|||
Девять месяцев спустя Чимину стукнуло семнадцать, и он уже абсолютно точно не был нецелованным, зато стал на чуточку меньше натуралом, нежели раньше. Вот только это было не на чуточку. Вскоре Чонгук перешел в старшую школу Чимина и Чимин представил его своим друзьям. Они больше никогда не целовались, но с того ленивого зимнего вечера в спальне Чимина бедное сердце парня больше никогда не успокаивалось. Из-за того вечера он всегда чувствовал себя плохо, находясь рядом с Чонгуком, как при температуре: весь этот жар и потеющие ладошки, а ещё дрожь, скользящая вниз по спине каждый раз, когда их глаза пересекались. Каждый раз, когда их кожа едва соприкасалась. Ему не нравилось это, но нравилось одновременно. И вот так она началась, его отпугивающая, но в то же время волнующая первая любовь. Немного времени потребовалось Чонгуку, чтобы найти себе парня. Счастливчиком оказался один из упомянутых ранее друзей, которыми Чимин, по доброте своей душевной, решил поделиться, а затем столкнулся с неловким «эй, я думаю, я влюбился в Тэхён-хёна» спустя несколько месяцев. И с этого момента, ранее уверенный и непродуманный Чон Чонгук превратился в искрящийся, стеснительный, постоянно краснеющий шарик сантиментов и украденных взглядов. И, в отличие от Чимина, он был настолько очевиден, что вся школа разузнала обо всём всего за несколько дней, так что никто не был на самом деле удивлён, когда одним утром, прямолинейный и непредсказуемый пришелец Тэхён, не произнеся и слова, схватил Чонгука за руку и никогда больше не отпускал её. Наблюдая издалека, Чимин задержал дыхание и никогда больше не выпускал его.|||
Вместе с летом пришло и тепло, а лёгкий ветер просачивался сквозь мягкие волосы Чимина. Его звали Мин Юнги, девятнадцать лет, с кожей цвета молока даже в конце июня. Чимин не был самым худшим учеником в классе, но он был всего в трёх людях от самого последнего места, и, несмотря на то что его не беспокоили оценки, пока он умудрялся держаться на плаву, его мать же, наоборот, очень волновалась. И, в общем, она нашла ему репетитора. Юнги не нравилось много вещей – а ещё он много жаловался – но у Чимина заняло всего три или четыре урока, чтобы выяснить, что старшему нравилось больше всего: 1) сон, 2) музыка, 3) запускать свои длинные тонкие пальцы в тёмные локоны Чимина, чтобы превратить их в беспорядок, с довольной усмешкой, играющей на его маленьких розовых губах. Неважно, правильно или неправильно тот отвечал на вопрос, в конечном итоге, Чимин всегда оказывался с птичьим гнездом на голове. Хотя он никогда и не возражал, он даже не прикасался к волосам, несмотря на то, что они торчали во все стороны. Всегда именно Юнги, в итоге, спустя минуту или около того приводил всё в порядок из жалости, со сдвинутыми вместе бровями и губами, сплюснутыми в тонкую линию. - Что? Ты выглядел как идиот. Постепенно это привело к тому, что Юнги начал рассеянно причёсывать волосы Чимина, пока ждал, когда тот решит особенно длинную задачу по математике, и вскоре это стало частью рутины, частью их рутины. Часть жарких вечеров второй половины июля была потрачена на полу у Чимина в спальне, на ковре из книжек и листочков с числами и каракулями на них. Имя Чонгука больше никогда не слетало с губ Чимина, но Юнги всё равно узнал о нём.|||
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Чонгук и Тэхён начали встречаться, а Чимин до сих пор не мог находиться рядом с ними, когда те были вместе, все такие милые и безумно, безумно влюблённые. Это заставляло сердце Чимина сжиматься, боль в груди - становиться просто невыносимой, а ревность разлагала его сознание ужасными, отвратительными мыслями. Он ненавидел это удушающее чувство и ненавидел себя за то, что думал плохо о людях, которых любил. Вот почему в начале лета он медленно начал отталкивать себя от Чонгука впервые за пятнадцать лет. Поначалу Чонгук даже не заметил этого, ведь в его глазах было слишком много красивого Ким Тэхёна, чтобы уделить внимание его самому драгоценному другу, ускользающему сквозь пальцы. Чимин ненавидел его за это – и, возможно, проплакал перед сном с неделю или около того – но он также не был слишком уж удивлён. Хотя он был поражен, когда душным августовским утром в дверь позвонили, и Чимин снова оказался лицом к лицу с Чонгуком. Больно. И это даже ещё Тэхёна не было рядом. - Привет, Гуки! Что привело тебя сюда? Он старался изо всех сил звучать как обычный весёлый он, улыбаться, будто другой неосознанно не разбил ему сердце на тысячи кусочков и Чимин не избегал его, словно чумы с тех пор. Чонгук ответил не сразу, вместо этого его взгляд устремился за плечо друга, задержавшись на большом диване в дальнем углу комнаты. А там был он, самый ленивый в мире человек, мирно дремавший в чёрной безрукавке и свободных баскетбольных шортах, в руках по-прежнему крепко сжимавший телефон Чимина, где за последний час он пытался побить рекорд младшего в Temple Run, прежде чем роковая комбинация сна и жары не вырубила его. - Кто это? – взгляд Чонгука переместился обратно на Чимина, приклеив того к полу. - Мой репетитор, - пробормотал он, абсолютно пропуская ироническую реплику друга в ответ. Хотя и расслышал её. «Что-то не похоже». И Чимину было не с чем поспорить, а как только он обернулся, то едва успел подавить смешок, ибо заметил, что рот Юнги был открыт. Он выглядел, словно уставший медведь, и Чимин знал, что он провёл очередную ночь, сочиняя тексты и музыку, а затем удаляя всё, зло и разочарованно, и снова начиная заново. Юнги никогда не оставался с ночёвкой, но иногда он задерживался. Он находился в доме Чимина чаще, чем в своём собственном, от заката до самого тёмного часа в ночи, с момента, когда Чимин открывал глаза до момента, когда они закрывались. Чимин пресёк порыв кинуться к телефону старшего, что лежал на столе, и быстро сфотографировать этот памятный момент – было так тяжело поймать Юнги с тупым лицом, и это могло стать отличным началом его мести в ответ на драгоценную фото-коллекцию старшего с наиуродливейшими и наиглупейшими Чиминовскими рожами. Вместо этого он повернулся обратно к Чонгуку и пожал плечами, напряженно разглядывая свои собственные босые ступни. - Я знаю, но ему и не нужно. Он отлично преподаёт. Чонгук продолжал молчать некоторое время, а затем вздохнул. - Слушай, Тэхён считает, что ты ненавидишь его, хён, - начал он, голос его был грубее, чем в последний раз, когда Чимин слышал его. Он менялся. Они менялись. Неумолимо взрослели. Неожиданно порознь. – Я сказал ему, что он заблуждается, но даже я уже не настолько в этом уверен, если честно. Чимин вздрогнул внутри при упоминании имени, и со вспышкой вины, злости и боли, смешанной вместе, он был поражён, когда это Тэхён-хён стал просто Тэхёном, в то время как Чимин-хён всегда оставался Чимин-хёном. - Это не так, - и это на самом деле было не так. Чимину нравился Тэхён, странный и забавный парень, который пару лет назад занял место рядом с ним на уроке химии, представив себя с ослепляющей и невинной улыбкой – «Привет, Я – Ким Тэхён, но ты можешь звать меня Тэтэ! Можно потрогать твои щёчки? Они выглядят такиииими мягкими, как зефирки!» - а несколькими минутами позже почти сжег всё здание дотла. Чимину действительно, действительно нравился Тэхён, а ещё он немного скучал по тем временам, когда тот был рядом, весь такой громкий и счастливый, цепляющийся за его руку и раскачивающий её вместе со своей, как делают дети. Вот только Чимину действительно, действительно не нравилось видеть Тэхёна рядом с Чонгуком. Тэхёна и Чонгука. - Слушай, прости, что я не зависаю с вами больше, и прости, что не отвечал на его сообщения, просто я реально пытался учиться все эти недели, и у меня реально не было времени на всё остальное, - и опять же, он не врал. Ему не нужно было. Он был занят, заменяя мысли о Чонгуке (и его драгоценном парне) математическими теоремами и важными историческими событиями. Он был занят, подавляя желание внезапно позвонить младшему, только чтобы услышать его голос – а затем, возможно, узнал, что тот остался на ночь у Тэхёна – нескончаемыми занятиями. Он был занят, пытаясь пережить свою первую любовь. Первую и невзаимную любовь. - Тебя же никогда не волновали оценки, что изменилось? Чимин потряс головой, лицо потемнело. - Мне нужно подтянуться, Гуки. Я в самом низу класса по успеваемости. Чонгук усмехнулся, выглядя почти раздражённым. - Насколько я знаю, ты всегда там был и никогда раньше не беспокоился по этому поводу. - Да, но мои родители беспокоятся, а ещё через пару месяцев мне стукнет восемнадцать, пора бы уже и мне забеспокоиться, – Чимин давно позабыл об улыбке, а также о том, что ему следует держать свои глаза подальше от Чонгука, так что когда его взгляд встретился с расстроенным лицом младшего, он почти подпрыгнул в удивлении. - Понятно, и единственная вещь теперь, о которой ты больше не беспокоишься – это я. Сердце Чимина упало. И в первый раз он почувствовал себя эгоистом. Эгоистом настолько, что почти ощутил отвращение к себе. Чонгук просто ушёл. А Чимин не пытался ни остановить его, ни даже взглянуть на него, но эти быстрые и злые шаги по тротуару эхом отдавались в его голове в течение ещё долгого, долгого времени. Он стоял на том же месте, абсолютно обездвижен, пока щелчок закрывающейся двери не заставил его вздрогнуть, а теплое дыхание, коснувшееся голой шеи, напугало ещё больше. - Это он? Голос Юнги был низким, с хрипотцой после сна, и Чимин почувствовал себя в западне. - Что ты имеешь в виду, хён? Он просто… - Он. Иногда Чимину нравилось забывать, что даже если Юнги и был самой ленивой задницей в округе, он также был сообразительным и проницательным. До ужаса проницательным. И едва ли Чимин знал, что Юнги всё это время тихо наблюдал, читал, чувствовал всё вокруг. - Ты как открытая книга для меня. В этот день Чимин узнал, что 4) Мин Юнги нравилось заставлять его вздрагивать. И что 5) он также был хорошим слушателем.|||
Неделю спустя Чимин написал Тэхёну короткое, но искреннее сообщение с извинениями, и у милого пришельца заняло не больше десяти секунд, чтобы ответить. 17:21 тэтэ: Чиминни!!! Ты вернулся!!! Я скучал ㅠㅠㅠㅠ Это сделало Чимина счастливым, но ненадолго.|||
- Да ты с ума сошёл, – Юнги уставился на Чимина, словно тот только что поджёг его любимую коллекцию бинни: с чистым ужасом. - Нет, не сошёл! Пожалуйста, хён, я никогда раньше не просил тебя об одолжении! – Чимин надул губы и попытался состроить самое милое лицо, которое только мог, и воспроизвести самые милые звуки, которые только мог, но старший выглядел абсолютно невпечатлённым, ибо с осуждением взглянул на Чимина из-под светло-коричневой чёлки. - Я учу твой медленный мозг быть немного более оперативным, вообще-то. Разве этого недостаточно? Чимин почти прокричал раздражённо. - Тебе платят за это! - Вот именно, за это, не за подтирание твоей слюны, пока ты пялишься на свою потерянную любовь. Я не пойду, Чиминни. Такой, такой упрямый. - Но я… - Нет. - Пожалуйста… - Нет. - Я не могу сделать это в одиночку. Юнги фыркнул, заворчал и запротестовал как старый дед (каким он был), но в конце концов сдался с последним страдальческим: - Я просто уверен, что пожалею об этом, маленький засранец. А Чимин был благодарен, потому что он знал, что Юнги в принципе не нравилось контактировать с людьми, но в особенности он ненавидел находиться в окружении «сопливых ребятишек, которые до сих пор не знают, как завязывать шнурки», - вот так он любил называть людей, которые были младше его, а Чимину было интересно: исключение он из правила или нет. Чимин был благодарен, потому что, возможно, он мог встретиться с Чон Чонгуком или Ким Тэхёном по отдельности, но он определённо был не в состоянии встретить их вместе. Не один. Не без Юнги.|||
Они все встретились в кафешке неподалёку в солнечный субботний день. Когда Чимин заметил издалека чёрные и мило взъерошенные волосы Чонгука, он внезапно почувствовал, как вся решительность выкачалась из его тела, оставляя его в состоянии полнейшей паники. Его ноги остановились, готовые унести его из кафе подальше, а затем тёплые пальцы слегка коснулись его собственных дрожащих, и в следующий момент его уже тащили в сторону столика, за которым сидела парочка. Чимин всё ещё таращился на Юнги, искренне удивлённый, когда кто-то прочистил своё горло. - Хён? Он почти забыл. Почти забыл, каким красивым Чонгук был. Как красиво он и Тэхён выглядели вместе. - Привет, Тэ, - Чимин улыбнулся или, по крайней мере, попытался, но этого было достаточно, чтобы Тэхён подскочил со своего места и бросился на Чимина, обнимая бедного парня так крепко, что тот едва мог дышать. Чимин мог поклясться, что он почувствовал только что, как его сердце пропустило удар – и, возможно, ещё у него ребро треснуло – и он сжал руку Юнги немного сильнее, прежде чем отпустить её. - Хёёёён! Ты пришёл! – в этот момент, когда Тэхён начал всхлипывать, пока тёрся своей щекой о мягкую щёку Чимина, последний, наконец-то, понял причину, почему Чонгук влюбился в того прежде всего. И в этот момент он почувствовал такое сожаление и вину перед Тэхёном, что он наконец-то поднял руки и обнял его в ответ, прошептав в плечо тихое «Прости, Тэ». Чонгуку понадобились все его способности мило и терпеливо уговаривать, чтобы оттащить до сих пор хлюпающего носом Тэхёна от Чимина, и только тогда все расселись вокруг небольшого столика. Чимин честно не знал, что думать по поводу Чонгука и Юнги, рассматривающих друг друга, особенно когда младший разглядывал Юнги слишком осторожно, а скучающий репетитор просто зевал, прикрывая рот рукой, возможно, жалея о всех своих решениях в жизни. Они заказали несколько напитков – Чимин взял на себя смелость заказать Юнги двойной эспрессо, потому что тот нужен был ему бодрствующим в эти минуты – и начали болтать о несущественной чепухе. Было ощущение, что это просто тихий и мирный день среди друзей (плюс сонная старая черепаха), но как только губы Чимина дотронулись до края чашки, Чонгук решил скинуть бомбу. Какой подходящий момент. - Итак… Ты избегаешь меня уже несколько месяцев, хён. Я думаю, ты должен объясниться. Рука Чимина замерла в воздухе, вздох застрял у него в горле. - Не думаю, что это подходящее время, чтобы… - А я думаю, момент идеален. Чимин замолчал. - Я вообще-то хотел спросить тебя об этом, ещё когда заходил к тебе в последний раз, но… - глаза Чонгука быстро переместились на Юнги – который был слишком занят, добавляя кучу сахара в свой кофе, чтобы заметить – и затем снова вернулся к Чимину, - … ты был не один. - Я и сейчас не один, - Чимин наконец-то сделал глоток своего капучино, - точно так же, как и ты. Подлинное удивление застыло на привлекательных чертах лица Чонгука. Чимин никогда раньше не говорил ничего в ответ, его всегда было легко прогнуть, легко контролировать, но сейчас всё было по-другому. Юнги несомненно был хорошим учителем. - Я не могу больше ждать, хён, и, пожалуйста, давай без этой херни, типа мне-нужно-было-учиться, потому что я знаю тебя. Чимин поставил чашку обратно на стол и попытался спрятать лёгкую дрожь в руках, сцепив их вместе. Он сделал глубокий вздох. Он нервничал, нет, он был напуган. И почувствовал себя загнанным в угол. Чонгук нуждался в ответе, который Чимин не мог ему дать, и не потому, что он не знал, что сказать или как это сделать, просто он пока был не готов увидеть, как их дружба закончится. - Итак? Что ты хочешь услышать? Помнишь, когда ты предложил мне поцеловаться, а я не хотел делать этого, потому что это звучало странно и так, так неправильно, но ты настоял и уговорил меня, говоря, что это не сделает меня менее натуралом, и в итоге мы реально поцеловались? В общем, это стало началом сущего ада для меня, и я до сих пор должен поблагодарить тебя за это. А теперь можешь врезать мне. Нет. Об этом не может быть и речи, так что он не… - Чимин нашёл себе парня и не знал, как рассказать вам об этом. Три пары глаз, огромные как блюдца, устремились на Юнги одновременно и уставились на него, словно у того только что выросла вторая голова. - Что? - Кто?! - Хён. Юнги вёл себя спокойно и непринужденно, как обычно, словно он не расслышал предупреждения в обычно тихом и спокойном голосе Чимина. Словно не он только что рассказал всем самую огромную ложь в этом мире. - А ещё этот человек, кажется, ужасно ревнив и ему не нравится, что Чимин постоянно находится рядом с вами. - Хён, что… - И кто же этот человек? – взгляд Чонгука потемнел, тогда как Юнги практически сиял. Он спокойно пожал плечами. - Я. 6) Мин Юнги – придурок сумасшедший. Чимин мог всё отрицать. Он мог стянуть со старшего его тупую SWAG бинни и разорвать её на миллионы кусочков. Он мог объяснить всем, что у Мин Юнги серьёзные проблемы с социализацией и они не должны слушать его бессмысленную болтовню. Он мог. Но не стал. Во рту пересохло, когда он со страхом просканировал происходящее вокруг него: Чонгук был почти бледным, не произносил ни слова, а его глаза до сих пор были сфокусированы на Юнги, тогда как Тэхён… - ЭТО ПОТРЯСАЮЩЕ, ХЁН!!! – его громкий голос заставил вздрогнуть половину посетителей кафе, но неодобрительные взгляды, которые он заработал в ответ, не могли умерить его пыл. Чонгук наконец-то ожил, но всё, что он сделал – начал открывать рот, словно рыба на суше. Юнги улыбнулся с плохо скрытым чувством удовлетворения. Чимин впечатал своё лицо в стол.|||
Поначалу Чонгук отказывался разговаривать с Чимином, но в конечном итоге написал ему в КакаоТок неделю спустя после катастрофического происшествия в кафе. 21:56 чонгуки: Не могу поверить, что ты влюбился в такого кретина. Чимин не мог поверить, что он всё ещё не убил этого кретина своими собственными голыми руками. 21:57 чонгуки: Но я просталкерил его Фейсбук, и его любимый сериал – «Во все тяжкие», так что, возможно, я смогу пересмотреть своё мнение на его счёт. Чимин поймал себя искренне смеющимся. Он всё знал о Мин-Кретин-Юнги, штурмующем его дом в чёртовых шесть часов утра, с торчащими во все стороны волосами и чёрными кругами под налитыми кровью глазами, после шестнадцати эпизодичного марафона – «ПАК ЧИМИН, ПРОСЫПАЙСЯ, ОН, БЛЯТЬ, ЗАКОНЧИЛСЯ И МНЕ НУЖНО ОБСУДИТЬ ЕГО С ТОБОЙ ПРЯМО СЕЙЧАС» - а затем падал на кровать Чимина десять минут спустя и крепко засыпал. Последняя серия последнего сезона очень сильно повлияла на бедняжку. 21:58 чонгуки: И даже если он ленивее ленивца и, скорее всего, ему плевать на всех и вся, кроме себя... Тихий вздох слетел с полураскрытых губ Чимина, когда он кивнул. Чонгук снова попал прямо в точку. 21:58 чонгуки: Он смотрит на тебя так, словно ты - единственное, что имеет значение. Чимин чуть не выронил телефон на землю.|||
Пак Чимину никогда не приходило в голову, что это настолько больно, когда тебе разбивают сердце. А ещё, что отказывать кому-то, о ком ты заботишься, настолько же болезненно. Воздух был настолько горячим, что в парке было тихо даже в три часа дня. У Чимина заняло добрый час уговоров, надуваний губ и, возможно, даже пришлось дать взятку, чтобы вытащить Юнги из дома – чиминовского, конечно же – и стоило старшему только пересечь порог дома, как он начал жаловаться. Как обычно. - Я чувствую, как мои глазные яблоки плавятся. Они нашли одинокую скамейку под тенью огромного дерева, которое, как они надеялись, могло защитить их головы от яростных солнечных лучей, которые собирались сжечь их. - Клянусь Богом, при таких условиях я получу тепловой удар, и ты… Раздражённый Чимин продуктивно заткнул старшего, притянув голову Юнги к себе на колени. - Просто делай то, что тебе удаётся лучше всего – спи. Спустя почти час Юнги всё ещё – что странно – не спал, а Чимин больше не мог сфокусироваться на своей книге, потому что старший перемещал свой взгляд с экрана телефона на него, и это слишком отвлекало – и было слишком очевидно, чтобы игнорировать. - Что? - Что "что"? Раздражает. - Ты пялишься на меня с тех пор, как мы пришли сюда, хён. Ты хочешь сказать мне что-то, что не жалоба? - Что? Нет. Понятия не имею, о чём ты говоришь, у тебя галлюцинации? Наверное, жара... Как же, как же раздражает. - Да пофиг. Тридцать страниц книги и пару вздохов спустя Чимин уже забыл о своём раздражении и положил свою руку Юнги на голову, нежно поглаживая каштановые волосы. Они были такими мягкими и шелковистыми, что Чимин задумался, пользовался ли Юнги втайне его кондиционером, когда принимал у него душ вчера вечером. Возможно ли это? Чимин улыбнулся от такой глупой мысли, потому что нет ни единого шанса, чтобы Юнги помыл волосы чем-то, что пахло кокосами и ананасами, и манго, и кто знает, чем ещё. «Пак Чимин, от тебя несёт как от ёбаной Пина Колады», - прокомментировал он однажды со сморщенным носом, а затем стукнул себя ладонью по лбу, когда Чимин невинно спросил, что пина колада вообще такое. - Чимин. Внезапный звук глубокого голоса старшего заставил его вздрогнуть до такой степени, что он чуть не швырнул книгу через весь парк. - Мм? Что такое? Он перестал читать и ждал ответа, но его не последовало. Вокруг стояла абсолютная тишина. - Хён? – Чимин опустил книжку с хмурым взглядом, который рассеялся, как только он заметил, что глаза Юнги закрыты, а длинные ресницы отбрасывают красивые тени на его бледные скулы. Он спал? - Хён, - на этот раз это был не вопрос. – Ты… Чимин почувствовал, как его сердце ускорило темп и стучало, и стучало, и стучало, так как его осенило: Юнги пробормотал – мягко, хрипло прошептал – его имя во сне. Он наклонился поближе, словно привлечённый невидимой силой, слишком могущественной, чтобы сопротивляться, и остановился всего в паре сантиметров от мирно спящего лица Юнги. Его нос распознал запах раньше, чем мозг смог оторваться от кривой линии розовых, слегка приоткрытых губ. Кокосы и ананасы, и манго, и кто знает, что ещё. - Хён. Ты пользовался моим кондиционером? - Ты не можешь, хён… Я тебе снюсь? - … Ты не можешь влюбиться в меня. 7) Несмотря на видимость, Мин Юнги спал очень чутко.|||
Когда летние каникулы подошли к концу и занятия снова начались, Чимин вернулся к Чонгуку. Теперь у них было трио, вместе с Тэхёном. Типичное такое, сформированное милой парочкой, о которой вся школа знала, и жалкое третье колесо, которое все дразнили за то, что он, ну, жалкое третье колесо. Хотя Чимина всё устраивало. Его устраивал Тэхён. Его устраивал Тэхён рядом с Чонгуком. Его устраивали Тэхён и Чонгук. Вот только его не устраивало, что его собственное сердце ускоряло свой темп, стоило его телефону зазвенеть, и эта тупая песня Канье Веста – кое-кто втихомолку установил её как рингтон, когда Чимин заснул, решая какое-то скучное уравнение по химии – начинала сотрясать воздух. Его не устраивало, что его плечи опускались от разочарования, а его сердце опускалось на дно желудка каждый раз, когда он смотрел на экран, и угадайте, что? Тот никогда, никогда не показывал единственное имя, которое Чимину до боли хотелось бы увидеть. Его не устраивало, что Мин Юнги дышит, живёт и существует где-то далеко от Пак Чимина.|||
- Мне плохо, и я единственный, кого стоит во всём винить, - Хосок устроился на диване с целым бочонком мороженого на коленях. Чимин попытался дотянуться до ложки, но Хосок жестоко ударил его по руке. Жмот. - Почему? - В смысле почему? Ты мне ясно дал понять на днях, когда я спросил у тебя, можем ли мы разделить торт, который ты принёс, чтобы я отъебался. Глаза Чимина существенно увеличились в размере. - Я никогда не говорил тебе отъебаться, хён! – прокричал он возмущённо. Да, он помнил, что у него было не самое замечательное настроение в тот день – вообще-то, он тогда был мрачнее тучи, запертый в темноте своей комнаты, думая об ужасных ошибках, кошачьих глазах и бумажной коже. Но даже если и так, пожалуйста, хён, мне нужно съесть всё одному, чтобы я снова почувствовал себя цельным определённо не то же самое, что краткое и резкое отъебись. Начнём с того, что Чимин даже не матерится. Хосок иногда был такой королевой драмы. - Так или иначе, это не то, о чём я тебя спрашивал… Почему ты чувствуешь себя плохо? Хосок перестал облизывать ложку. - А, это, - он улыбнулся той самой понимающей улыбкой, словно пропечатанной на его лице, от которой Чимин начинал нервничать немного больше, чем обычно. Хосок был тем типом людей, которые всегда, всегда улыбаются, невзирая на ситуацию, в которую они попадают, но эта особенная улыбка была другая. В негативном смысле другая. - Мне плохо, потому что я родился раньше и перенял от наших родителей и умственные способности, и рост, а ты в итоге получился тупым идиотом и коротышкой. – Он переместил свою свободную руку, чтобы сочувствующе погладить Чимина по голове несколько раз. – Прости, братишка. Чимин был близок к тому, чтобы размазать ванильное с кусочками шоколада мороженое по бесящему лицу Хосока. - Эй, я серьёзно, вообще-то, - возразил он, поглубже проваливаясь в мягкие подушки на диване, мило надув губы, его лицо выглядело ещё более по-детски, чем было в принципе. – Унижать меня – это единственная вещь, на которую ты способен? Как мило, хён. Хосок закатил глаза. - Унижать тебя? Есть причина, по которой я говорю тебе всё это, Чимин, - он копался ложкой в мороженом энное количество времени, а затем набил им рот. – И прифина это… Фто ты облажался по полной. Верхняя губа Чимина приподнялась в отвращении к беспорядку, коим его брат являлся. Мерзость. - Да, спасибо, скажи мне что-нибудь, чего я ещё не знаю. - Фто Мин Юнфги, фкорее фсего, ненафидит тебя фейчас. - Что? Хосок наконец-то достал чёртову ложку из своего рта и на этот раз, спасибо большое, проглотил мороженое прежде, чем снова открыть свой огромный рот. - Я сказал, что ты милый и можешь взять мороженое, если хочешь. - Нет, хён, ты не это сказал, - Чимину ни капельки не было весело. Обычно он ценил эту игривую сторону его брата, но сейчас ему был просто необходим серьёзный Хосок. В конце концов, больше не у кого было спросить совета. Он никому достаточно не доверял – исключая Чонгука. – Потому что я уверен, что расслышал, как ты сказал М… Оно умерло ещё до того, как успело появиться в его горле - имя. Несколько букв, которые всегда легко – плавно и почти сладко, как горячий шоколад – скатывались с его губ, теперь были на вкус чем-то тяжёлым и запрещенным. Серьёзно? Он действительно был в том состоянии, когда уже не смеешь даже произнести имя? Чимин завис, с сердцем, полным эмоций, и с разумом, полным слишком многих и слишком громких мыслей, чтобы обработать всё за раз. Чимин завис, а Хосок заметил. Конечно же, он заметил. Лицо старшего озадаченно и слегка обеспокоенно нахмурилось на слишком короткое мгновение, чтобы быть пойманным несфокусированным – и, возможно, затуманенным – взглядом Чимина. А в следующую секунду было уже слишком поздно, потому что улыбка с рядом ровных зубов расцвела на понимающем, понимающем лице Хосока. - А что такое, Чимин? Разве ты не должен быть немного счастливее? Ведь тебя больше не беспокоят отношения Чонгука и этого стрёмного ребёнка, что, по правде говоря, потрясающе… Я имею в виду, что уже давно бы, блять, пора прекратить быть таким побитым из-за своего занятого лучшего друга, но ты всё равно уже целый месяц продолжаешь хандрить, с тех пор как… Хосок замолчал на секунду, чтобы позволить Чимину самому закончить предложение. - Послушай, чувствовать вину, после того как отказал кому-то, особенно другу, - часть человеческой натуры, - рука Хосока легонько гладила Чимина по спине. – Ты сделал, как считал лучше, для себя, для него, подумай об этом. И Чимин действительно думал об этом. Но он не понимал. Он не понимал, почему эти слова звучали так неправильно, когда слетали с его губ. (Прости, хён. Ты же знаешь, что я люблю Чонгука.) Он не понимал, почему этот взгляд обиды на – очень и очень красивом – лице Юнги перевернул его внутренности и заставил почувствовать, словно кто-то только что проткнул его сердце один, два, сотню раз. (Да, не беспокойся, я понимаю. Я позвоню тебе позже, ага?) Он не понимал ничего, кроме одного: причины, почему Юнги не позвонил ему тем вечером. Или на следующий вечер. Чимин думал об этом на протяжении всего месяца, но чем дольше он тратил на это время, тем отчётливее до него доходило, что он понял всё неправильно. Всё. Как когда ты пытаешься решить математическое уравнение, а ответ не такой, какой ты ожидал, поэтому ты начинаешь перепроверять вычисления заново. Ты смотришь, рассматриваешь каждую строчку в поисках ошибки, но неважно, сколько раз или как усердно ты пытаешься, ты просто не можешь найти её. И это мучительно и расстраивает, и ты отказываешься смириться, но ты не знаешь, что исправить, как исправить. Как устранить неполадку. Как найти тропинку, что ведёт к правильному ответу. И в какой-то момент ты просто хочешь сдаться. Чимин думал об этом, но ничего не менялось. Хосок вздохнул. - Не переживай ты так из-за него, Чимин. Со временем он начнёт двигаться дальше, найдёт человека, который, в отличие от тебя, сможет принять его чувства, даже несмотря на его ужасный характер. Чимин не смог заставить себя спрятать гримасу, когда слова резко и быстро пронзили его череп, словно ножи. Что-то плохое было в том, что его брат только что сказал. Плохое настолько, что Чимин почувствовал рычание протеста, пропутешествовавшее по его затылку. Плохое настолько, что он почувствовал, как тошнота подступила к горлу, а на языке появился противный кислый привкус. Отвратительное чувство. Ему было отвратительно. - Ведь так? Всё верно, не так ли? - Да, - он заставил себя выдохнуть, наклонив голову и плотно сжав губы. – Да, хён. Спасибо. Тёплое поглаживание на его спине исчезло, и затем холодный, влажный пластик был втиснут ему между рук. - Доешь и тебе полегчает. Чимин неохотно, но всё же взял ложку и зачерпнул немного зеленоватого цвета мороженое, которое, как он вскоре выяснил, было мятное. На вкус оно было свежим и сладким, но немного солёным. Совсем как слёзы. - Хочешь, чтобы я покормил тебя? Хосок иногда был такой королевой драмы.|||
Чимин скучал по Юнги. И не было ни единого шанса отрицать это. Он скучал по его маленьким тёмным глазам, которые выглядели ещё меньше после дневного сна на кровати Чимина. Он скучал по милому розовому рту, уголки которого всегда были слегка приподняты, из-за чего Юнги выглядел как нашкодивший кот, даже когда был расстроен, или скучал, или докучал Чимину с наиглупейшими вещами. Он скучал по его низкому голосу, медленно шептавшему – «Я тебе не безразличен? Потому что я умираю с голоду и очень, ну очень хочу чашку лапши прямо сейчас, ибо учить тебя физике – утомительно пиздец, и я не могу подняться с места. Ты мне нужен», - прямо в ухо, заставляя его давиться воздухом и, возможно, трепетать глубоко внутри, а ещё, возможно, даже чувствовать, как ноги слегка подкашиваются, пока он идёт на кухню. Он скучал по его тонким длинным пальцам, играющим с его волосами, призрачно-белой коже, скользящей по чёрным как смоль локонам, погружая Чимина в чувство блаженства, заставляя закрыть глаза и немного приоткрыть рот – «Эй, Пак Чимин! Не засыпай на мне, это моя привилегия, не забыл?» Он скучал по жарким вечерам второй половины июля, которые были потрачены на полу у Чимина в спальне, на ковре из книжек и листочков с числами и каракулями на них. Было время, когда его друзья постоянно спрашивали, почему он никогда – никогда – не говорит о своём парне и почему его оценки не улучшились, ведь Юнги занимался с ним каждый день, и Чимин уже почти был готов выдать им всю правду, что Юнги просто потрясающе обманул всех, дабы младший выглядел не настолько жалким за то, что из всех людей на этой планете он влюбился в своего лучшего друга, и что Чимин позволил ему так сделать, потому что ему было очень страшно (и остаётся до сих пор), и потому, что, откровенно говоря, смотреть реальности в лицо никогда не было его сильной стороной. И опять же, раскрыть правду также означало риск потерять кое-кого ещё в наполовину пустой жизни Чимина. И этот кто-то – Чон Чонгук. Как будто он хотел. Так что всё, что он выдал в ответ, было коротким и едва слышимым «мы расстались». Очередная ложь – но не совсем. Услышав это, Тэхён почти прослезился, потому что, как оказалось, ему очень, очень нравился этот странный маленький хён, который напоминал ему бездомного кота. Чимин рассмеялся. Как забавно. Юнги, конечно же, был странным и маленьким, и напоминал бездомного кота, и Чимину он тоже очень, очень нравился, поэтому он разрыдался за двоих, и с того момента никто из его друзей не смел произнести имя этого человека снова. А ещё Чимин не сказал им, что причина, почему он до сих пор в числе отстающих по учёбе в том, что, к сожалению, даже книга по литературе или упражнение по математике напоминают ему о [вставьте имя]. Не сказал также о том, что поменял свой кондиционер, потому что от запаха прошлого его тошнило. Что он удалил Temple Run с телефона, потому что каждый раз, когда он запускал приложение, оно напоминало ему, что у него рекорд был выше. Рекорд, который так и не смогли побить. Что он запретил Хосоку говорить о «Во все тяжкие», пока он рядом – потому что Чимин уже знал весь сюжет, несмотря на то, что не посмотрел ни одного эпизода. Что он удалил номер этого человека из памяти телефона, хотя цифры глубоко отпечатались в его сознании. Вообще смотреть в лицо реальности никогда не было сильной стороной Чимина.|||
В день, когда Чимину исполнилось восемнадцать, он проснулся и увидел божественную улыбку Юнги, сияющую ярче солнца, что медленно и неуверенно поднималось по небу за окном. Старший беспечно залез с ногами на кровать и разглядывал Чимина из-под полуприкрытых век, упрямо борющихся с сонливостью, с взлохмаченными коричневыми волосами и слегка припухлыми губами, словно он тоже только что проснулся. Он стрельнул бровями с очевидным удивлением, когда Чимин, белый, словно увидел призрака только что, издал какой-то задушенный звук задней частью горла. - Ебать как вовремя, Пак Чимин, - Юнги простонал, когда вытянул свои стройные ноги вперёд, почти сбрасывая бедного владельца с кровати в процессе. – Я уже подумывал о том, чтобы мой кулак совершенно случайно встретился с твоим лицом. Тебе повезло, что ты проснулся. Низкий. Голос Юнги был таким низким, и красивым, и тёплым, что Чимин почувствовал, как его внутренности завибрировали, дрожь прошлась по всему телу, а волосы на затылке приподнялись. - Ты собирался проспать всё своё восемнадцатилетие, не так ли? Чимин почувствовал, как его язык зашевелился ещё раньше, чем разум связался с реальностью. - Это больше в твоём стиле, хён. Смех Юнги звучал, как рай, переведённый в музыку, и Чимин растаял, как мятно-слёзное мороженое, забытое на трясущихся коленях. - Да, это определённо в моём стиле. Чимин проснулся ещё раз, и на этот раз он был один, единственную компанию ему составлял призрак сновидения, слишком жестокий, чтобы назвать сном, но слишком красивый, чтобы назвать кошмаром. Он пропустил школу и проспал – проплакал – всё своё восемнадцатилетие, потому что это определённо было в стиле Юнги. Около семи вечера он наконец-то отодрал себя от кровати и даже не удосужился взглянуть в отражение в зеркале, быстро умыв лицо и переодевшись в чистую одежду, которая не воняла жалким им. Затем он спустился по лестнице, ожидая, что Хосок выглянет из-за дивана и пошлёт ему взгляд, полный жалости, мать снова начнёт пилить за пропуск школы, а отец, которому наплевать, просто пробормочет незаинтересованное «оставьте его в покое». Неожиданно он был встречен темнотой и тишиной. Странно. Уже почти время ужина, не так ли? Они что, решили сходить куда-нибудь перекусить, оставив младшего члена семьи захороненным в кровати в его же день рождения? Чимину казалось, что его жизнь просто просится быть подытоженной под названием «что посеешь, то и пожнёшь» - второе название: «что имеем – не храним, потерявши – плачем» - точнее уже некуда. Он вздохнул и поплёлся на кухню, пальцами слепо нащупывая на стене выключатель, включая свет и… И все были здесь – его родители, его брат, Чонгук, Тэхён и даже Намджун со своим парнем, Ким Сокджином – желали ему счастливого дня рождения своими тупыми и громкими голосами с тупыми большими улыбками и тупыми цветными колпаками. И Чимин ненавидел себя больше, чем всё в этом мире, ибо позволил глазам, полным надежды проскользнуть по их лицам в поисках человека, которого он хотел бы увидеть больше всего на свете, но почувствовал лишь горечь разочарования во рту, потому что, конечно же, его не было. Конечно же. - Дерьмово выглядишь. Чимин быстро обернулся, с рок-концертом, играющим в груди, сердце стучало так громко, что он даже не услышал, как Хосок и Тэхён засвистели позади него, как полные придурки, кем они и являлись. - Как… Почему, – его трясло. В конце концов, это была середина октября, а он стоял лишь в тупой футболке с покемоном и изношенных трениках, а Мин Юнги никогда ещё не выглядел настолько сногсшибательно. - Скажем так, твой брат позвонил мне сегодня утром, крича что-то о том, что ты в депрессии до такой степени, что не в состоянии выбраться из кровати в свой день рождения, а ещё зовёшь меня во сне со слезами, стекающими по твоему лицу, как он буквально выразился. Челюсть Чимина отвисла, потому что да, возможно, он жалкий – ему пришлось смириться с этим – но он определённо не настолько жалок. - Что… Я не… Посмотрим, не убью ли я его сегодня ночью. Юнги засмеялся и поправил чёрную бинни на голове. На ней спереди белыми буквами было написано «шанс». - Ага, он немного драматизирует, но знаешь… То же самое и к тебе относится. Ты сейчас, что ли, расплачешься, тупица? Чимин покраснел. О, как же он скучал по всему этому. - Я… Не собираюсь, - тихо пробормотал он, вцепившись руками в кромку футболки и нервно наматывая её вокруг кулака. – Просто… Прости, хён. И, возможно, этого было недостаточно, потому что если его сердце и продолжило двигаться дальше, его разум по-прежнему был зациклен на существовании Чонгука, слишком упрямо и тупо, и глубоко, чтобы просто отпустить. Чимин боролся с проблемой, решение которой всегда было рядом, всё это время перед его ничего не видящими глазами, среди сонных зевков и тупых замечаний, среди приятной тишины и выразительных взглядов, среди детского нытья, потому что Боже, сегодня так жарко, что я умру и длинных пальцев, играющих с его волосами и проводящих по обнажённым участкам кожи, заставляющих страдать от жары похуже августовского воздуха. Чимин закрывал ладонями уши, когда всё, что ему требовалось сделать, было лишь слушать и замечать, как его сердце начинало биться немного быстрее, каждый раз, когда Юнги сверкал улыбкой, каждый раз, когда Юнги засыпал на его плече, каждый раз, когда Юнги просто делал вздох. Чимин повернулся спиной и заставил обоих страдать, а теперь он не знал, как исправить все эти ошибки, поэтому продолжил извиняться. Прости, что не понял раньше. Прости, что оттолкнул. Прости, что я такой тупой, но в этом виноват Хосок. И, возможно, этого было недостаточно, но Юнги улыбался шире, чем когда-либо раньше, когда закрыл губы Чимина своими указательным и большим пальцами. - Если ты, бля, не заткнёшься, я поцелую тебя на виду у всей семьи, а затем съем торт, что они тебе купили. Чимин вдруг осознал, что ни разу не возражает быть поцелованным прямо здесь и сейчас, но хера с два он отдаст свой торт.|||
Чимину было восемнадцать, он до сих пор был до боли наивен, когда позже ночью Юнги поцеловал его под одеялом. Под крышей из мягкости и тёплого дыхания, и простыни, что пахла кожей. Чимин не почувствовал того электричества, дико бегущего по венам, как когда его поцеловали в первый раз. Он не почувствовал буйства гормонов, заставляющих температуру тела подниматься выше обычной, заставляя чувствовать жар и лёгкое удушье. Чимин не почувствовал ничего из этого, но мир застыл на месте. И не двигался больше. Не двигался. Не двигался. Словно терпеливо ожидал, когда что-то произойдёт. Возможно, люди снаружи тоже остановились, тела оцепенели на месте, конечности замерли в воздухе, а речи прервались на половине, застряв в вынужденной тишине. Возможно, кто-то был благодарен, потому что получил немного больше времени. Времени, чтобы подумать, времени, чтобы обожать, времени, чтобы продлить поцелуй подольше, а три прошептанных слова тонуть глубже и глубже, и глубже. Я люблю тебя. Жизнь оставалась неподвижной в течение некоторого времени. И когда Чимин, наконец-то, выдохнул, мир снова продолжил своё вращение. Естественно. Откровенно. Чимин снова дышал. (Или, возможно, всё было не совсем так. Возможно, Юнги добавил смущённое «говнюк мелкий» сразу после признания. Возможно, затем он уткнулся лицом в подушку, чтобы спрятать свои красные, красные щёки. Возможно, Чимин засмеялся, в голове было светло, а сердце заполнено до краёв, готовое взорваться. И, возможно, затем он ответил. Шёпотом, под крышей из мягкости и тёплого дыхания, и простыни, что пахла ими обоими. 8) Юнги был его.)