Слезы

Слезы позорят. Слезы оскорбляют. В Аленари вбивали это всю жизнь, еще с тех пор как она несмышленой девчонкой до крови ободрала руку длинной плетью ежевики. — Слезы уродуют. А ты должна быть красивой, — сказала тогда Алиста рей Валлион. Аленари завороженно всматривалась в лицо матери и шевелила губами, чтобы накрепко затвердить: «Слезы позорят». С тех пор она не плакала. Когда горло сводило, а на глазах уже почти проступала влага, Аленари напоминала себе: «Плакать нельзя». Она втайне презирала тех, кто позволял себе плакать. «Слезы уродуют хуже оспы», — бросила она как-то Ходящей, устроившей на Малом совете истерику. И надо же было случиться такому, что та самая Ходящая сплела невозможное, неправильное плетение, уничтожившее ее красоту. Лицо горит огнем, Аленари чувствует под пальцами уродливые шрамы и вздувшиеся волдыри. Губы тоже обметало кровяной коркой: кожа там превратилась в одну сплошную рану. В глазах щиплет, и Аленари еще раз напоминает себе: «Слезы уродуют». Но привычная фраза уже не помогает, и глубокий судорожный вдох все равно прорывается. — Идемте, — рука Лей-рона обхватывает ее за плечи. Аленари отворачивается в бессмысленной и жалкой попытке что-то скрыть, но прекращает, не заметив в его взгляде отвращения. — Может быть, Тальки сможет вам помочь, — буднично поясняет Лей-рон, и Аленари обессиленно виснет на нем, чувствуя, как по лицу текут горячие соленые ручейки все-таки прорвавшихся слез.