметки изнутри, клочьями, отбрасывая то, что было, то, чего не было, и то, чего никогда не могло быть, в один пылающий котел. То, что было, и то, чего не было, останутся и после взрыва. То, чего не может быть, взрывается золотистым галлифрейским закатом и отдается колоколами в голове. Барабаны решили, что им нужна компания! Сплю и вижу заголовки: премьер-министр Великобритании мр. Саксон устраивает благотворительный концерт для бездомных музыкантов! – белобрысый молодой мужчина в потертых черных одеждах поднялся с земли и, неприятно хрустнув шейными позвонками, потянулся. – Бесплатный обед прилагается, х-ха! Правда, лишь одному. Колокола перелились в левое полушарие головы, пригласив с собой за компанию скрипача-неумеху, исторгнувшего хриплый полузадушенный скрип. Крайне немелодичный. Мастер погримасничал еще раз и потер лицо руками, когда до него с удивлением дошло, что источником скрипа был он сам, вернее, пересохшая глотка. Когда он смог в следующий раз разлепить глаза, золотой закат никуда не делся. Кроме того, начала возвращаться память: прекрасная раса Мастера, долгожданное явление родной расы (все-таки, быть Мастером Галлифрея – совсем не то, что Мастером какой-то задрипанной сол-мать-ее-номера), и этот мерзкий старый хрыч, при виде которого барабаны отплясали "Цыганочку" с выходом. Их.. источник. Рассилон. Рассилон и таймлорды! Мастер молниеносно крутанулся на месте, взглядом выискивая возможную угрозу, но... вокруг никого не было. Оба сердца колотились как бешеные, выброс адреналина взбодрил тело, напрягая мышцы для убийства или побега, но все это вышло холостым пшиком. Убивать было некого и убегать тоже было не от кого. Мастер огляделся еще раз. Быстро темнело. Причиной этого служил окружавший его лес – высокие деревья, листья которых отливали серо-стальным, отбрасывали на прогалину резкие тени. По левую руку высоко в небе плавно гасли последние ленты темно-алого заката. Закат разлился по небу будто волной: яркое светлое пятно на месте, где зашло светило, затем плавное затухание... и еще одно пятно. Два солнца. – Обратно на Галлифрей, обратно в ад?! – это уже таймлорд-ренегат едко повторил себе под нос маршрут, по которому Доктор несколько минут назад пожелал провалиться Рассилону, и почувствовал неприятный холодок по спине. Как следовало из лекции по истории авторства двух вышеобозначенных противников, это был последний день Галлифрея. Купол! Вот-вот рванет купол! Но даже эту мысль додумать ему не дали. – Именно! Я сказал им то же самое! – раздался возмущенный голос у него под боком. Мальчишеский, ломающийся. – В этот ад?! С каких пор лучшего ученика Деки смеют вышвыривать с практики на другой планете, да еще "на персональный зачет"?! Ад, правда?! Руки хмуро засунуты в карманы, голова гордо вздернута, в голосе нотки "вы еще узнаете гения!". Цвет волос в темноте не виден – светлое взлохмаченное пятно. Непонятно, каким образом Мастер не заметил этого мальчишку среди деревьев с первого раза... и все это оказалось совершенно неважно. – Серьезно?! – тупо переспросил Мастер у Вселенной, отказываясь верить своим глазам, ушам и ощущению присутствия остальных таймлордов. И рухнул на землю. Жизненная энергия, которую он так щедро расплескивал обеими ладонями, упоенный своей местью легендарному Повелителю Времени, резко начала иссякать, как засыхающий родник. – Ну да! – Тета Сигма приосанился, намереваясь рассказать все события злополучной практики незнакомцу и отточить на нем свою фирменную речь. Но тот почему-то побледнел еще до эпизода с изменением полярностей нейтронного ускорителя. – Эй, дядя.. с вами все хорошо?! Взгляд мужчины полыхнул ненавистью. Обжигающей и страшной. Тета попятился. – Доктор.. – хрипло и злобно прошипел Мастер, упрямо выталкивая из себя слова. – Я же говорил. Все, что это тело может сделать, – это умереть. – Я не доктор, – мальчишка растерялся, но лишь на секунду. Затем упрямо сжал кулаки и опустился на землю рядом, пытаясь прощупать оба сердца незнакомца. – Но могу им побыть! Вы не волнуйтесь, у меня высший балл по регенерации! В его голосе прорезались слишком хорошо знакомые бахвальные нотки. – Я сейчас все мигом исправлю! Оказаться, живым, на Галлифрее, и умереть от истощения, да еще на глазах у этого щенка. Какой позор! От осознания идиотизма ситуации хотелось убиться самому, не дожидаясь, пока это сделает за тебя предательское тело. На "высшем балле" Мастер не удержался от сорванного смешка, ибо хорошо помнил настоящие оценки этого неуча. – Хочешь мне помочь? – пальцы, бледные, как у Кощея, поползли навстречу покрытой веснушками ладони. – Хочу, конечно! – бесстрашно согласился "спаситель", не понимая, на что он себя обрекает. Холодные пальцы зацепились за его ладонь и упрямо поползли наверх, к виску. Юный Доктор неуютно повертелся на месте (пускать незнакомца в свое сознание было почти как целоваться с незнакомой девчонкой, только еще хуже), но замер и все-таки поднял руку старшего сам. И остаток жизненной энергии огненным пучком рванулся по сознанию, выжигая его мучительной болью. Страшные, ледяные картины чужих смертей (как много смерти!), чье-то гротескно запрокинутое лицо, перекошенное судорогой смеха, и невыносимая тоска песни Вселенной, которая рвет душу на части, и еще – страшное, неверное, зыбкое – разрывающееся небо и сизый, противный, жирный дым над островами. Мастер оказался щедр и все остатки своей силы выплеснул в один-единственный болевой удар. На сегодняшнем мирном Галлифрее этого бы не вынесло и большинство взрослых. Ладонь юного Доктора начала светиться. Он очнулся в Академии, в своей комнате. Сознание возвращалось медленно. Из событий последнего дня худо-бедно вспоминалось только, что, вроде бы, он полетел на практику по прикладным звездным наукам с остальным курсом. Прилета, как ни крути, вспомнить не удалось. Ни фига же ж себе ж я напрактиковался.. – с заслуженной гордостью подумал он и огляделся. Кощея за столом не было (куда делся, интересно? обычно его от книг не оторвать) – зато перед его столом со странным выражением лица стоял незнакомый посетитель. Светловолосый, с короткой стрижкой и – о, зависть! – небритый. Тета Сигма озадачено почесал собственный подбородок, горюя на тему его гладкости. Мастер обернулся и сочно хрустнул сандвичем. Щенок наконец-то пришел в себя. – Вы кто? – вопросил прямо и честно Тета. – Не то, чтобы я возражал против чужих в комнате, не подумайте, но как-то мы даже вроде не знакомы.. где ж я вас видел-то, на практике? А сейчас Кощей придет, и мне надо хотя бы придумать что-нибудь убедительное, почему вы здесь! Опять невесть что подумает.. Мастер сухо скрипнул зубами. Придумывать что-нибудь убедительное, да, дорогой друг?! Этим ты всю Академию занимался?! Ну-ну! Однако любоваться на младшего себя ему хотелось еще меньше. Не из-за парадоксов – их уже можно смело слать к чертовой матери, хуже не будет, – а потому что Мастер боялся не удержаться и свернуть мелкому себе шею. Доктор на кровати продолжал чего-то ждать, и Мастер понял, что пропустил вопрос. – А? Ну, я надолго не задержусь. Процесс по взлому чужих ритмов прошел без сучка, без задоринки. Щенок даже остался в том же теле, а энергии юношеской регенерации должно было хватить на ближайшее время, чтобы не отсвечивать своим электрическим черепом. Но голод... Голод! Мастер криво ухмыльнулся и отошел от стола. Доктора он оставил живым, повинуясь инстинкту: не слишком напортачить в своей временной линии, – но насчет остальных, которых он видел, пока тащил к общаге тело Доктора, инстинкт молчал. Время ужинать! Тета очень удивленно осмотрел закрывшуюся дверь, которой адресовать вопросы, похоже, было бесполезно. Потер голову. Уселся на кровати и извлек тетрадку Кощея, полистал, нарисовал на последней странице карикатуру на них двоих... Память о сегодняшнем дне вернулась где-то к часу ночи. Кощей до утра так и не вернулся. К полудню терпение Теты достигло предела. Кощея не было ни в библиотеке, ни на темно-красном бескрайнем поле, ни на шпиле главного здания. В отчаянии юный таймлорд зарулил даже в классы, вызвав нездоровое оживление среди одноклассников (его талант пропускать абсолютно все занятия уже стал частью академического фольклора). Тщетно. Сосед как сквозь землю провалился. Последнее, что Тета помнил: Кощею не разрешили тогда экстренно вернуться на Галлифрей с проштрафившимся товарищем, и они договорились встретиться после практики. Решительный пинок едва не снес с петель дверь Борусы. – Профессор! – звенящим голосом заговорил Тета Сигма, едва закончив церемониальный поклон. – Где Кощей?! Высокий мужчина в тяжелых пурпурных одеяниях, которые обыкновенно носили наставники Академии, вздохнул: – Он исчез. – Как исчез?! – в голосе Теты явно можно было услышать невысказанное оскорбленное недоумение: "И вы, вы позволили этому случиться?!" – Замолчи и услышишь, – Боруса поднял руку, пресекая дальнейшую истерику своего лучшего ученика. На душе у него все же скребли кошки. – Он исчез через десять минут после того, как тебя отправили обратно. Растворился в воздухе, технология аналогична "лучу телепортации". Его отец был здесь с утра, и мы ведем розыски. Лучшее, что ты можешь сделать, – ни во что не влезть, пока мы его ищем. Он выдохнул, разглядывая разозленного дьяволенка, и проговорил медленно, сам не понимая, почему пытается оправдаться перед учеником: – Тета Сигма, никто не понял, что случилось. Его словно целенаправленно телепортировали. Это все, что мы сейчас знаем. Тета стиснул кулаки и, еще раз поклонившись, маленькой злющей шаровой молнией выметнулся из учительских покоев. Кощей. Ну зачем, зачем тебе надо было доказывать, что ты тоже умеешь влипать в неприятности? Неужели тебе мало было меня?! Попросил бы, я б обеспечил... Непривычное до сего дня чувство смутной тревоги за товарища влезло в душу липкими щупальцами. Уж больно это было непохоже на тихого книжного мальчика – взять и ни с того, ни с сего исчезнуть! Слишком непохоже. Искать отца Кощея было бесполезно. Тета Сигма его хорошо помнил – высокого, сильного мужчину, заседавшего в Сенате. Мимо яростно вышагивавшего мальчишки, поглощенного своими мыслями, проносились привычные картины: группки старшекурсников по шесть-семь таймлордов рассекали по просторным скверам Академии, из окон доносился смех и жужжание чьих-то техногенных проектов. Теплый воздух пах медом и свежескошенной травой, легкий ветерок ерошил волосы, и плющ вился вдоль стены главного здания вверх, к шпилю... И Кощея не было рядом! Нет, решительно, приставать ко взрослым было бесполезно – Тета мог быть сто раз уверен, что именно он поможет, найдет и спасет, но взрослые отказались бы это понимать! Поглощенный своей тяжкой проблемой: как бы так спереть Тардис и слетать на место происшествия? – и тяжелой тоской, мальчишка затормозил, лишь врезавшись носом во что-то черное и немытое. – Добрый день, мелочь – маниакально ухмыльнулся Мастер, затаскивая юного Доктора в кусты. – Надо поговорить. Доктор очнулся на холодном мраморном полу, с его черно-белым рисунком, ощущая разбитой губой и щекой царапающие осколки стекла. Я жив! Там, где несколько мгновений назад зияли Врата Бессмертия, ничего не было: ни Рассилона, ни матери, ни Мастера. Все словно провалились сквозь землю – вернее, вернулись в последний день Галлифрея. В ад. В голове царила тяжелая и блаженная пустота – там, где несколько секунд назад еще звучал жадный шепот голосов остальных, почти вернувшихся, таймлордов. Было муторно и грустно, как в тот момент, когда он обрек Помпеи на взрыв вулкана, как в любой из тех моментов, когда он выбирал меньшее из двух зол, меньшее количество смертей.. Как тогда, когда он использовал Момент, чтобы остановить последнюю Войну Времени раз и навсегда. Было пусто, и он, наверное, выжил и на этот раз. Он поежился и медленно выдохнул, позволяя отчаянной надежде "я выжил!" выползти из самого укромного уголка души. По стеклу осторожно и вежливо побарабанили. Четыре глухих удара. – Доктор, ты бы выпустил меня отсюда, ладно?.. – предложил Вилфред. – Они ведь ушли? И он побарабанил по стеклянной двери снова. Раз-два-три-четыре. По стеклянной двери, которая соединялась с ядерной установкой, реактор которой уже перешел критическую отметку. Старческие ладони по стеклу. Мировая несправедливость этой ситуации была подобна безжалостному удару кулаком под дых. Доктор замер, заново пытаясь отдышаться. Осознать, что его песня заканчивается. Смириться. Его лицо окаменело, и это было похоже только на затишье перед грозовой бурей, перед бурлящей внутри истерикой, всепожирающее и страшное. Он не хотел – не хотел! – умирать. И тут он услышал еще один голос. – Кто ушел? – И последний из таймлордов примерз к месту, будто ударенный пыльным мешком по голове. – Где я? Что происходит? И темноволосый худенький мальчик в темно-пурпурной форме прайдонианского факультета подошел к стеклу, за которым стоял Вилфред. – Что?! – судорожно квакнул Доктор и ощупал свое горло, сам отстраненно удивившись неожиданному звуку и намереваясь больше таких не издавать даже перед лицом неминуемой смерти. – Парень, тебе тут не место, – мягко сообщил Вилфред. – Давайте-ка и мы отсюда уйдем. Выпустите меня и пойдемте отсюда подобру-поздорову. Мальчик побарабанил по стеклу, внимательным и цепким взглядом изучая конструкцию двойных дверей. Четыре удара. – Там радиация, придурок! – в ужасе возопил, поднимаясь с земли, Доктор. – Там чертова радиация, в которую Вилфреду просто обязательно надо было сунуться! Десятки тысяч рем! Не трогай! Реактор уже перешел в критическое состояние... И нет, вот обязательно! Надо было! Влезть! Какому-то несущественному, мелкому, обычному человеку... – Доктор, – тихо отозвался Вилфред. – Я все понимаю. Не надо. Оставь меня. Прайдонианец молча смирился с тем фактом, что двум нервическим взрослым было не до него (кстати, интересно, что это за планета?), и отошел к компьютеру управления, попутно с интересом осмотрев раскуроченную установку, в которую был вложен алмаз. Его пальцы проворно замелькали над клавишами и рычагами. Через несколько минут он коротко усмехнулся, услышав между хриплым рычанием молодого мужчины и негромкими, полными спокойного достоинства репликами старика щелчок открывающейся двери. Вилфред медленно и неловко выбрался наружу. Доктор обернулся и молча смотрел на темноволосого мальчишку, отчаянно, недоверчиво и тепло. – Пойдем-ка отсюда, действительно. Я все объясню. Пошли... Кощей. И тут же проклял свой длинный язык, услышав в ответ два синхронных вопроса: – Ты его знаешь? – Откуда ты знаешь мое имя? Холодный и настороженный интерес, блеснувший в глазах молодого таймлорда, сделал его похожим на свою выросшую копию. – Я таймлорд, – вежливо сообщил Доктор. – Зови меня Доктором. Так вот, теперь нам предстоит небольшая пробежка к моей Тардис, потому что сейчас тут будут новости, полиция и всякие идиотские вопросы, которых у нас хватает и без них. За мной! И воодушевленно устремился по коридору. – Твоя система "хамелеон" не работает, – констатировал бледный мальчишка, пытаясь отдышаться. Он прижался к одной из коралловых основ, хватая ртом воздух. Так и не научился со мной бегать, надо же.. – с неожиданным теплом подумал Доктор, сунув мальчишке пластиковую бутылку с водой. Кощей благодарно кивнул и принялся пить. – Доктор? – осторожно поинтересовался Вилфред, который медленно, закряхтев от усталости, опустился на диванчик. – Так кто это? – Это Кощей, – вздохнув, признался Доктор. – Он таймлорд, и хоть убей, не пойму, что он тут делает! – Они же.. – начал было Вилфред, но запнулся, завидев судорожно вытаращенные глаза Доктора. Немая гримаса явно свидетельствовала о том, что мальчишку не стоит посвящать в подробности сцены, которая предшествовала его появлению. – Может, он сам расскажет? Парнишка, ты откуда свалился? – Да, Кощей, расскажи? – подхватил было Доктор, но холодный желтый взгляд несколько остудил его энтузиазм. – Сначала вы, – Кощей прикрутил крышку от бутылки обратно и пошел вокруг панелей, считывая информацию со знакомых датчиков и пытаясь понять принцип работы незнакомых рычагов, кнопок и реле. – Кто вы?! Зачем меня вытащили?! Доктор вздохнул. Нет, лишние восемьсот с чем-то лет опыта позволили бы задурить мальчишке голову, но лгать Мастеру, когда он еще не стал Мастером, не хотелось. За это время он успел позабыть, каким тот был тогда, в Академии. Что тогда Мастер был просто подростком, в котором оставались и душа, и оба сердца, и даже, – черт подери! – что-то хорошее. Неназываемое. – Ну, хорошо. Это Вилфред, я Доктор, это моя Тардис, и система "хамелеон" мной сломана нарочно, потому что это – художественное самовыражение! – быстро заговорил он. – Модель Т-40 с персональными модификациями. На текущий момент можешь считать меня ренегатом, находимся мы на планете Земля, третьей в Солнечной Системе, галактика группы альфа-десять, сверхскопление Девы, то есть с противоположной стороны Вселенной от Галлифрея, время ты уже видел на мониторе, телепортировался ты сюда спонтанно, и вернуть тебя домой мы не можем, пока не разберемся, что за парадокс только что произошел! То есть... Ты застрял. Теплый взгляд скользнул по лицу мальчишки: – Мне очень жаль. Мне правда очень жаль. Кощей молча кивнул, сжавшись. Интересно, заметит ли Тета, что я не приду ночевать... – Что за парадокс? – коротко поинтересовался он, пытаясь понять, что же все-таки чувствует при мысли о том, что внезапно не может вернуться домой. Сожаления об утраченном доме не было. Единственное, о чем он жалел, – это о том, что луч телепорта не зацепил их с Тетой вместе. И что у него не было своей Тардис. И что учебники остались там. – Это вы его организовали? С какой целью? Его голос, ломающийся и мальчишеский, почти не дрожал. Напротив, маленький поганец, забывшись, даже попытался использовать гипноз, чтобы получить полные ответы на вопросы. – Гипноз на меня не действует, – мимоходом попенял ему старший таймлорд. – Хотя ты силен, да. Парадокс... Знаешь что, давай-ка вернем Вилфреда домой и после этого спокойно поговорим. То, что Доктор тянет время, было понятно всем троим, но возражать не получалось. Доктор переключил несколько рычагов, и Тардис, моргнув, проявилась на улице рядом с домом Донны. – Береги себя, парень, – тепло попрощался старик, и Кощей, против своего желания, открыто кивнул аборигену "сол-3". – На пару минут, Доктор, – попросил Вилфред, и оба вышли, оставив мальчишку внутри. Нет, Мастера Доктор бы не оставил и в сотне метров от своей Тардис без присмотра, но за Кощея все-таки был спокоен. В худшем случае – тот усовершенствует десяток-другой кнопок и рычагов и все-таки починит систему "хамелеон". Ничего, ее потом можно будет снова сломать. Но при мысли о том, чтобы сломать что-то, что поменяет в Тардис этот мелкий, настороженный и гениальный мальчишка – Кощей! – внутренности будто резко свились в тугой узел, и в груди что-то екнуло. С другой стороны, при мысли о действующей системе "хамелеон" екнуло второе сердце. Так и ничего не решив на этот счет, Доктор подпер плечом темно-синюю полицейскую будку и перевел взгляд на Вилфреда. – Доктор, они, твои ребята, ведь исчезли, верно? – дед Донны неловко потоптался рядом и подул на озябшие пальцы. Я бы гордился таким отцом, – вспомнил таймлорд, все еще не в силах полностью принять свершившееся чудо: что ему не пришлось жертвовать собой для спасения жизни этого пожилого, мудрого и земного человека. Человека до мозга костей. Человека, родством с котором он бы действительно гордился. – Да, Вилфред. Таймлорды должны были вернуться обратно, – Доктор обернулся и убедился, что дверь в Тардис плотно закрыта и Кощей не подслушает. – В последний день Войны Времени. На горящий Галлифрей. – Тогда откуда взялся этот? – наивно удивился пенсионер. – И неужели ты хочешь его вернуть обратно на войну?! – Не все так просто... – вздох. – Понимаешь, наверное, парадокс случился потому, что с ними на Галлифрей вернулось лишнее, вернулся Мастер, и Время отреагировало, возвращая "равным обменом" Кощея, заменяя лишнее на лишнее. Но почему оно заняло его восемьсот пятьдесят лет назад?! Черт, что-то здесь есть, очевидное, тривиальное, просто я не вижу, Роза бы увидела! Вилфред выглядел озадаченным. – Какой же это равный обмен – вернуть ребенка? Нет, Доктор, что ты, я знаю, детей надо вывозить с войны, вот как мы мелких во Вторую Мировую из Лондона везли в пригороды, от бомбежек... – Вилф, – прервал его усталый голос, и он заново заметил все набухшие ссадины и царапины, начавшие темнеть на лице таймлорда. Доктор взъерошил себе волосы и с головой бросился в этот темный омут, признавая то, что было невозможно даже теоретически. – Ребенок – это он и есть. Оба помолчали, не называя по имени беловолосый необузданный звериный кошмар, который несколько часов назад спас жизнь Доктора, растаяв в белой вспышке, упиваясь своей местью. Его последние слова все еще звучали эхом где-то глубоко под вторым сердцем. Это ты сделал меня таким! Искалечил всю мою жизнь! Раз! Два! Три! Четыре! – Мы в безопасности? – осторожный кивок на Тардис. – Да... Думаю, да. Знаешь, он не всегда был таким. Белые волосы – это только последняя инкарнация, раньше у него было больше чувства стиля, не бойся! Вилф, сейчас это ребенок. Которого надо вернуть домой. Вилфред помолчал, покачнувшись с ноги на ногу. – О-хо-хо, старость не радость... Ты уверен, что его надо вернуть? Если его не вернуть, если вот ты за ним приглядишь, может, он станет другим? Парень от рук не отобьется, и все будет по-другому. – Это невозможно. Некоторые временные линии нельзя менять. Вокруг быстро сгущались темно-синие сумерки. Лондон оставался на месте, гордый, непокоренный. Люди переговаривались быстро и живо, все еще пытаясь прийти в себя после странного, непонятного и пугающего дня. Доктор помотал головой. Даже после того, как он сказал это вслух, соблазн оставить Кощея на Тардис, слетать с ним к Удам, хотя бы на пару дней задержаться с его возвращением домой, показать ему всю прелесть Вселенной... соблазн был так велик! И даже инстинкты таймлорда, обычно резко дававшие знать, если что-то нарушало временные линии, на этот раз молчали! Вихрастый высокий мужчина в длинном плаще выпрямился и отсалютовал своему собеседнику. Тот тоже кивнул – проклятые колени отчаянно ныли, да и денек выдался – не чета другим! Пора было и отдохнуть. – Заходи к нам, Доктор? Пока Донны не будет дома. И звони. Две головы лучше одной, а если паренька вернуть не сможешь, мы придумаем, что с ним сделать. В школу отправим... без пригляда не останется! Доктор кивнул. – Вилфред.. – пауза. – Увидимся на свадьбе Донны! Я подойду. Человек мелкими усталыми шагами направился к своему дому. В гостиной горел свет и приглушенно слышалась живая, склочная и вредная перепалка семьи. Вилф обернулся на крыльце и отсалютовал Доктору, прежде чем зайти внутрь. Таймлорд поднес ладонь к виску, улыбнувшись, и шагнул обратно, в свой дом. Кощей сидел перед консолью и оживленно по ней барабанил, считывая информацию с трех экранов одновременно и выдавая запросы на двух реле, клавиатуре и звуковом управлении. Заслышав шаги, он вскинул голову и впился пристальным взглядом в вошедшего: – А теперь вы мне все расскажете. – В-вы! – выговорил Тета, отплевываясь от черных ворсинок чужого потертого свитера, который забил ему рот. Он попробовал было отшатнуться от незнакомца, но чужие пальцы удавкой оплели запястье. – Вы! Мастер ухмыльнулся, не в силах сдержать звериного восторга. Он был доволен: – Да, я? – Вы меня чуть не.. вчера! Не убили! – ужас, написанный на лице, был более чем реальным. – Не убил, – удивленно кивнул Мастер, думая о чем-то своем. – Использовал твою энергию регенерации. – Эти картинки! – возмущенно возопил Тета, – Это.. ужасно! Что за глюк это был?! Чьи-то кошмары? Юный идеалист, он явно и недвусмысленно считал, что в реальности таких ужасов не бывает, и злился только на то, что ему показали чужие ночные кошмары. Ну, и еще немного на себя за то, что так бурно отреагировал. – Сам вызвался помочь, мелочь, – Мастер умело проигнорировал вопросы и не прогадал. Внимание Теты скакало с одной мысли на другую бешеной белкой, и такое страшное оскорбление он, конечно же, не мог оставить без ответа. – Я не мелочь! – возмутился юный таймлорд и снова безрезультатно рванулся из мертвой хватки. Увы, единственным результатом оказалась хлестнувшая по лицу мокрая ветка одного из кустов. – Я – Тета Сигма! А вы не представились! – Я знаю. Серебристые кусты надежно скрывали этот бурный диалог от чужих глаз. Странно, - подумалось Тете, - я был уверен, что это тайное убежище знаю я один, ну, и еще Кощея сюда таскал. Сидеть на траве, в полумраке, под тесно сплетавшимися над головой гибкими ветками, с кем-то еще было странным. Очень странным. – Я Мастер, – негромко прошипел белобрысый собеседник, с достоинством и пафосно. Тета фыркнул и тут же ойкнул, получив болезненный подзатыльник. К подзатыльникам он привык, но получать их от незнакомцев все равно было малоприятно. – Мастер чего? – Вселенной. Диалог явно катился не в ту степь. От черного свитера едва пахло чем-то странным, диким, первобытным. Тета еще толком не выучил, как пахнет кровь таймлорда, но запах неприятно будоражил ноздри. Он отодвинулся и вскинул голову. – Вы появились почти одновременно с пропажей Кощея! – Что, побежишь плакаться Лорду-Президенту? – издевательски протянул мужчина. – Так он тебе и поверит. Тета моргнул. Привлекать взрослых было не в его правилах. Он всегда решал все сам. Один. Максимум – с Кощеем. – Нет. Но! Вы тут один, спали где-то на улице, и от старших скрываетесь, как и я! – затараторил он, придя наконец к правильным выводам. – И да, они придурки, глаза б мои их не видели! Но! Я знаю Академию от и до, могу подсказать, где что найти, и помочь вам взять то, что вам нужно – а вам что-то нужно! – чтобы вы отсюда убрались и вернули Кощея! Мастер для профилактики тряхнул щенка за шиворот (зубы лязгнули) и задумался, тревожно втягивая воздух расширенными ноздрями. Пахло опасностью. Оба примолкли, и через полминуты мимо, торжественно и властно переговариваясь, прошли несколько старших. Тета хмуро сверкал глазами, ожидая ответа. Что ж, он действительно знает все входы и выходы, это полезно. Что именно он хотел бы сотворить на Галлифрее, Мастер пока не задумывался. Захватить, наверное. Раскопать источник своих барабанов – Рассилона реинкарнировали только к Войне Времени, значит сейчас его личность была прописана в Матрице. Получить удовольствие от сладостной мести, в которой поможет сам же Доктор. Что ж, пусть мальчишка думает, что он ищет способ вернуть его дружка-идиота. Пригодится! О себе-в-молодости думалось уничижительно и даже более, особенно теперь, когда на Тету можно было смотреть злыми желтыми глазами психопата, прожившего девятьсот лет. Теперь, когда ты знал, что ничего и никогда из этого не выйдет. – Согласен. Для начала, мелочь, – он профилактически встряхнул будущего Доктора за шиворот, не давая напомнить то, детское, имя. C его десятой регенерацией, – ностальгически подумал он, – этого сделать бы не получилось. Дылда, эх! – Еда и одежда. Много еды. И ключ от твоей комнаты. – Пойдемте. Светло-русые с рыжинкой волосы были безжалостно взъерошены, и Тета направился к общаге обходным путем. Целеустремленный, как щенок бульдога. Кощей, жди меня, я верну тебя домой. – Кстати, вот в эти кусты тоже можно прятаться, а под землей есть целая система коридоров, которая объединяет все здания! А вот по крышам я лазал, там прыгать больше приходится. Вам куда-нибудь конкретно надо вломиться или нет? И что вы тут хотите? Что, прямо к декану? Да легко, я туда как к себе домой хожу. Мастер мысленно застонал. Это трепло заглушало даже барабаны. Собой. Еда нашлась быстро: бесшумно лазать в столовую прайдонианцев Тета насобачился еще в первый же год. Чтобы открыть окно первого этажа и впустить диковатого белобрысого мужчину, времени тоже много не потребовалось. С немым восторгом пронаблюдав за Мастером, который быстро заглотил порцию, с лихвой насытившую бы семерых голодных адептов, он на всякий случай спрятал себе в карманы столько же. Пригодится! – Вот бы мне так научиться... Едите, будто еду в чемодан складываете! Вдохновенно! Хоть сейчас поясной портрет пиши, – и Тета подскочил к стене и угольком набросал некую "поясную абстракцию", как он сам пояснил. И на секунду скис. Мнения Кощея об этих возмутительных художествах ему все-таки не хватало. Нет, остальные ругались не менее сочно, но просто как-то пусто было внутри, если за день ни разу не услышать возмущенно-занудного "Тета Сигма, хватит портить школьное имущество! Нас же сейчас увидят!" – Э-эй, не надо меня бить, я хороший! А то одеждой не поделюсь! Где это такой шик откопали? Что, не хотите говорить? Ну и ладно, сам разберусь, надо только клочок на анализ забрать. В лаборатории. При слова "лаборатория" Мастер азартно блеснул золотыми глазами и закончил запихивать еду в рот: – Пошли! Так и получилось, что вместо одежды кошмарная пара застряла в одной из лабораторий. Мастер устремился к деталям и принялся заново собирать хотя бы примитивную лазерную отвертку, Тета запрыгнул на один из свободных столов и, болтая ногами, продолжил бомбардировать его вопросами. Ничто, кроме подзатыльников его надолго не затыкало, а их он достаточно быстро научился избегать. В пальцах он вертел несколько деталей, старательно прилаживая их вместе, и вид у него был возбужденный. – Лазерную отвертку, – прошипел Мастер, отворачиваясь. Его мутило. – Я собираю лазерную отвертку, мелочь. Он не мог понять, что его бесит в мальчишке больше – бесперебойный лепет, сияющие глаза, умение отключаться от того, что Кощей пропал – Ты не слишком-то по мне скучаешь, кретин! – или те моменты, когда мелкий Доктор вспоминал своего пропавшего друга и начинал, не слишком скрываясь, нервничать и строить какие-то идиотские замки на песке насчет его возвращения. Сам Мастер был отнюдь не против текущего состояния вещей: захватить Галлифрей, на котором никто к этому не готов, куда как приятнее, чем возвращаться на пылающий Галлифрей последнего дня, куда, наверное, и попала его ранняя версия. Нет, надо будет ее вытащить, чтобы его жизнь не прервалась раньше, но ... в свое время. Потерпит. Терпеливый идиот! – А чем она поможет? – Взломом, – Мастер вынул изо рта зажатую в зубах микросхему и вложил ее в узкий корпус отвертки. Обернулся. Тета стоял рядом и внимательно наблюдал за действиями; более того, маленький паразит еще и записывал все детали ровным столбиком! Ну-ну, Доктор! Интересно, что бы сказала та регенерация, узнав, что я учу тебя-мелкого собирать оружие. Для убийства. Негромкий смех раскатился по пустой аудитории. – А как? – под столбиком быстро появилась зарисовка корпуса в разрезе. Мастер защелкнул отвертку, переставил деление и навел его на дверь. – Так. Блеснул красный лазерный луч, и от замка осталась осевшая на пол горстка серой пыли. Мелкий замер от восторга, и в нем опять мелькнуло что-то, едва похожее на страх. Мелькнуло – и угасло. В золотом веке Галлифрея они еще не умели бояться, – понял Мастер запоздало. Воспоминание отозвалось привкусом крови во рту, ржавым и противным. – Одежда! – еще резче, чем обычно, скомандовал беловолосый беспризорник, оглядывая свой печальный черный свитер. Склонил голову набок, хрустнул костяшками пальцев. – Идем. Чувство, похожее на стыд, охватило мальчишку, когда он уцепился пальцами за тонкие и прочные ветки плюща. Плющ вился вдоль потемневших от старости стен, цеплялся тонкими усиками, и листья его просвечивали насквозь серебристым светом двух лун. Нет, угрызений совести по поводу залезания в учительские покои Тета не испытывал. Неуютное чувство было связано с тем, что этим древним и диким средством передвижения – лазаньем по стенам – он раньше страдал только в присутствии Кощея. А Кощея не было рядом. И вернуть его мог только тот странный, непонятный таймлорд, который уверенно взлетел по хлестким ветвям вверх первым, словно был здесь раньше. – А со шпиля.. – начал было Тета, но его оборвали на полуслове. – Видно всю Академию. – забывшись, пробормотал его коллега по взлому. И бросил на мальчишку еще один ледяной озверевший взгляд, на секунду всерьез задумавшись, не пустить ли отвертку в ход. Вот уж чего не хватало, так это сентиментальных воспоминаний. Мелкий картинно изобразил застегивание рта на молнию и выбрасывание ключика прочь. Надолго его все равно не хватит. Короткий прыжок через подоконник – Мастер оттолкнул пацана и забрался внутрь первым, держа лазерную отвертку наготове, – и они оказались внутри. Тета осторожно, вытращив глаза и гримасничая, заглянул внутрь. С прошлого раза, когда они с Кощеем воровали отсюда Тета-Кощеевскую домашнюю работу по физике, здесь мало что изменилось. Хозяина опять не было дома. Осветительные шары слабо и матово поблескивали, невысокие столы располагались поверх пышных ковров, и багровые обои в малоосвещенных углах казались почти черными. – Одежда здесь, – бесшумно кивнул Тета в сторону спальни. Мужчина раздраженно отмахнулся и вместо этого шагнул к терминалу. – А теперь... – бесстыдная дьявольская ухмылка. От восторга Мастер на секунду высунул кончик языка, став похожим на ящерицу, и облизал пересохшие губы. С глухим щелчком деление лазерной отвертки вернулось на минимум. – Магия. Терминал ожил. Над столом высветилась общая карта Академии. Мастер зашипел команды и рисунок свернулся до двухмерного, затем мелькнул и сменился шарами с вырезанными секторами – старым галлифрейским письмом, и, наконец, аккуратными таблицами. – Мелочь, в спальню, собрать одежду, – приказал он, не отвлекаясь. Взлом старых систем оказался весьма увлекательным занятием. Впрочем, осознание того, что он приказывает Доктору, оказалось тоже на удивление приятным. – Так, не смей мне противоречить, железо! Слушай своего Мастера... Покажи мне систему безопасности. Тета покорно шмыгнул в спальню и, представляя себя профессиональным межгалактическим вором, бесшумно распахнул шкаф с одеждой. У старика ее все равно было слишком много! Ага, вот эта роба без знаков отличия подойдет.. и еще вот эта, и штаны, и туника.. И пояс, которым можно все это привязать себе на спину. Бесстрашный профессиональный межгалактический вор умудрился прийти на грабеж без сумки и теперь неутомимо изобретал все новые и новые способы протащить награбленное через тайный пространственный проход. Роль прохода исполнял плющ, обвивавший оконную раму на двенадцатом этаже. От своих занятий оба оторвались, только заслышав шаркающие шаги в коридоре. Младший вылетел к окну первым, с аккуратным тючком за спиной, перевязанным оранжевым поясом, и быстро исчез, уцепившись за плющ как обезьянка. Мастер, в руке которого сама собой оказалась лазерная отвертка – когда он ее успел достать, Тета так и не понял, – наставил ее на входную дверь. Он шепотом пробормотал то ли ругательство, то ли последний десяток команд, отрубил терминал и неспешно отошел к окну. Когда дверь открылась, оба уже были на уровне десятого этажа. Тета задыхался от беззвучного веселого хохота, который, казалось, тонкими иголочками покалывал кожу. Приключение! И какое! Мастер беззвучно ругнулся на неудобный момент – он почти закончил считывать информацию! – но приказал себе не торопиться. Захват Галлифрея не обязательно было осуществлять прямо сегодня и прямо сейчас. Завтра эти идиоты будут настолько же не готовы. – Вы не будете занимать его кровать! – угрожающе пискнул Тета, плюхаясь на объект спора. – Ему не понравится, если в его постели будет кто-то еще! Только я. И то, это ненадолго. Мне уже не нравится! Впрочем, ложиться в свою кровать Мастеру хотелось меньше всего. Соплей по детству он предпочитал не распускать. – Заботишься о его постели? – Нет! Ну он.. чистюля, – это Тета произнес почти нежно, насмешливо. Говорить о товарище было неожиданно приятно. Кощея не было уже второй день, для извечных соседей по комнате – долгий срок! – А зачем вы отвертку на дверь наставили тогда? – задал он наконец вопрос, который неотвязно, как мотылек в фонаре, крутился в его голове. – Мне не нужны свидетели, – холодное, спокойное уведомление. – В смысле, вы бы.. – пауза. – Убили?! – Нет, осалил бы играть в прятки! – сарказм. Который, кажется, прошел мимо Теты. Мальчишка явно предпочел поверить, что учителю угрожала лишь пара часов без сознания в худшем случае. – Ты хочешь вернуть своего идиота или как? – Отрубили бы, я понял. Эй, он не идиот! Он Кощей! – Тета зарылся в чужую подушку и вздохнул. – И я по нему скучаю... – Так чего же ты боишься, придурок? Что бы ты сделал, чтобы вернуть его? – вкрадчиво поинтересовался Мастер, закидывая руки за голову. Наволочка пахла медом и чужими волосами. Не то, чтобы неприятно, скорее неуютно, как если бы возвращался в дом, в котором жил когда-то, и в котором с тех пор после тебя жили многие поколения чужаков. Своей мебели нет, вид за окном поменялся, но в пустых комнатах отдается эхо, и ты машинально проходишь их по знакомому маршруту, и протягиваешь руку к столу... Нет. – Все! – возмутился Тета. – Ну, почти все. Я за ним всю Вселенную пролечу. Вдоль и поперек. – А ты.. – Мастер перевел взгляд на потолок, мысленно замирая от удовольствия приготовленной ловушки. – Убил бы за него? – Нет, – не раздумывая. – Вот видишь! – казалось, говорящий был несколько задет. – Нет, и он бы за меня тоже не убил. В голосе Теты сквозила явная гордость. Гордость собой, гордость своей вечной, великой расой, которая вылезла из колыбели войны миллионы лет тому назад. Гордость за себя и своего лучшего друга. – О, ты не знаешь... – ехидство в голосе было разлито в пропорции один к одному с елеем. – О, как ты не знаешь.. Он убьет... убил бы за тебя миллионы! – Нет! – мальчишка резко выпрямился и сел на кровати, вглядываясь в темноту, из которой слышался голос. – Вы его не знаете, и его вообще никто не знает! Только я! Кощей не такой. Он убьет, только чтобы спасти меня. – Наивный... – нежно рассмеялась в ответ темнота, и смех пополз влажным, липким, ледяным холодом по спине. – Он будет убивать, чтобы привлечь твое внимание!... Тета передернул плечами, отмахиваясь от этой ереси, как от ночного кошмара, и швырнул в ответ подушкой. – Я не собираюсь убивать. И он тоже! Вы его с кем-то путаете. Мастер поймал подушку и, подумав, уложил ее себе под голову. Две подушки – не одна подушка! Мелкий.. идеалист! Ты неисправим, Доктор. Путаю? Ничуть, лишь пророчествую. – Эй! Отдайте! Мерное дыхание спящего было ему ответом. Тета улегся обратно, привычно сунув под голову локоть, и принялся размышлять. Новый знакомый – Мастер – пугал его. Было в нем что-то прекрасное и неправильное одновременно, неправильное настолько, что Тета Сигма, галлифрейская катастрофа и тяжкое наказание всех своих наставников, в первый раз задумался всерьез о грани между шалостью и злодеянием. Украсть домашку – это раз плюнуть. Украсть одежду – плюнуть два раза. Лазерная отвертка, наставленная на дверь, в холодных пальцах – дверь под прицелом лазера и золотых глаз, – вот эта картинка не давала ему покоя. Он проворочался почти до рассвета и, наконец, когда под окнами уже начали голосить птицы, уснул. – А теперь вы мне все расскажете, – Кощей поднял голову от монитора. За то время, что абориген и второй таймлорд провели снаружи, он успел подключиться к основной информационной системе этого мира и даже найти главные узлы. Орды Чингисхана, культуры ацтеков и миролюбивых брахманов, внутренние междоусобицы за Великой Китайской стеной и две Мировые войны – история Сол-три в кратком изложении состояла в основном из кровавых бань и эпидемий, с редкими периодами затишья. Не то, чтобы прайдонианец собирался проводить на этой планете хоть на йоту больше необходимого, но его девизом было "информации не бывает слишком много". – Хорошо, – Доктор оживленно подергал пару рычагов, переводя Тардис в режим накопления энергии, дружелюбно заехал по особо упрямой панели молотком “для ручного управления” и взъерошил свою и без того гротескную прическу. – За мной! Он устремился вглубь корабля, отчаянно жестикулируя на ходу. – Итак, что такое "временной замок", знаешь? – Кощей высокомерно кивнул – дескать, десять лет назад проходили, и концепт этот не представляет сложности даже для ребенка. Коим он, молодой, но образованный таймлорд, уже не является. Давно. Раз-два-три-четыре.. Он высказал свое нетерпение легким кашлем. В его сознании оформлялось неясное подозрение, что от него что-то пытаются скрыть. – Временной замок. Замок... В него, скажем, попало – в результате использования легендарного артефакта под названием "Момент" – несколько.. страшных вещей, – Доктор ускорился, заворачивая за угол и не глядя на своего спутника. – Страшных для Вселенной. Дитя Кошмара, деградации Скаро... в общем, полный перечень займет долгое время, но они туда попали. Далее. Путем империального заявления ментального линка.. – он дошел до кухни и кивнул мальчишке на одну из табуреток. – Пицца. Как ты относишься к пицце? В Торчвуде опять оставалась лишняя.. ну да, я их навещал полгода назад, но! – он с гордостью распахнул холодильник и тут же, шарахнувшись, придержал дверцу. Скотч опять отлепился, пришлось переклеивать. – Но! Холодильник, совмещенный со временным замком! Срабатывает при открывании-закрывании дверцы. Еда, которая не портится никогда! Так вот, познакомим тебя с земной кухней. Подозрение Кощея, что тема "временного замка" и парадокса, который его вытащил, являлась для собеседника крайне скользкой, переросло в стойкую уверенность. Бледный мальчишка сцепил руки перед собой и проигнорировал бы гастрономические воззрения старшего, но почувствовал некую слабость. Ч-черт. – Да, спасибо, – кратко. – Продолжайте. Ментальный линк? – Линк, – подтвердил Доктор. – Который был усилен физическим объектом – не знаю, вряд ли ты успел заметить, в одной из установок был чистый бриллиант... – Этот? – Кощей вытащил из кармана робы треснувший камень, и в ответ на вытаращенные глаза и еще одно нервное "Что?!" пояснил: – Он позвал меня. Ну.. – замявшись, – выглядел центром. Притягивал. Как интересный проект, – закончил он негромко, почему-то попытавшись списать эмоции, которые вызывал в нем камень, на обычную природную любознательность молодого ученого. Одна из граней была выщерблена и вдоль нее змеилась тонкая паутинка едва заметных трещин – закономерный итог экстренного обрыва эксперимента. Оба таймлорда замерли на несколько секунд, разглядывая мистический камень, тускло отблескивавший даже в неярком электрическом свете кухни. Из замешательства их вывел писк микроволновки и потянувшиеся по комнате ароматы пиццы. – Да-да, – кивнул Доктор, накрывая на стол и тоже не заостряя внимания на поразительном проворстве мальчишки. – Этот. Он усилил ментальную связь и позволил открыть канал. С одной стороны, – он поднял левую руку и сжал ее в кулак, – временной замок, пузырь, затем – нитка связи, и, – он поднял правую руку, открытую, будто держа в пальцах невидимое яблоко, – объект связи. Кивнул, помолчав. – Мой друг. Кощей молча наклонил голову, не смея перебить тяжелое откровение трапезой. Человеческая пища пахла на удивление аппетитно. Впрочем, молчал собеседник недолго – кивок, и он первым вгрызся в свой кусок. Прайдонианцу оставалось только последовать здравому примеру. – С усилением связи – тут было еще несколько технических мелочей, – в число "технических мелочей" Доктор щедро записал расу Мастера, сочтя, что к делу не больно-то относится, а назвав исчезнувшего маньяка "другом", теперь придется заботиться о том, чтобы общий имидж его был более-менее связным. – Так вот, с усилением связи временной замок был пробит. Результат был достаточно прочным, и эти страшные вещи... – он твердо выдержал золотой взгляд Кощея, не моргнув. Сейчас моргать было нельзя. Нельзя было дать мальчишке понять, что под "страшными вещами" подразумевались остальные таймлорды, – начали просачиваться из-под замка. Кощей невозмутимо поднес к губам стакан с вишневым соком. Мигнул – вкус был как нельзя более похож на тот "чай", с которым он коротал долгие вечера над учебниками в Академии. Доктор улыбнулся – что-то сентиментальное было в том, что такие мелочи не забывались за сотни лет. – Продолжайте, – предложил Кощей. Свет падал на его лицо сверху и чуть слева, обозначая резкие скулы, и сложно было представить, что этот мальчишка, сжимающий стеклянный стакан в замерзших сцепленных пальцах, вырастет в одного из самых страшных злых гениев Вселенной. – Я разбил связь. Разбил алмаз – вернее, деформировал и выбил его из установки, достаточно для того, чтобы связь начала разрушаться. По стечению обстоятельств, при закрывании расщепления ткани пространства-времени, моего друга утянуло обратно, под замок. Вместо него возник ты, – Кощей попытался было что-то сказать, и надо было его заткнуть. Быстро и эффективно. – Прежде, чем мы начнем это чинить, план: восстанавливаем связь, пока не знаю, как, вытаскиваем его из-под замка, и по принципу "подобное к подобному" это должно вернуть тебя обратно. Тем не менее, заткнуть юного гения оказалось не так просто. Побарабанив по столу, он поднял на старшего скептический взгляд. – Не сходится. Во-первых, – и нотка самодовольства в его голосе была едва слышной, ибо не так часто доводилось поправлять взрослых в их вычислениях, – если замок снова закрыт, вашего друга не могло утянуть под него. Я думаю, скорее... – он опустил вилку и увлеченно принялся царапать какие-то формулы по тарелке, с ужасающим звуком, – так... О! Дальнейшая его речь была полна терминов. Доктор открыл рот, подумал, закрыл, подумал еще раз и повторил это движение. – Превосходно! Исходя из выкладки, которую только что провел молодой Мастер, – выкладки грациозной и изящной, – при восстановлении ткани пространства-времени, которую повредил временной замок, возникшие завихрения – наподобие подводных течений – могли подхватить стоявшего в эпицентре "друга", протащить его через пол-Вселенной и швырнуть на другую планету, выдернув из того времени и пространства Кощея по принципу равноценного обмена. – Значит, он сейчас.. где ты был?! Вопрос был задан резко. От картинки: нынешний Мастер посередь мирного Галлифрея – веяло ужасом. Кощей пожал плечами. На его взгляд, проблему они почти решили, оставалось только прыгнуть обратно в то время-место и заменить его на неизвестного таймлорда обратно. Интересная задачка, не более того! – На экскурсии, – он коротко назвал галактический адрес планеты, наморщил брови и добавил, подумав и припомнив, даже время. Доктор выдохнул, несколько успокоенно. Планета была не населенной, значит, развернуться Мастеру было бы несколько сложнее. – Только.. Стоп! Исходя из поправок – масса разная, разные линии, – вашего друга вернуло в мою временную линию на несколько часов позже, чем вытянуло меня. То есть – на Галлифрей. – Нам надо спешить, – коротко рявкнул Доктор, едва не подавившись третьим куском. – Но сначала... Он не мог сказать, откуда взялась эта бредовая, несвоевременная, бесчестная идея. Их с Мастером жизненные линии шли практически параллельно во времени, так что каждая секунда, упущенная здесь давала его недругу время на то, чтобы прийти в себя и начать новый кошмарный план там; времени было в обрез. Вмешиваться в линию жизни Кощея у него не то что не было права – не было даже никаких намеков на любые права. И все же тихое, пронзительно-светлое пение, возникшее у него в подкорке, звучало слишком правильно. Выбора тоже не было. – Я должен тебя кое-кому показать. Грязная посуда осталась на столе. Таймлорд-ренегат в своей привычной отрывистой манере отбрехался от лишних вопросов и метнулся обратно в центральное помещение, к консолям. Кощей, ничего не понимая, направился следом, рассеянно ведя пальцами вдоль стены коридора. Тардис тряхнуло раз, другой, и тихо зашипели ручные тормоза, которые старший почему-то забыл отжать. Обдумав чужой стиль вождения (Доктор упоминался с не слишком лестными комплиментами), мальчишка решил не лезть под руку. Даже старая модель Тардис требовала шести таймлордов, а ренегат-Доктор управлялся один. Ну, раздавая по поводу и без многочисленные команды, которые Кощей, не задумываясь, послушно выполнял, – но один. Приземление ознаменовалось еще одной рекордной встряской, и наступила тишина. Дверь Тардис распахнулась со слабым скрипом, и Кощей на секунду зажмурился, закрывая глаза ладошкой. Доктор заботливо накинул на его плечи теплый пуховик размера на три больше нужного, и худой нескладный подросток тонул в зимней куртке, из-под которой, как ряса монаха, видны были длинные пурпурно-золотистые одеяния его факультета. Он поморгал, пытаясь привыкнуть к сиянию. Яркое солнце било с неба прямо в глаза, дробясь и множась на заснеженных склонах, которые, казалось, были насквозь прорезаны ажурными, невесомыми каменными башенками и легкими арочными мостами. А напротив места посадки стоял инопланетянин с умными печальными глазами, в простой темно-серой униформе, на которой была нашита буква "Cигма". Оружия у него не было, и в левой руке он держал небольшой светло-перламутровый шар. Инопланетянин наклонил голову в вежливом поклоне: – Добро пожаловать. – Их зовут Уды, – пояснил Доктор, легонько подтолкнувший Кощея в спину и выбравшийся следом. Кощей озадаченно подул на мгновенно замерзшие руки. Где-то рядом на ветру трепетала едва присыпанная снегом гирлянда розовых цветов, которая странным образом не сочеталась с флегматичным и спокойным образом Уда. – А это мое, – продолжил Доктор, нагибаясь и откапывая свое украшение. Гирлянду он спокойно запихал в карман, как если бы в том было свернутое пространство. – Упс. Забыл в прошлый раз. – Твоя песнь заканчивается, – вежливо сообщил ему Сигма. – И меняется. Идем к старейшинам Удов. Раздели с нами не наши сны, но нашу явь. Он обернулся к Кощею, и его глаза на секунду приняли пугающий ярко-красный оттенок. Голос, по контрасту, оставался спокоен и светел. – Идем с нами, дитя планеты Галлифрей. Услышь песнь Вселенной. И далеко-далеко, будто высоко над промерзшими снегами разверзлась твердь небес, звучало нежное, пронзительное, бесчеловечно пронзительное пение сотен высоких и чистых, как вечный снег, голосов. Кощей вздрогнул и мучительным жестом поднес пальцы к враз заболевшим вискам, в которые тут же начали ввинчиваться маленькие молоточки: раздватричетыре, раздватричетыре. Отчего-то пересохло в горле, и адреналин ринулся в кровь, извечным звериным рефлексом-выбором: драться или бежать со всех ног прочь. Но Доктор неожиданно надежно обнял его за плечи и молча привлек к себе, и ритмичный пульс в висках отступил, затаился, глухо ворча. Песнь Удов осталась, расплескалась в беспросветной сини, и Кощею внезапно стало горько. Уд молча поклонился ему и пошел первым, указывая путь. Доктор повел его следом, не выпуская. Покои старейшин-Удов находились почему-то не в высоких ажурных башнях, сплетенных между собой мостами, а в холмах под ними, в пещерах. Стены были гладкими и песчаными, и внутри было тепло, и едва пахло чем-то домашним, уютным, вроде теплого молока. – Резонаторы, – пояснил старший, продолжая обнимать Кощея за плечи. Постучал костяшками пальцев по камню, проходя мимо очередной башенки, демонстрируя глухой стук. – Всех Удов связывает сильное телепатическое поле, центр которого сходится в их внешнем мозге. Поле это изначально покрывало всю планету.. Но поскольку в ходе долгих перипетий часть Удов была расселена по трем соседним галактикам, они усилили телепатическое поле резонаторами, чтобы их дальние друзья не чувствовали себя одинокими. Кощей уловил легкий смешок при словах "долгие перипетии". Похоже, ни одна из историй этого ренегата, Доктора, не могла быть короткой по определению. – И, что еще более прекрасно, – продолжил его спутник тем временем, размашисто салютуя попадавшимся им по дороге Удам, – Уды обладают некоторым, хм, даром предсказания, и мне бы хотелось с ними посоветоваться. При входе в крупную пещеру, в которой молча сидели несколько десятков Удов, взявшихся за руки, Кощей замялся. Не надо было владеть гипнозом и ментальным взломом (а он по праву считал себя одним из сильнейших псиоников Академии), чтобы понять, что собеседник опять увиливает. Кто эти Уды и чем они занимаются? – подумал он подозрительно, но не замолкавшее ни на секунду пение странным образом успокаивало его. Эта чистая, первозданная красота и чистота просто не совмещалась ни с какими дурными помыслами. Так что, оставив странность Доктора на его совести, он шагнул следом. Старейшина, отличавшийся одеяниями из грубой белой ткани (остальные Уды носили странные униформы), мягко повел рукой над едва тлевшими в тяжелом бронзовом котле благовониями и кивнул вошедшим. – Время взаимосвязано, и то, что должно случиться, случится в свой срок. Присядьте с нами и разделите наши мысли, покуда у нас есть время. Остаток дня Кощею запомнился смутно. Размытые, непонятные и яркие образы мелькали в его голове один за другим, неизвестные планеты, неизвестные формы жизни, торжественное пение, таблицы каких-то оголтелых расчетов, резкий купол в золотом небе, к которому гордо устремился высокий шпиль на главном здании. Уды делились историей Вселенной и в ответ считывали его – он сам не понял, как так получилось, что часть легких, поверхностных воспоминаний стали доступны остальным. Короткий неприятный толчок вывел его из транса, и он с мысленным лязгом резко закрыл свое сознание от остальных. Просто потому, что были вещи, в которых он не собирался признаваться никому. На его плечо легла рука, и Уд Сигма поднял засветившийся перламутровый шар. – Мы просим прощения за то, что утомили тебя, – учтиво проговорил он. – Уды забыли, что имеют дело с подростком, не достигшим совершеннолетия, и слишком увлеклись тем, что ты открылся навстречу нашей песне. Пойдемте со мной, лорд Кощей, мы покажем вам ваши покои. – Мы остаемся на ночь? – оборачиваясь к Доктору, быстро спросил мальчишка. – Вы же сказали, что мы должны спешить! Глаза второго таймлорда были все еще закрыты, и он провел по ним рукой, прежде чем закончить транс. – Да, Кощей. Уды считают, что у нас есть еще день, который мы должны провести здесь, прежде чем события нырнут дальше по временной спирали, – он хмыкнул и почесал нос. Медленная и неторопливая речь Удов оказалась привязчивой. – Если ты любитель этнических мотивов, можешь остаться у них, или – он вытащил что-то маленькое и сияющее из кармана и легко кинул мальчишке, – пригони Тардис в комнату, которую они тебе покажут, там есть гостевые покои. Кощей едва двинул рукой и на лету взял ключ от Тардис из воздуха. Дождусь его и задам кой-какие вопросы, – твердо решил он и направился вслед за Удом Сигмой. – Что вы думаете? – Доктор обернулся к старейшине Удов, как только шаги мальчишки затихли вдали. Он взъерошил волосы и победоносно ухмыльнулся, делая вид, что ему все известно и ясно, но на самом деле напряженно ждал ответа. Старый Уд покачал головой и поднял выше светлый сияющий шар. – Ты не вправе его изменить. Дай ему отдых, и завтра вы вернетесь к своей судьбе. Твою песню ныне поют другие голоса. Доктор прислушался к себе. Происходящий узел временных линий напоминал одну из абстрактных задач по философии времени. Всегда ненавидел абстрактные задачи. В его временной линии он – мальчишкой – уже встретил Мастера, но, к сожалению, пока события не закончатся, это не отпечатается в памяти. Или же, говоря словами Удов.. – Понятия не имею, что они поют! – возмутился он. – Ничего не слышу. Может, урезать их арию? Не люблю длинные арии. Уд еще раз покачал головой. – Ты боишься, таймлорд. Это он смеялся в наших снах. Но мы не причиним вреда ребенку за то, что он еще не совершил, а тот, который смеялся, не сможет ничего сделать, пока не придешь ты. Сумерки сгустились и дурманящий запах трав слегка рассеялся. Доктор поднялся и накинул плащ. Отвернулся. Постарался придать голосу максимальную беззаботность, слегка нервозную: – Моя песня закончится? Там, на Галлифрее, – полувопрос, полуутверждение. – Твоя песня изменится, – ответствовал Уд и ничего, кроме этого, не сказал. Кощей шел за провожатым по коридорам. А вот, кстати, и источник информации. – Этот Доктор, – он догнал Уда Сигму, еще раз удивившись тому, что его преследовала эта буква. – Кто он? – Он спас нас, – учтиво произнес Уд, подсвечивая шар. – Испокон веков Уды живут в этих вечных снегах и поют вместе. Затем прилетели люди и разъединили нас, и заставили нас забыть наши песни и не слышать друг друга. Телепатическое поле, – понял Кощей. – Люди как-то понизили активность телепатического поля, отрубили главный внешний "мозг". Он поежился, когда в памяти всплыли нахлынувшие образы – Уды, рожденные с внешним мозгом в руках, который отрезали и заменяли на небольшой процессор для удобства послушания. Какие варвары могли так поступить?! Люди. Те самые, от которых мы недавно улетели. До чего ксенофобный подход! Он едва сжал кулаки, слушая своего проводника. – Мы не могли больше петь вместе, но Доктор – Донна пришли и освободили нас, – говорил тем временем Уд, мягко ступая по каменному полу. Тем же неторопливым, учтивым, песенным говором он поведал о приключениях Доктора на снежной планете и остановился перед дверями. – Ваши покои, лорд Кощей. Прайдонианец кивнул и зашел внутрь. Комната выглядела жилой: две застеленные кровати, покрытые грубым сукном, жаровня с углями, от которой тянуло теплом, стол. Теперь оставалось только дождаться ренегата и задать ему пару вопросов. И, наверное, перегнать Тардис сюда. На корабле своей расы Кощей чувствовал себя в большей безопасности. Короткая пробежка по тоннелям, еще более короткая – по снегу, и вот уже Тардис беззвучно (поклон отжатым ручным тормозам) материализовалась в комнате. Кощей распахнул дверь. Доктор лежал на одной из кроватей, закинув руки за голову, и оптимистично насвистывал. Нужные слова не шли. Надо было спросить. Как-то. Как? – Уды, – сказал Кощей c нажимом. – Уды. Ты... Вы вмешались! В его голосе смешались в равных долях брезгливость, ужас и одобрение. – Вмешался, – Доктор не стал отрицать очевидного. – Но мы.. Мы никогда не вмешиваемся! – Кощей сцепил руки в замок, отшатываясь и пристально разглядывая спутника. – Я – ренегат. Должны же у этого были быть и другие причины, кроме того, что в Сенате все облысели десяток веков назад? – Доктор, казалось, был несколько оскорблен. – Я же сказал, что я – ренегат! – Но я... – мальчишка дрожал и выглядел взволнованным. – Вы же взрослый! Я никогда не думал, что идея вмешаться придет в голову кому-то кроме нас. – Взрослые... – вздох, который издал Доктор, был скуп. Краток. Он уместил в этом вздохе всю скорбь последних восьми веков – веков, которые они с Мастером провели взрослыми. Выросшими. Никогда не оглядываясь назад. – Взрослые, малыш, не все такие дурные. Ты должен больше им доверять. Некоторые еще не забыли, как это – присматривать за детьми. Он говорил это больше для себя, чем для костлявого, худощавого мальчишки напротив, потерявшись в мыслях и внезапно заново и очень остро ощутив: во времена их детства на Галлифрее не было ни одного взрослого, которому они могли доверять и который бы толком их понял. Может, поэтому все последующие века он подбирал детей, которые никому не были нужны, и приглядывал за ними? Пытаясь быть для кого-то тем, чего сам всегда был лишен? Он дернулся, осознав, что Кощей за ним пристально наблюдает. – Я не малыш, – огрызнулся Кощей риторически, понимая, что для второго таймлорда его жизненный путь может казаться незначительным. – Я из Деки. – Тогда спи, Кощей из Деки. Доктор перевернулся на другой бок, явно намереваясь ночевать вне своего корабля. Кощей потоптался-потоптался на месте и оккупировал вторую кровать. Ладно. Наверное, это будет познавательно. Быт другой цивилизации. В конце концов, всего одна ночь. Сойдет. – Спокойной ночи, – окликнул его старший таймлорд, и в темноте это прозвучало неожиданно мягко. Кажется, поднялся. Скрежет пододвигаемой жаровни – Доктор, похоже, сдвинул ее ближе к его кровати и дальше от своей. – Спокойной ночи, – отозвался Кощей. Блаженное тепло от тяжелого раскаленного метала стало сильнее, он пригрелся и как-то сразу уснул. Следующее утро на Галлифрее выдалось туманным. Перезвон ветра в лесу едва доносился до открытых окон Академии легким шепотом, и Тета Сигма какое-то время блуждал между сном и явью, прежде чем рывком, как всегда, проснулся и окончательно вынырнул в суровые будни. Комната была пуста. В первую секунду он ухмыльнулся – этот заучка Кощей, небось опять уже умчался на первую пару. Но в следующую же секунду улыбка сбежала с его лица. Кощей пропал два дня назад. А странный белобрысый таймлорд, который появился вскоре после пропажи, вроде бы ночевал здесь. И тоже пропал. – Так вот что, – заподозрил Тета, взъерошивая волосы, – наверное, чувствует Кощей, когда просыпается, и видит, что нет ни меня, ни ведерка с краской... Чувство это называлось "черт его знает, что он сотворит на этот раз?!" и было глубоко неудобным. Незнакомый с понятием ответственности ("Нас друг другу не представляли!"), юный Тета, тем не менее, испытывал именно ее муки, глубоко внутри чувствуя беспокойство за недоразумения, которые может учинить его новый друг. Разумеется, в это тревожное и сумрачное утро было абсолютно не до учений, и, разумеется, ровно в это утро Тету угораздило попасться на глаза, ни много ни мало, декану Академии. После нравоучений декана уши отсвечивали разными цветами, а задняя парта аудитории казалась недосягаемым райским островом. На передней-то много не наотвлекаешься. Особенно когда все наставники так внезапно рады тебя видеть. В итоге домашнюю работу по производным временных потоков он сдал ксенобиологу, Кощеев доклад по астрономии, случайно оказавшийся в сумке, – учителю регенерации, а саму регенерацию чуть не сдал возмущенному преподавателю культуры Галлифрея, когда случайно ляпнул что-то не то про "руки Омеги", которые, по его словам, не работали потому, что были вставлены не тем концом. "Тоже возможная теория", – тихо бурчал Тета, прикрываясь на всякий случай свитком от праведного гнева наставника. У себя в комнате он оказался только после занятий. На полу валялся черный свитер, и тот неприятный запах, поразивший его при первой встрече, казалось, прочно обосновался в комнате. Сам Мастер вернулся глубоко за полночь, все такой же безумный и глубоко радостный. По его словам, он за сегодня продвинулся намного дальше в своих поисках и был на пороге большого научного открытия. Был он беспокоен, пожирал какую-то еду, которую принес с собой, и нервно крутил пальцы, время от времени барабаня ими по любой жесткой поверхности. Раздватричетыре. – “Ну погоди же у меня... – возмущенно думал Тета, сопя носом. – Завтра блистательный следопыт Галлифрея проследит за тобой!” Когда Мастер уснул, он быстро провернул тот же фокус, что проворачивал Кощей, когда подозревал, что Тета попробует втихаря слинять. Фокус был очень прост, требовал простого жестяного ведра с водой и создания кармана пространства у двери, а работал, несмотря на допотопность конструкции, абсолютно безотказно. Мастер открыл глаза и рывком сел. Светлые зайчики от обоих солнц вовсю шныряли по стенам: на окне висела модель солнечной системы, и небесные тела были сделаны из яркого, отблескивающего метала. Он потер руки, пытаясь согреться, и тут же скорчился от спазма, который на мгновение высветил его скелет. Жизненной энергии все равно было маловато, но сегодня – сегодня! – он собирался это исправить. Раз и навсегда. Вчера он почти взломал систему защиты, оставалось совсем чуть-чуть, получить доступ не только к данным, но и к их правке. А дальше... Перед полубезумным янтарным взглядом замелькали ожидающие его таблицы с рядами уникальных артефактов, которые можно было затребовать, стройные и гармоничные цепочки Матрицы, вмещавшей сознание умерших. Да, это будет небезопасно. Да, скорее всего взорвет или одно, или оба солнца и сдвинет орбиту планеты. Но, скорее всего, с определенным набором предметов и соответствующим ритуалом он заткнет барабаны, раз и навсегда. Вместе с их автором. Месть. Блюдо, которое подают и холодным, и горячим, и неизменно с добавкой. Рассуждая таким образом, он потянулся было к двери, но шестое чувство заставило его встрепенуться. Опасность. Он просканировал дверь отверткой и тягостно вздохнул. Ведро над дверью. Щенок использует его же фокусы. Мелко. И неэффективно. Снять ловушку – пара секунд. Галлифрей, песнь песней, мать великой империи Повелителей Времени, с оранжевым небом, хрустальным ветром... пафосными идиотами в плащах и главным идиотом в гробнице в мертвой зоне, которую надо будет не забыть разнести нуль-бомбами дотла. Мастер поймал себя на том, что повторяет один из условных маршрутов Теты Сигмы ("Как не попасться на глаза ни одному из лекторов и безнаказанно пробраться в их корпус") и хмыкнул. Знала бы эта мелочь, что помогает разрушить мир до основания. На то, чтобы открыть тяжелую, литую дверь, украшенную бесполезными, но горделивыми символами, у него ушло чуть больше минуты – лазерная отвертка, не отлаженная до конца, барахлила. Некстати по дороге попался какой-то опаздывавший на занятия бесплатный завтрак в лекторских одеждах. Треск шейных позвонков. Хруст. Все, можно не стесняться. Через какие-то несколько часов это уже не будет иметь ни малейшего значения. Тета Сигма проснулся глубоко к полудню, причем не с той стороны к полудню, с которой хотелось бы. Соседняя кровать была предательски пуста. Проспал! Подорвавшись как все на свете проспавшая бомба, он ринулся искать своего странного ночного гостя и тут же споткнулся, угодив босой ногой в ведро, заботливо оставленное у его кровати. Внеплановые водные процедуры эффект имели столь же бодрящий, сколь неожиданный. Комната пуста. Гостя нет. И запах – тяжелый, недружелюбный запах. Тета шмыгнул носом и, повертевшись, обнаружил где-то в углу объедки, выкинул их в окно и выметнулся искать старшего таймлорда. Темно-красные одежды окружающих, церемониальный купол, тысячи привычных повседневных мелочей – все это должно было отвлечь от мерзкого, неуютного чувства тревоги, обосновавшегося где-то глубоко внутри, но почему-то не отвлекало, и он нервничал, как если бы проглотил лягушку. Он оглядывался, высматривая среди привычных фигур своего знакомого, и, как всегда, проморгал настоящий источник опасности. – Как мило с вашей стороны искать моего общества, – сообщил глубокий голос откуда-то сверху. Опять декан. Круги ада! Заверения в бесконечном почтении были потрачены абсолютно впустую. Тету Сигму бесцеремонно проводили до аудитории, проследили, что он вошел, и закрыли дверь. Мысленно обругав задержку последними словами, Тета обернулся и с удивлением обнаружил, что, несмотря на присутствие остального курса, профессор Этран задерживался. Правда, попытка незамедлительно покинуть аудиторию успехом не увенчалась. Декан, задержавшийся под дверью, впихнул "лодыря всея Галлифрея" обратно и включил в аудитории "учет лиц" – автопрограмму, фиксировавшую наличие и действия находящихся в помещении, – посулив детям кары небесные за попытку уйти без спроса раньше времени. – Ваш учитель сейчас появится, – закончил он перечень небесных кар. И удалился. Спустя час разрисовывания парты новыми надписями, Тета был готов выброситься из окна, будь в аудитории окна. "Учетчик" моргнул синими огоньками от кафедры, и юные таймлорды радостно посыпались в коридор. Тета проскочил пятьдесят метров и нырнул в лабораторию, в которой старший ему показывал, как собирать звуковую отвертку. Никого. Где же, ну где же он?! В корпус учителей мальчишка заглянул случайно, повинуясь шестому чувству. Что-то непонятное, едва торчавшее из-за портьеры, случайно привлекло его внимание. Тета сунулся посмотреть ближе. Желудок рванулся на волю как невеста, решившаяся наконец сбежать из-под венца. Начисто обглоданное тело кого-то несчастного выглядело ненастоящим, неестественным, как дешевая декорация из школьного спектакля. Это можно было принять за дурацкую шутку, если бы не пара кровавых объедков рядом и не тот же тяжелый, дикий, бесконечно отталкивающий запах. В глазах помутилось. “Все, – подумал юный таймлорд с удивившим его самого смирением, сползая рядом по стеночке и со страхом подбирая робу, чтобы не коснуться останков. – Закончилось детство”. Он просидел так несколько минут, пытаясь прийти в себя и не понимая, почему у него дрожат колени и пальцы, и почему он не может заставить себя ни посмотреть влево, ни отодвинуться в сторону, как можно дальше от присутствия смерти. Его мутило. Страшно не было, было как-то холодно и пусто, и почему-то не давало подняться на ноги тягостное ощущение собственной беспомощности – отвратительной, леденящей беспомощности, словно с твоей родной планеты начинают медленно, слой за слоем, обдирать атмосферу, и сделать больше ничего нельзя... Тета глубоко вздохнул и сжал кулаки, и кто-то испуганный, взъерошенный, и очень серьезный глубоко внутри него пообещал “больше никогда”. Осознание накрыло его еще одной волной – спокойное, отстраненное осознание – что ничего подобного он больше не допустит. Просто “нет”. Нельзя же так. Вообще никогда нельзя, и теперь надо найти Мастера, найти, объяснить, остановить, не дать ему больше никогда так поступать... Остановить любой ценой. Следующее, что он запомнил, – мраморный паркет, мелькающий под ногами. Это тоже было новое чувство – страх, и тело почти становилось невесомым, когда он, задыхаясь, до рвоты, рванулся, почти влет, по узким коридором. Его вел страх, заставляя на ходу взламывать легкие охранные коды лифтов и искать обходные пути, и вылезать, и проходить по карнизам. Он перерывал здание, от и до, чтобы найти, найти, прежде чем... Прежде чем что – он не знал. Знал только, что опаздывает, и уже почти опоздал... Чем его напугала приоткрытая дверь в глубине спутанных переходов, в одной из давно не использовавшихся лабораторий, он и сам не смог бы точно сказать. Вероятно, каким-то нюхом, древним инстинктом почувствовал присутствие другого таймлорда. Затормозив, словно внезапно налетел на невидимую стенку, он медленно покрался ближе, жадно вглядываясь. Лаборатория была древней – по сводчатому потолку ещё змеились провода, в темноту уходили расставленные столы, приборы и панели терминалов. Три из них, расположенные неподалёку от входа, были включены, и светло-синие столбы голопроекций, поднятых над ними, освещали лишь малую часть зала. Один из терминалов отображал вязь старого галлифрейского, по двум другим непрерывным потоком бежали таблицы кодов. В их подрагивающем свете виднелись разложенные полукругом какие-то старые, невзрачные на вид, непонятного действия вещи, об истиной силе которых можно было догадаться только по плотно свернутым в сияющие голубоватые жгуты "узелкам" – кодам, окружавшим каждый из предметов. Мастер, голову которого плотно охватывал какой-то блеклый обод, вдохновенно барабанил по клавишам, описывая действия и взаимодействия артефактов, и голубоватые линии узлов наливались нехорошим свечением, предупреждая о скрывавшейся в в этом ритуале разрушительной силе. Тета сделал ещё один беззвучный шажок к двери – он был готов поклясться что двигается как прирождённый хамелеон, но, видимо, звериное чувство опасности подсказало безумному экспериментатору, что он больше не один. Мастер, не отрываясь от кодов, коротко щелкнул отверткой, меняя деление, и наставил ее на мальчишку: – Не двигайся. Тета примерз к полу. Ещё раз окинул взглядом лабораторию. Нюх, не замолкая ни на секунду, вопил об опасности. – Отойдите, – коротко попросил он. Он надеялся, что голос не срывался. – Пожалуйста. Мастер коротко расхохотался и не сдвинулся с места: – Молчать. Короткая лазерная вспышка – Тета даже не успел испугаться, – и его противник равнодушно отвернулся, продолжая подключать систему, шаг на шагом. Тета дернулся в сторону раз, другой... Нет. Дело было не в его малодушности. Светло-серебристая паутинка, оплетавшая его ноги по колено, полностью обездвиживала его, оставляя бесполезным зрителем, невольным соучастником. Он рванулся ещё раз, из всех жил! – безрезультатно. И замер, в ужасе кусая губы, но всё же с неистребимым любопытством разглядывая пугающий эксперимент. От артефактов к Мастеру тем временем пошла тонкая линия энергии, закружилась, и старая арфа, проводками подсоединенная к камням и пробирке с чем-то красным, тихо запела. Гул в помещении начал нарастать. Мастер, которого снова начало бить электро-разрядами, подсвечивавшими его скелет изнутри, картинно раскинул руки в стороны, словно божество нового мира, погружаясь в полупросвечивающий голубоватый кокон энергии, и замер. Пространство вокруг него медленно и неумолимо начинало рябить, артефакты – старые, поистершиеся вещи – засияли внутренним светом, и вся остальная комната казалась менее реальной и значимой, чем тонкие лоскуты и молнии нарастающей энергии. Утро на планете Удов выдалось холодным. Бледный подросток выглядел замерзшим и оттого непрезентабельным. – Я волнуюсь, – честно сказал он вместо доброго утра. Они сидели в подземных чертогах Удов, среди благовоний и с вполне приличным завтраком. "Всегда пробуй местную кухню", посоветовал Доктор, проснувшись. – "Это одна из тех причин, по которым я сбежал с Галлифрея. Гастрономическое многообразие Вселенной." Сейчас он о чем-то негромко переговаривался с почтенным Удом в белой одежде и c Удом Сигмой. Вроде бы, они прощались и никак не могли попрощаться. – Ты что-то чувствуешь? – встрепенулся Доктор, оборачиваясь и быстро дожевывая огромный бутерброд. – Нет, – сказал Кощей, прислушавшись к себе. – И это пугает. Раньше я чувствовал, если мой друг влипает в неприятности.. ну, вы знаете, минимальное пси-поле, наподобие того, как мы куб-письма отправляем. Сейчас я словно из него вырезан. Доктор на секунду зажмурился, задумавшись. – Линк слабеет. Плохо. – У меня есть идея, как его усилить. Откалибровать резонанс и перераспределить гармоники. – Нам нужно не просто его усилить, – сказал Доктор медленно. Всего сутки с молодым Мастером. Как безнадежно мало для того, чтобы что-то изменить! И как правильно то, что его надо немедленно возвращать обратно. Если линк слабеет, все может рухнуть. Все, включая условно нерушимый замок последней Войны Времени. Будучи таймлордом, увы, многое знаешь наверняка: и насколько неправилен факт фиксированной человеко-точки, и девять примет нестабильности временного поля... И – когда идти против законов времени нельзя. Слабый запах озона, легкое покалывание кожи в районе запястий, и вечное, чудовищное ощущение вселенской несправедливости, исправить которую ты не в силах. – Мы должны вернуть тебя обратно, на Галлифрей, – заключил он вслух и подмигнул. – Я говорил, что в Тардис есть прекрасная лаборатория? Глаза Кощея вспыхнули знакомым золотистым огнем, и он, подлаживаясь под размашистый шаг старшего, направился следом. В лабораторию. Два сильнейших импульса в его жизни совпали: предстоял интереснейший проект – и возвращение домой. Все-таки домой. – На Галлифрей. Светлое пение сотен голосов напутствовало их в дорогу. Почти неразличимые на расстоянии, Уды поднимали руки, стоя небольшими группами в кругах и устремив глаза в свое вечное небо. И песнь их острыми иголочками царапала душу. Она была нежной, нежной до боли – и боль была светлой. Кощей моргнул, приходя в себя, и переступил порог Тардис. Следующие несколько часов он провел в лаборатории, три раза переписав свою выкладку и доведя ее до совершенства, затем скалибровал треснувший алмаз и в итоге воссоздал линк между собой, алмазом и навигационной системой корабля. Доктор отвел за это время Тардис обратно к сол-3 – его определенно тянуло в эту систему! – три раза приготовил абсолютно безвкусный чай, два раза его вылил и один раз выплеснул за борт, и на удивление ловко собрал установку, которую спроектировал Кощей. Время от времени тому казалось, что старший таймлорд его считывает, ибо провода тот подсоединял в тот самый момент, когда Кощей только задумывался об очередном блоке схем. Улучив несколько минут, пока Доктор очередной раз нервно обежал вокруг консоли и направился за “лучшим источником эндорфинов и калия”, Кощей даже быстренько покопался в хамелеоновой системе– на всякий случай. Наконец все было готово. Новый прибор занял свое место на пятой панели, рядом с навигаторами. Кощей стоял рядом, и два проводка вели от его висков к алмазу. Новый линк был готов к испытаниям. Двое переглянулись, и.... – Удача покровительствует смелым, – провозгласил Доктор и нажал на большую красную кнопку. Кощей мысленно закатил глаза – эти слова он обычно слышал от Теты, прежде чем тот совершенно случайно вламывался на педсовет, чтобы подслушать, вдруг о нем скажут что-нибудь хорошее. Тардис не двинулась с места. – А наука – умным, – беззвучно проинформировал Кощей и потянулся к установке. После того, как оба рычага с тяжелым скрипом опустились вниз, покореженный алмаз слабо засиял. – Предохранители. На второй торжественный спич Доктора не хватило. Вместо этого он обеими руками взъерошил себе волосы, сияюще ухмыльнулся и снова вдавил кнопку: – Аллон-зи! Тардис тряхнуло, затем еще раз и еще, и Кощей все-таки мимоходом снял ручные тормоза, и перезамкнул систему “хамелеон”, и через несколько минут на экране мелькнула сложная вязь концентрических кругов, которые складывались в одно-единственное слово. "Галлифрей". – Слышу, – прошипел Кощей, хлопнув себя по лбу, пальцы быстро выстучали по панели четыре нервных удара, и он дернулся. – Тета. Опять влип. И направился к двери тем самым быстрым шагом, который по сути был бегом человека, пытавшегося сделать вид, что он не ломится куда-то сломя голову и не разбирая пути, а просто весьма занят. Доктор у двери оказался раньше. – Мы успеем, – быстро заверил он. Похлопал себя по карманам, проверяя, что ничего не забыл. – И помни. Я ренегат. Меня не должны увидеть. Действительно НЕ должны, – повторил он с нажимом. – Я гарантирую, твоему другу ничего не грозит. Шестое чувство напоминало, что его не только увидеть – но и почуять и услышать не должны. А так же осознать, просканировать и каким бы то ни было образом взять на карандаш. – Я починил систему маскировки, – невозмутимо кивнул Кощей, сочтя, что сейчас удобный момент это сообщить. – Тардис не увидят. – Меня, – напряженно повторил Доктор, решительно заталкивая мысли о хамелеоновом устройстве куда подальше. – Меня там не должны заметить, – и в доказательство своих слов взмахнул руками, недвусмысленно напоминая, что светло-коричневый плащ, костюм в голубую полосочку и конверсы явно не входят в традиционный таймлордский наряд. – В чём проблема? – Кощей разве что плечами не пожал. Он не понимал, придуривается этот тип или в самом деле Тардис водить не умеет настолько, что даже такая банальная вещь, как маскировочное поле, прошла мимо него. Одним прыжком оказавшись у консоли, он пробежался пальцами по рычагам и выкрутил одно из наиболее пыльных реле. – Находясь на максимуме, система маскирует и владельца в радиусе двух миль. Вы ее ни разу не использовали? – недоверчиво поинтересовался он. – А... – только и сказал Доктор. – Э? – И предпочёл замять для ясности. Ну, не использовал. Подумаешь! Он прислушался к своим ощущениям. Несмотря на то, что многие расы во Вселенной изобретали десятки различных типов невидимости, подавляющему большинству почему-то сопутствовали лёгкое покалывание и слабая чесотка. – А ты? – поинтересовался он, пытаясь отвлечься от чесания левого плеча. Невидимость хамелеона обволакивала словно тонкой незаметной плёнкой, прилипала, и растворялась во внешнем поле – раздражение должно было стихнуть спустя несколько минут. Кощей нетерпеливо отмахнулся: – Студентом больше, студентом меньше. Идём! Он и сам толком не знал, просьбой был этот возглас или ментальным приказом. Шум в голове, незаметный ровный гул пси-поля сейчас пульсировал от напряжения. Тета точно влип. Сам по себе этот факт не был ничем из ряда вон, но в сей раз все эмоции, весь сенс, весь зыбкий отпечаток чужих ощущений почти вопил о настоящей опасности. Серьёзной. Взрослой. Время детских игр стремительно утекало сквозь пальцы. Доктор открыл дверь, не замечая, что цепляется за дверной косяк. Галлифрей жил. Слабый запах травы – запах детства, забытого, светлого, потерянного в замке времени – настолько родной, что не сразу понимаешь, как жадно ходит грудная клетка, пытаясь до отвала забить лёгкие запахом дома. Тардис приземлилась у одного из чёрных ходов подсобного здания рядом со студенческой общагой, и открытые переплетающиеся дорожки просматривались за невысокой изгородью светло-серебряных кустов. Галлифрей существовал, детство оживало, и он должен был сейчас как можно быстрее своими же руками найти Мастера и вышвырнуть их обоих из рая – навсегда. Нетерпеливый тычок в спину (Кощей, ясное дело, был уверен, что вежливо постучал) – вытолкнул его из воспоминаний в реальный мир. – Сначала проверим нашу комнату, – пробормотал подросток, обходя его и направляясь домой. Доктор коротко кивнул и спохватился лишь спустя несколько секунд. Он успел лихорадочно просчитать несколько вариантов поиска Мастера, но, поскольку ни огненного зарева на полнеба, ни десятков металлических сфер токлафанов пока вокруг не наблюдалось, пришлось остановиться на последнем плане. – Лучше разделимся, – окликнул он Кощея. Вспыхнул и почти сразу же затих слабый тупой укол болезненного сожаления о том, что он не собирался брать будущего Мастера с собой и своими руками открывать ему доступ к потайным ходам таймлордов. – Ты ищи своего друга, я постараюсь найти своего, если что – отправляй мыслекуб. Кощей только кивнул, не оборачиваясь и уже привычно ускоряя шаг. Ещё несколько секунд Доктор смотрел вслед уходящему прошлому, на всякий случай прощаясь со своим старым другом. Но терять времени было нельзя – Мастер-то явно его не терял впустую. Принюхавшись и облизнув палец, он прикинул, откуда ветер, и в какую сторону, вероятно, будут старые залы. Нет, безусловно, сам бы он повторил всё те же лондонские догонялки – вон и подходящий гулкий резонатор-пристройка, о который можно было бы колошматить по четыре раза – но, увы, время. Сейчас всё было слишком всерьёз. Они больше не были двумя последними детьми Галлифрея, игравшими в салочки по всей Вселенной – они были двумя отщепенцами в золотой эпохе. Чужаками. И именно поэтому Матрица должна была отслеживать обоих особенно тщательно. Обо всём этом он думал уже, по традиции, на бегу. Успел усмехнуться и прихоти судьбы: еще пару веков назад он был уверен, что и на милю не подойдёт к залам, где таймлордам когда-то приспичило вершить над ним суд. Сейчас, задолго до этих событий, сектор столицы, отведенный законникам и власти, был почти безлюден; неторопливо и церемонно расходились последние толкователи древних законов и столпы общества, и мимо них, невидимый, мчался спасать их вечный изгнанник своей расы, сверкая подошвами земных кед. Он затормозил лишь на секунду, чтобы успешно отвлечь двух помирающих со скуки охранников заводной мышкой и пустой бутылкой (слава сквознякам, источник тихих глухих стонов они будут искать годами!) и, со внутренним трепетом, наконец снова ступил под своды пустого полутемного зала. Пыль играла в солнечном свете, лившемся из редких окон, пыль покрывала несколько скамеек, судейское возвышение и остатки старой аппаратуры. Он вздрогнул, поняв, насколько знакомым и родным показалось незаметное ответвление коридора – тайный ход. Седьмая дверь. Последний шаг – прямиком в Матрицу. По преданиям, сила воли таймлорда была напрямую связана с его способностью подчинять себе модулируемое пространство Матрицы За последнюю неделю он смирился со своей гибелью, снова потерял всю свою расу и добил Войну Времени, чуть не умер и встретился со своим прошлым, и рвался сейчас его спасти. Сила воли... Какая банальщина! Таймлорд коротко криво усмехнулся и вместо последнего шага одним махом перескочил через порог, взметнувшись плащом и исчезнув в перламутровой ряби врат киберпространства. Матрица вставала ему навстречу. – Убийца.. – шептали бесплотные тени, сознания десятков поколений, сохраненные в Матрице. – Убивший нас.. Убивающий нас.. Матрица пала в Великой Войне Времени, в последний день Галлифрея. Доктор знал это. Теперь – через него – знала и она, логически засекречивая это знание от всех ныне живущих. Тени – дело другое, теням дозволенно знание, запретное в мире живых. – Убий.. Убий... Подавляя рефлекс скорчиться и заткнуть уши, закрываясь от смутных образов, от сотен голосов, Доктор выпрямился в пустоте неопределившегося измерения, и пошел прямиком к наиболее громкому. – Убей, – звал голос. Звал за собой. Звал на войну. Знакомый, охрипший, желчный голос. Не изменившийся с того момента последней встречи. “Убей, убей, убей, убей” – на четыре счёта, не срываясь, не останавливаясь... Курс взят. Но прежде... Бывают такие моменты, когда ты сам себя презираешь за привычку убегать. Доктор обернулся – лицом к лицу к своему прошлому, ко всем своим жертвам. Сделать это в безвременье было сложно, но пространство вокруг начало приобретать условные, просвечивающие очертания того самого зала суда. – Мне нет прощения, – сказал он честно, и ответом ему был всё тот же болезненный, обреченный шелест. – Я знаю, что совершил. Я никогда не забывал вас. Каждый из вас кричит у меня в душе. Но сейчас мне надо к нему. И одним прыжком – на время просто забыв про гравитацию, через условные стены условной реальности, наборами кода, ментальным импульсом и болезненно ноющей душой – ринулся Мастеру навстречу. – Доктор, – позвал его неприятный хриплый голос. – Выходи, я слышу тебя. Реальность вокруг Мастера приняла очертания лаборатории, в которой он работал. Полутемный зал, витая серебристая нить энергетических поток от старых артефактов, разложенный вокруг полукругом, несколько терминалов. Мастер парил в центре этого безумного эксперимента, презрев законы тяготения, на одной только чистой энергии. Силы воли в Матрице и ему было не занимать. Его вела безумная жажда жизни – выжить, стать собой, вернуть силу, власть! – и чужеродный, но от того не менее властный зов войны. Его заклятый друг сделал шаг из пустоты, наращивая, как Чеширский кот, форму, одежду и, наконец, улыбку. Усталую и дружескую. Было не до приветствий, так что Доктор улыбнулся очень коротко, и Мастер снова ощутил желание как следует чем-нибудь заехать по этому невыносимому типу с его комплексом всепрощения и примирения. К слову, о форме – тип был всё тот же. Живой и в той же регенерации, что было неожиданно. Его облик ничуть не изменился, разве что царапины на лице и руках, полученные при падении сквозь стеклянную крышу, подзажили. Он же уверял, что ему предсказывали смерть? – Так-тааак, – Мастер широко ухмыльнулся, – Доктор! Ты опять выжил! Как же ты опять наворотил столько всего? И пошла-поехала привычная перепалка. – Так это ты, таймлорд-Победитель, – да, представь, я знаю, ну и титул ты тут выбрал, пока меня не было, никак скучал, – решил наплевать на все законы времени и отмочил такой роскошный парадокс, который нас пересёк? Никак, становишься сентиментальным. Доктор поморщился. – Рассилон, – сказал он, смиренно находя крайнего, которого невзлюбили оба, и, возможно, надеясь на фоне общего противника как-нибудь с Мастером сойтись поближе, – в своих чудовищных намерениях не остановился бы ни перед чем. Переплетенные в узел потоки времени – круги на воде от его действий, и ты это знаешь. В его интонациях было что-то просящее, и он сделал ещё один шаг навстречу. Мастер не смог упустить такой шанс, и пару раз блеснул маниакальной улыбкой и электрическим черепом одновременно и выругался. – Ко Времени в печенку! – огрызнулся он. – Что, думал, я тут перевоспитаюсь? – Хотелось бы, но лимит чудес на ближайший год, – тихий смешок: оба по достоинству оценили “ближайший год” в контексте выгнутой взметнувшимся хлыстом временной петли, – исчерпан. Судя по напряженному взгляду, Доктор, никогда не отличавшийся излишней тупостью, явно заподозрил, что вспышки скелетообразного состояния его друг контролирует, и использует только чтобы лишний раз потоптаться по чувству вины. Мастер широким жестом разрешил Доктору так считать и продолжил подключать артефакты, уже внутри поля самой Матрицы. У него были дела поважнее. По зале пошел тихий электрический гул. – Так что ты делаешь? – заинтересовался Доктор наконец, прекращая увиливать. Красная точка лазера заплясала на нагрудном кармане его рубашки. – Не подходи. – Мастер изобразил на двух возникших из ничего под его пальцами клавиатурах бурное арпеджио символов, сыграл расходящуюся гамму и, наконец, ткнул одну из красных кнопок с такой блаженной миной, словно только что выиграл в лотерею планету Скаро со всеми ее обитателями. – Cам догадайся, что я делаю? – Раса Мастера переезжает на Галлифрей? – Нет, – Мастер предупредительно поднял ладонь, призывая не отвлекать его и продолжая щелкать по клавишам. – Нет-нет-нет. Я собираюсь переписать матрицу. Вспышка, белым негативном на фотографии высветившая оскал костей, и резкая злая усмешка прорвавшейся ярости: – Возвращаю себе свою жизнь! Думаешь, мне нравится быть психом?! Доктор сделал еще один крохотный шаг ближе к пульту управления, быстро просчитывая в голове возможные варианты исправления ситуации. Увы, Матрица вокруг Мастера отличалась чрезмерной стабильностью – как? Как ему это удавалось, если силы были равны? Тем временем его злейший враг продолжил, словно не замечая этой разведки: – Я собрал все, что нужно. Стабилизировать регенерацию, выдернуть его из головы.. и, почему бы и нет, – Мастер хрустнул пальцами, потянувшись, – взять себе новый цикл. Как тебе пятьсот семь? Хорошее число, да? Пятьсот семь новых регенераций! Эти скупердяи поставили пределом двенадцать... кто они такие, чтобы указывать мне?! – У тебя вон там дисконнект, – невозмутимо сообщил Доктор, проигнорировав вспышку гнева. И впрямь, проводок отошел в сторону от старой арфы, пространство между ее струнами уже начинало поблескивать, и во все стороны летели колючие белые искры. – Рук не хватит, – жизнерадостно заверил он, наклоняясь и бесстрашно подводя контакт обратно. – Давай, что ли, помогу, а ты пока расскажешь, как оно должно сработать. Поделишься гениальностью. Или нет, дай я сам угадаю! Кстати, пока я не забыл: то, что у тебя на голове, вышло из моды еще в средние века... А, это действительно та самая Корона Рассилона? А почему она помялась с тех пор, как я ее видел в последний раз? – Ты даешь мне советы в вопросах моды? – Мастер картинно округлил глаза. – Рассилон избави. И не тараторь наконец! – Если я правильно помню, – продолжил Доктор, посерьезнев, – она позволяет переписать права доступа в Матрицу, из которой ты берешь информацию, – он сделал паузу и глянул на белую вязь кругов на синих дисплеях, – о самом себе, и ее.. – взгляд метнулся дальше, вдоль узлов галлифрейской письменности – используешь, чтобы переписать себя? А, стабилизировать. Ты прав. Только арфа зачем? Хочешь заодно открыть потайную дверцу? – Гармонизации несовместимых сил, – пояснил Мастер. – Видишь ли, Доктор, на самом деле старый придурок создал арфу не как отмычку, а как “средний элемент”, который бы заставлял работать в одной системе принципиально несовместимые вещи, используя базовый резонанс. Так вот, корона и вирус, который я подпустил в Матрицу первым делом, несовместимы. Думаешь, почему ни капли пространства, кроме этого, в Матрице сейчас не визуализируется? Арфа нормализует.. Услышанного Доктору хватило, чтобы резко податься вперед и внезапно побледнеть: – В пределах слышимости! – в его голосе прорезался непритворный ужас. – Ты понимаешь, что дальше будет бум на пол-Галлифрея?! Что ты сейчас все разнесешь к чертовой матери? Мастер ехидно блеснул черепом в ответ: – Плевать. Я выживу, остальное неважно. И не вмешивайся. Я настроил процесс на себя, попытка вмешательства в лучшем случае не сработает, а в худшем – вызовет дестабилизацию по экспоненте. Изоморфический контроль, сам знаешь. Серебристый свет начал окутывать его целиком, и уже в каком-то трансе он торжествующе закончил: – Кстати, спасибо за идею, про арфу догадался, вспомнив про твою звуковую отвертку. В звуке тоже что-то есть! Изоморфический. Доктор выпрямился, нервно облизнул губы, и не отводя взгляда от своего заклятого врага – вернее, от сияющего кокона, виток за витком окутывавшего мятежное сознание, мысленно потянулся к так хорошо знакомому прошлому. Запели далёкие провода, с тихим шуршанием начали обрабатывать запрос один за другим далёкие сервера. Матрица – мир ушедших, живым не место в ней, а мёртвым нет пути наружу. Никто и никогда не пробовал слать почту напрямую из неё, из чистой наглости, из беспардонного врождённого упрямства, против всех мыслимых и немыслимых законов. Дело было даже не в привычном азарте и желании нарушить аксиомы Времени. Доктор любил проводить подобные эксперименты, но сейчас было не до них. Да, письмо из Матрицы в мир живых – абсурд, нелепость! Да, по всем правилам системы его послать было невозможно. Но просто он за последние дни он слишком много раз подряд видел падение Галлифрея. И плевать, насколько невозможен такой запрос – ему был нужен Кощей! Где-то в старой универской общаге, на уровне тринадцатого этажа, трепыхнулся в воздухе, подвис и медленно начал вращаться, определяя пси-вектор адресата, маленький перламутровый куб. Кощей оглядел потемневшее пятно на полу и опрокинутое ведро, укатившееся к шкафу. До своей комнаты он добрался настолько быстро, что пришлось вцепиться в дверной косяк и постоять пару минут, пытаясь отдышаться. Комната была пуста, поэтому теперь следовало, не торопясь, оглядеться и понять, что тут было. Во-первых, обе кровати никто не застилал. Во-вторых, Тета ставил на кого-то свой любимый капкан с водой. В-третьих... Кощей прошелся по комнате, пытаясь понять, откуда берётся ощущение дискомфорта и неуютности – то ли запах, то ли общая неухоженность комнаты, то ли просто наконец поднимающее голову шестое чувство. Он побарабанил пальцами по навесной книжной полке и подошел к своему столу. Вместо доклада по астрономии – чёртов Тета, опять спёр! Ведь явно же из принципа таскает чужие работы... – на нём лежала пара простеньких микросхем и фокусирующая линза для лазера. Странно. Тета никогда не увлекался лазерами. Из размышлений его выдернул неровный стук – о стекло бился телекуб. По тому, как настырно письмо приложилось прямо об лоб получателя, Кощей было подумал на своего соседа по общаге – но нет, автором оказался Доктор. Сорвать печать было делом двух секунд. – Третий подземный этаж во втором корпусе, лаборатория Расщепления, – быстро заговорил его новый знакомый, и, казалось, его трескучий голос вызывает в комнате многократное эхо. Какой-то свист и писк на заднем плане, помехи... – Приходи один. Быстро. Тихо. Сними защитный контур. Ненавижу бегать, – подумал Кощей, как если бы от этого что-то могло измениться. И дерево, мрамор и металл стен, сменяя друг друга, слились в мутное пятно от бега. Он взял направление шестым чувством, то ли наконец поймав сенс Теты, то ли ориентируясь на писки и треск, которыми сопровождалась записка, то ли интуиция наконец проснулась и снова взяла всё в свои руки. Лестничные пролёты он перепрыгивал в два прыжка, до боли цепляясь за перила, чтобы развернуться на очередном рывке. Пыль. Запустение, тишина, гудение проводов. Полутёмный коридор. Первое, что он заметил, искоса заглянув внутрь (вламываться внутрь с пылкой речью наперевес – удел идиотов!) – был сверкающий сферический эллипсоид, тесно перевитый сияющими потоками энергии. А в десятке метрах от него, спиной к нему, неподвижно стоял Тета, по колени оплетенный теми же нитями. Кощей молнией метнулся к ближайшему свободному терминалу. Экран соседнего скрывала искрящаяся струна прямого подключения – энергия шла из кокона в центре и уходила в терминал, открытый канал пси-подключения напрямую. Десяток команд – и от развернувшейся перед ним схемы чужой программы перехватило дыхание, тело свел судорогой нехороший озноб. Результат программы был сопоставим с усиленным напалмом половины планеты нуль-бомбами. То, что осталось от Галлифрея после акустическо-темпорального удара, вполне можно было бы ставить в гиперкубе в музей в качестве «иллюстрации к разрушительной мощи мирной расы таймлордов». Поёжившись, Кощей отследил заданные параметры и условия вплоть до подхода к кокону, скрывавшему безумного программиста, и тихо откатил свои манипуляции обратно, чтобы не спугнуть кибер-противника. Тот застрял в Матрице? Прекрасно, посмотрим, как ему можно противостоять снаружи. Первым делом – дорогой друг, хватит уже стоять столбом. Кощей осторожно перекрыл энергопоток, шедший к Тете, и удивленно распахнул глаза: ни малейшего подвоха, никаких ограничений доступа незнакомец не задал, словно был уверен в том, что никто не посмеет встать на его пути. – Кощей! – Тета просиял и ринулся навстречу другу, чуть не споткнувшись об один из проводов и чуть не впечатавшись в стену – вернее, в тонкую светлую паутинку, оплетавшую комнату по периметру. – Сам дурак! – в угаре безумного кодирования радостно поздоровался его спаситель, и, не отрывая пальцев от терминала, на секунду прижался головой к Тете – чтобы тут же начать уворачиваться: тот от избытка чувств принялся дёргать его за волосы. – Тета, секунду! Терминал был один, а Кощей, руководствовавшийся в сложные минуты народной мудростью «кто не успел, тот опоздал!», делиться даже с товарищем моментом хакерской славы не собирался. Тем более, что ладони, испещренные веснушками, сейчас лежали на его плечах, и Тета слушал через сенс, интуитивно пытаясь уловить действия друга. Светлые узоры, блокировавшие телепортацию, начали таять. В следующую же секунду плеснуло чистой жутью и почудился далёкий запах ядовитой гари. Он выходил из Матрицы, – выход был ничуть не легче входа, вокруг скалились побелевшие от времени черепа, через четыре удара сердец превращавшиеся в лица младенцев и таявшие в белое, безликое ничто. Матрица не любит отпускать живых – на ногах словно висело по ядру, в голове такими же ядрами играли в бильярд. Но где-то там был Мастер, где-то там были дети – и всем им нужна была помощь. Высокий нескладный силуэт соткался прямо на входе в комнату, словно спускался из небытия к старому, потёртому паркету. Доктор перепрыгнул последнюю не проявившуюся ступеньку, и метнулся к мальчишкам. Себе самому он едва кивнул, и быстро отвёл взгляд. Терминал был открыт. Мастер, судя по логам, творил в Матрице чудеса, одно за другим – но они так и должны были остаться в потустороннем мире. – Кощей, – сказал Доктор, наклоняясь и заглядывая через второе плечо. Мальчишка покосился по очереди за оба плеча – его старый и новый друг за ними смотрелись почему-то как пиратские попугаи. С их-то склонностью трепаться сравнение, впрочем, было неудивительно. Длинный палец невежливо ткнул в экран, оставляя на нём след. – Режь здесь, его выбросит. Доктор отступил на шаг, надеясь, что Кощей никогда не задастся вопросом, почему же программировал не старший товарищ. Объяснять про изоморфический контроль сил не было никаких. Он пошуровал в кармане, извлёк один из ключей, и, подняв, оставил его в воздухе. Галлифрей жил – и программа авто-вызова Тардис послушно ожила вместе с ним. Вокруг ключа начали проступать очертания замка, знакомые темно-синие доски по новой заклинившего облика. Довольно зашипели снова застрявшие (а ведь Кощей отжимал их!) тормоза. Тардис, похоже, и впрямь обладала собственным сознанием – и любила свою форму ничуть не меньше Доктора, и появиться собиралась именно в ней. На что, в свою очередь, должна была незамедлительно среагировать одна из сигнальных сирен, которыми щедро были усыпаны все старые здания. Доктор отвернулся – как раз чтобы увидеть, как блёкнут, тускнеют и расползаются клочьями энергопотоки, и прекращают вибрировать артефакты. В глубине кокона проступила знакомая фигура. Мастер осоловело вращал глазами. Его вело, трясло, и он никак не мог сфокусировать взгляд. Насильственный выход из любого кибер-пространства ещё и не то мог сделать, Кощей, перекрывая потоки, был максимально спокоен, но ощущение, что тебя, как котёнка за шкирку, вышвырнули из Матрицы вперёд ногами и затем назидательно повозили носом по полу, оставалось, и каждый вдох давался с трудом. Лазерная отвертка выпала и покатилась по полу, кто-то рядом нагнулся, поднял её и жестом заправского карманника сунул себе в карман. На запястьях твердо, как клешни, сомкнулись чужие пальцы, и Доктор настойчиво, не давая возможности вывернуться, повел его в Тардис. Обернулся. – Тета, – сказал Доктор. – Будь так добр, верни артефакты на место, не оставляй их себе. И Тардис исчезла с тихим гулом, на доли секунды опередив Галлифрейскую службу безопасности, наконец ворвавшуюся в помещение. За следующие несколько дней Тета испробовал на тех, кто пытался их допросить, десяток различных историй, одну неправдоподобнее другой, и не сказал ни слова истины. Кощей хмуро молчал и разве что кивал. Наконец, когда Тета достиг вершин актерского мастерства и убедительно изобразил истерический припадок, их отпустили. В конце концов, вся эта история попахивала чертовщиной, и паре подростков явно было не под силу устроить два взлома такого уровня. Тем более, что Ключ Рассилона, требовавшийся для доступа в Матрицу через дверь, который, по мнению Совета, никем и никогда не мог быть скопирован или подделан, никуда не пропадал со своего места. Плюс к тому, за Тету поручился декан, объяснивший, что по времени он не мог находиться на месте убийства во время убийства, потому как был на уроках. Смеркалось. Солнца двумя алыми пятнами медленно тонули за линией горизонта, расплескав по небу нечеловечески красивую, многоцветную радугу заката. Последние теплые лучи преломлялись в воздухе, и небо было алым, красным, багровым, отливало стальной синевой и кое-где становилось даже нежно-нежно зеленым, пастельным, хрупким, как равновесие мира. Тета и Кощей молча возвращались домой, привычно срезая дорогу через поля. Рыжий сыпал вопросами, тормошил друга, пытаясь разузнать как можно больше про неведомую планету, на которой тот пропадал. Кощей отмалчивался. – .. Ничего так планета, – пожал плечами. – Нормальная. Не видел толком. Аборигены на нас похожи, только с одним сердцем и без регенераций. – А ты говорил с кем-нибудь? Ну хоть с кем-нибудь? Кощей вспомнил Уилфреда: – Был один. В ответ на просительный взгляд он продолжил: – Вроде как и умом не блещет, а человек – они людьми называются – неплохой. Он за того Доктора хотел умереть. И еще у них на Земле постоянно все везде бегают. То за нами, то от нас. – Обязательно взгляну на Землю, – порывисто поклялся его пылкий друг. – Здоровская, верно, планета! Давай с тобой там в догонялки поиграем когда-нибудь. Увлеченные разговором, они пропустили тот момент, когда с глаз пал фильтр восприятия и в десятке метров от них обнаружилась потертая синяя будка. – Ты думал, что мы уйдем, не попрощавшись? – улыбнулся Доктор, завидя мальчишек. Кому из двух он улыбнулся, так и осталось тайной. Мастер стоял рядом с ним, не делая попыток сбежать, приложить кого-нибудь камнем по голове, и вообще выглядел достаточно мирно. – Ритуал сработал? – тут же клещом въелся Тета. – Более, чем, – кивнул Доктор. – Мы стабилизировали эту регенерацию. Теперь он, – в его голос вкралась тонкая ниточка ехидства, – самый обычный таймлорд, просто на последней регенерации, и Вселенной хотя бы больше не грозит экспоненциальная акустическая... Двое интровертов покосились на болтавших подростка и мужчину с одинаково мученическими выражениями лиц. “Вот трепло”. – Доктор, – хмуро поинтересовался Кощей. – Хотел бы уточнить, исключительно в рамках теоретической лингвистики. Вот это – твой друг?! – Да-да, – коротко раскланялся Доктор. – Да, Кощей. Это мой друг. Я теперь за ним пригляжу. – Друг, – возмущенно набычился Кощей. – Избавь меня Время от таких друзей! А вы еще мне врали. Взрослые снова явно пали в его глазах. – Приходят всякие! – возмущенно поддержал его Тета, опять вспомнивший про убийство. Какая-то несправедливость жгла его пламенную душу: неужто убийца и останется ненаказанным? – Брррр! – Да вы!... – возмутился Доктор. – Перед вами таймлорд, который хотел уничтожить Галлифрей, а мы его спасли! Где перспектива? Где гордость и радость? Мастер елейно приобнял это праведное негодование за плечи, бархатно и вкрадчиво доводя мысль до логической точки: – И таймлорд, который его в итоге уничтожил, мм? Болезненная судорога плеч, сбрасывающих его руку, была именно тем, на что он рассчитывал. Подростки, светло-русый, почти золотой под золотым небом и двойным солнцем Галлифрея, и его отражение, темноволосый, худой, замерли и на секунду переглянулись. В их взглядах вместо восхищения, почтения или хотя бы уважения к чужим сединам читалось единогласное "Вот придурки! " – Аж мурашки по спине пробежали, – хмыкнул Тета Сигма. – Не хочу знать, о чем это они. Но Галлифрей не трожьте! Я его сам как-нибудь разнесу. Только сначала удеру отсюда, сразу после выпуска. Он двинулся на шаг вперед. – С тобой, Кощей, удеру. Сопрем Тардис и вперед. Чем мы хуже этих ренегатов? – Они нам еще позавидуют, – изрек Кощей, которому отказало в этот момент его обычное красноречие. – Ничем не хуже. Доктор, этот убийца на твоей ответственности, помни. Доктор наклонил голову. – Всегда. Нужные слова не шли в голову. Четверка обменялась какими-то корявыми, неловкими, и оттого искренними прощаниями. Даже Мастер, хмыкнув, пожелал мальчишкам жить и набираться опыта, те кивнули и начали молча спускаться с холма, бок об бок, привычно стукаясь локтями и соприкасаясь ладонями. Доктор и Мастер одинаково передернулись и спрятали руки в карманы. – Я был неплох. – Два идиота! Солнце позолотило фигурки, едва различимые среди высокой, темно-красной степной травы. Ветер слабо шевелил коричневый плащ и ерошил короткие белые волосы. – Сам ты два идиота... Пойдем, Кощей. Темно-синяя полицейская будка моргнула, будто кто-то смахивал непрошенную слезу, прощаясь с детством. Вскоре и она истаяла, и только вечный купол Галлифрея блестел в закатном небе.