contrast

      Дом на окраине Лондона хранит молчание. Его массивные стены не хуже бойцовской собаки избавляют нового жителя от излишнего внимания папарацци и любопытных соседей. Дом почти скалится, ощетиниваясь шпилями неприступной ограды, чтобы защищать своего нового хозяина. Дом кажется живым и агрессивным, пугает Колина своей могильной тишиной и желанием походить на оборонительную крепость.       Мужчине дом не нравится, но он нравится Ливии.       Она, разумеется, не говорила об этом открыто — это рассказали её глаза, жадно изучающие каждый миллиметр их с мужем потенциальных новых апартаментов. Её грациозные передвижения по комнатам, бережные прикосновения к грузной деревянной мебели, уверенный взгляд — всё выдавало в ней желание выкупить этот омерзительно-тяжёлый дом и сделать его собственностью семейства Фёртов. Поэтому Колин улыбался, стараясь всем своим видом выказать симпатию к новому месту обитания, заглушая в себе внутренний протест. Он, так же улыбаясь, ставил подпись на документе, скрепляя ею договор о покупке данного участка. Затем улыбался снова, когда Ливия обвила его шею своими руками и подарила поцелуй в благодарность.       Эта женщина всегда получает то, что хочет. Этот мужчина считает своей обязанностью дать ей всё то, чего она заслуживает. Дом — не единственное, что было продиктовано её собственническим “хочу”, не единственное, в чём Колин шёл на уступку, наступая себе на горло. Каждый его взгляд, каждый жест и слово выверены до такой степени, чтобы Ливия удовлетворённо кивнула и чуть улыбнулась.       Мужчина привык быть ведомым, только привычка эта с каждым днём всё больше саднит.       Сейчас свет в зале выключен, и дом накинул своё покрывало-темноту на хозяина, развалившегося в кресле с бокалом коньяка. Этот вечер он проводит в полном одиночестве, разбавляя его парой глотков спиртного. Пьющий Колин — редкость. Разумеется, мужчина позволяет себе немного во время торжественных мероприятий или семейных праздников, когда Ливия тащит его в ресторан. Но чтобы так, в гордом одиночестве, — никогда.       Фёрт тешит себя тем, что ему есть, что отмечать в этот невероятно скучный вечер. Завтра утром он вылетает в Вену, чтобы приступить к съёмкам сиквела «Kingsman». Позади полгода усердных тренировок в спортивном зале — и вот он снова физически готов к перевоплощению в Гарри Харта. Физически, но не морально. Слишком напряжённо прошло расставание с Тэроном, его партнёром по фильму. Чуть больше, чем партнёром по фильму.       Раскол произошёл уже в конце съёмок, затем были десятки интервью и телепередач, где им приходилось разыгрывать из себя хороших друзей, чтобы подогреть интерес фанатов к премьере фильма. Это требовало колоссальных усилий со стороны каждого из них.       Колина грызла совесть, злость и удушающее желание извиниться за всё. Сказать Эджертону, что решение было продиктовано… страхом перед общественным мнением? Желанием защитить семью от кричащих заголовков жёлтых газет? Ливией? Да какая, собственно, разница? Он сделал то, что сделал: оттолкнул запутавшегося мальчишку от такого же запутавшегося себя. И прекрасно понимал, что поступил правильно. Пусть причинил юнцу боль, пусть оборвал всё слишком резко и грубо, но так и должно было быть. Они зашли слишком далеко, и это давно уже перестало быть чем-то нормальным.       Единственное, о чём Колину действительно стоило жалеть — это то, что он разорвал всё слишком поздно: тогда, когда уже привык к мальчишке, тогда, когда быстрые, почти невинные поцелуи Тэрона перестали вызывать стыд за своё желание отвечать на них, прикасаться к этим полным губам своими и прижимать тело податливого юноши к стене трейлера.       Тогда, когда он успел… полюбить?       Мэттью прекрасно видел, как что-то между этими двумя сломалось. Наблюдал со стороны и не требовал объяснений. Просил взамен лишь одного — продолжать играть пред камерами репортёров, поддерживая вид сложившегося между Колином и Тэроном броманса. Кажется, он требует этого от актёров после каждого своего фильма.       И они играли просто блестяще. Особенно Тэрон, лезущий из кожи вон, чтобы казаться одержимым старшим товарищем. Если была возможность, он с обаятельной и чуть мечтательной улыбкой начинал трещать о Колине, расхваливая его манеры, профессионализм, а затем переводил изучающий взгляд на Фёрта, наблюдая за его реакцией.       Шоу Джонатана Росса стало отправным пунктом в этой его извращённой мести. Они сидели рядом под прицелом десятков камер и сотен глаз. Тэрон наслаждался минутами славы, а Колин лишь улыбался, позволяя молодому артисту оставаться в центре внимания.       — Я думаю, подобные перспективы молодого актёра просто обескураживают, — начинал Джонатан, обращаясь к Эджертону. — Это ведь твоя первая работа в кино?       — Да, точно, — кивнул парень.       — И ты снялся в фильме вместе с Колином Фёртом и Сэмюэлем Л. Джексоном! Должно быть, было страшновато, или нет?       От волнения Фёрт непроизвольно сжал левой ладонью кисть правой руки, что, к его счастью, было вырезано из эфира потому, что в тот самый момент на экране появился кадр из «Kingsman», а зрители в зале были слишком увлечены Эджертоном, чтобы заметить его явный прокол.       — Конечно! — воскликнул Тэрон. — Давление было и остаётся громадным. Но, знаете, — он чуть запнулся, разумеется, зрители свалили это на дикое волнение, но Колин уже тогда почувствовал неладное, — когда работаешь с такими мастерами, как, например, с тем, что сидит слева от меня, то всё не так страшно.       Мужчина пытался расслабиться, натянуть на лицо маску самоконтроля и снисходительно улыбнуться, чтобы никто не заметил, как неловко он себя сейчас чувствовал.       — Они учат тебя, — продолжал мальчишка, а сердце Колина пропустило удар, — поддерживают тебя и вдохновляют. Это помогает.       — Замечательно, — улыбнулся Росс. — То есть, они помогли тебе чувствовать себя равным? — вытягивает Джонатан.       — Да, точно, — подтверждает Тэрон. — Колин, эм… — парень на пару мгновений замолкает, подбирая правильные слова, опускает глаза в пол, словно ища там подсказку, а затем с лёгкой улыбкой выдаёт: — Дамы и некоторые господа, не люблю признавать это, но Колин действительно великолепен настолько, насколько кажется.       Мужчине было до боли неловко от подобных фраз, ведь почти за каждой из них скрывался какой-то заметный только для них двоих подтекст. Тэрон говорил о товарищеской помощи во время сложных для него сцен, детально описывая ту самую, с чёртовым поездом, а Колин вспоминал то, с чего всё началось. Юноша щебетал о тактичности и мягкости Фёрта — в голове мужчины всплывал образ отеля, где всё закончилось, слёзы растерянного и озлобленного мальчишки, а затем и его собственные, те, о которых знает только Стронг. Эджертон остроумно язвил в ответ репортёру: “Мы любовники”, — Колину на ум приходило слишком много сцен из их совместных съёмок. И оставалось краснеть, неловко отвечать на выпады парня так, чтобы не задеть ни одной щекотливой темы, не вызвать у мальчишки очередной поток слов, заставляющих нервно ёрзать на стуле и прикрывать румянец на щеках смущением от “тёплых” слов ученика.       После интервью под прицелом фотокамер они шли рука об руку, улыбаясь самыми искренними улыбками, стояли плечом к плечу, приобняв друг друга, как лучшие друзья. Тэрон жался особенно близко, нарушая личное пространство мужчины, которое они ещё пару месяцев назад оба игнорировали с большой охотой, а теперь… теперь это всё грозило фатальным провалом их грандиозной лжи. Эджертон в любой момент мог ляпнуть лишнего, а Колин мог просто сорваться, не выдержав открытых, но никем не замеченных издёвок мальчишки. Но они продолжали терпеть общество друг друга, подтверждая статус блестящих актёров.       Когда огни фотовспышек гасли, мужчины отводили взгляды и молча расходились по гримёркам, не удостоив партнёра даже банальным “до свидания”.       Проще стало лишь тогда, когда Тэрону пришлось преждевременно завершить промо-тур “Kingsman” и улететь в Германию, чтобы приступить к новым съёмкам. Рабочее, а затем и официальное название ленты — «Эдди «Орел». Колин, наконец, вздохнул полной грудью, обрадованный тем фактом, что больше не придётся возвращаться к игре “я выведу тебя из себя одной фразой”. Он надеялся спокойно завершить рекламный тур, а затем так же спокойно вернуться домой к жене и детям.       Только Эджертон нашёл способ достать его, находясь за тысячу километров от мужчины. Вполне ожидаемо получив награду Jameson Empire Awards, парень выпустил милое видео в благодарность за оказанную честь. Поблагодарив родных, он как-то особенно выделил Колина, сказав ему спасибо за то, что тот сделал съёмки «Kingsman» счастливым и действительно запоминающимся опытом. Обращение дошло до Колина уже после того, как его посмотрела половина мира. В тот вечер мужчина вернулся в пустую комнату отеля и, одолеваемый яростью, схватив первое, что попалось под руку, швырнул в стену. Утром пришлось извиниться перед горничной за то, что он слишком неловок, и возместить стоимость разбитой вазы.       Тур давно окончен и воспоминания, казалось бы, должны были потускнеть, неловкости и обиды отшлифоваться временем и стать не такими колючими, только Колин помнит всё до мельчайших подробностей. Каждый насмешливый взгляд, каждую неловкую фразу и слишком интимные для просто коллег прикосновения. А ещё помнит, как Тэрон смотрел на него, когда рядом не было случайных наблюдателей: обиженно, озлобленно и как-то до боли тоскливо. Этот взгляд Фёрт не забудет.       И вот сейчас Колин сидит в абсолютно пустом опостылевшем доме, окутанный темнотой, тишиной и желанием выпить. А лучше — напиться. Чтобы проспать вылет и оттянуть встречу с Эджертоном ещё хотя бы на день. Они не виделись уже почти два года, не говорили друг с другом примерно столько же. И мысль о том, что завтра они встретятся лицом к лицу, до ужаса пугает мужчину. Больше всего страшит то, что он может увидеть в зелёных радужках некогда воодушевлённых глаз. Презрение? Злость? Смирение? Может, безразличие? В любом случае, он знает, что будет больно.       Сегодня некогда совсем неопытный мальчишка уверенно смотрит на мир с модных глянцевых журналов и постеров с рекламой «Эдди «Орла». Фильм вышел на большие экраны неделю назад и уже был отмечен критиками, как одна из лучших картин этого года. Разумеется, Колин успел оценить игру Тэрона и остался по-отцовски довольным тем, что вырастил из парня. Или, правильнее, тем, в кого Тэрон превратился без него?       Мужчина обречённо вздыхает, опускает бокал с коньяком на пол и притягивает к себе ноутбук. Яркая вспышка света озаряет часть комнаты, и Фёрт щурится от почти ослепляющего экрана, постепенно привыкая к яркому свету. Тонкие пальцы скользят по клавиатуре, набирая в поисковике «Эдди «Орел». Система выдаёт десятки ссылок на различные ресурсы, Колин кликает по первой попавшейся и в окне разворачивается видео.       В кадре на неудобных раскладных стульях расположились Тэрон, Хью, исполнивший роль тренера Эдди Эдвардса, и симпатичная молодая репортёрша.       — Всем привет! — улыбается девушка во все тридцать два, глядя в камеру. — Сегодня нам удалось заполучить особенных гостей. Думаю, их имена вы слышали уже не раз. Это Тэрон Эджертон и Хью Джекман — звёзды уже нашумевшего фильма «Эдди «Орёл». Лента вышла в свет всего неделю назад, однако критики и зрители уже вовсю гудят об успехе картины! Должно быть, это кружит голову?       Мужчины переглядываются.       — Кружит? — Хью задумчиво почёсывает бороду. — Разумеется. Когда твою работу принимают с такой теплотой, это всегда опьяняет. Но если картину хорошо приняли в Англии — это не гарантирует того, что она будет такой же успешной и в остальных уголках света. Поэтому, рано говорить о победе. Придётся ждать завершения промо-тура, чтобы выдохнуть спокойно и с гордостью сказать: “Да, ребята, у нас всё получилось”.       — Не слушайте его, — смеётся Тэрон и играючи толкает Джекмана в плечо, — он любит сгущать краски. На самом деле у нас действительно всё получилось. Во всяком случае, на экране я выгляжу не таким идиотом, каким чувствовал себя на съёмках.       Хью и репортёрша заходятся смехом.       — Нет, ну, правда! — ухмыляется Тэрон и продаётся вперёд, садясь на самый краешек стула, как бывает всегда, когда он седлает любимого конька. — Сложно чувствовать себя уверенно, когда на тебя натянут чудаковатый бесформенный свитер, волосы взъерошены до состояния птичьего гнезда…       — И эти чудесные очки! — воодушевлённо подхватывает девушка.       — О да, они просто волшебны! — восклицает парень, а затем замолкает, резко поворачивая голову в сторону Хью, который уже порядком покраснел, сдерживая смех. — Не смей! — предупреждает Тэрон, мужчина вымученно кивает, прикусывая щёку.       — Так, — хмурится девушка, — от нас явно хотят скрыть какую-то тайну…       — Он спёр эти очки у реквизиторов! — выпаливает Джекман, и, уже не сдерживаясь, хохочет, откидываясь на спинку стула.       — Хью! — наиграно-обиженно тянет Тэрон. — Это было секретом! Ну вот, теперь они точно решат, что я просто ужасен! Простите меня, ребята, я не мог сопротивляться их шарму, — парень разводит руками.       — Они у него с собой, — ухмыляется Джекман, понимая, чем это чревато.       — Правда? Может, покажете зрителям? — просит девушка.       Тэрон обречённо тянется к внутреннему карману пиджака, вытягивая эти глупые очки с толстыми линзами. Затем неловко цепляет их на переносицу, кардинально меняя ими свой облик. Вместо уверенного в себе молодого человека в камеру смотрит чудаковатый деревенский паренёк. Эджертон вздыхает и грустно улыбается:       — В них я точно не могу претендовать на звание секс-символа.       — Ты в принципе не можешь претендовать на звание секс-символа, пока рядом нахожусь я, — подкалывает мальчишку Хью.       Тэрон хохочет:       — Я бы влепил тебе по самодовольной физиономии, но в этих очках я не вижу, куда бить.       Эти трое смеются, а Колин непроизвольно тянется к бокалу коньяка, залпом осушая его. Смотреть на экран неприятно, и он почти силой заставляет себя не сворачивать видео. Тэрон и Хью, кажется, действительно сдружились во время съёмок. Эти их понимающие взгляды и дружеские похлопывания по плечу просто выводят из себя. Мальчишка смотрит на Джекмана так же, как когда-то смотрел на самого Колина: увлечённо, завороженно, с каплей поклонения и обожания. Фёрт шипит от досады и стискивает бокал, который вот-вот, кажется, лопнет под натиском сильных ладоней.       — Итак, вернёмся к фильму, — щебечет девушка. — Картина «Эдди «Орёл» повествует о трамплинисте Эдди Эдвардсе, по прозвищу «Орел». Он прославился благодаря своим неудачам, ибо на всех соревнованиях он занимал последние места. Тэрон, вопрос к вам, почему вы согласились принимать участие в этом проекте?       — Ну, мне было интересно само перевоплощение. Когда мне предложили роль, я был занят на съёмках «Kingsman», где, если вы смотрели, я старался быть джентльменом. Там не удавалось подурачиться, ибо “манеры лицо мужчины”, как вы знаете, — он усмехается. — Здесь же я валял дурака, и это было просто чудесно.       — Эдди был видной фигурой в спорте.       — Да-да, — кивает Эджертон. — Не благодаря своим результатам, конечно. Возможно, была и некая личная причина согласиться на эту картину. Насмешливое прозвище, которым его окрестила пресса — “Орёл” намекало на то, что этот человек будет лететь не дальше кирпича. Я столкнулся с чем-то похожим, когда получил роль Гэри Анвина. Поначалу эта новость всколыхнула интернет, и я натыкался на тонны недовольных комментариев, мол, зря Мэттью взял в проект новичка. Многие считали, что я одним только своим присутствием испорчу фильм. Но, кажется, тогда у меня вышло вполне неплохо.       — Шутите? — смеётся девушка. — Вы были великолепны!       — Оу, — Тэрон обворожительно улыбается, — спасибо, вы слишком добры.       Колин тихо хмыкает, а в голове маячит нелепое: “Даже не пытайся с ним флиртовать, дорогая, у тебя всё равно ничего не выйдет”.       — Я слышала, что возникли какие-то проблемы с вашим промо-туром, — продолжает девушка.       — Да, — кивает парень, — К сожалению, Хью придётся представлять фильм одному. Я возвращаюсь на съёмочную площадку «Kingsman».       — Радостная весть для фанатов первого фильма. По моим данным, Колин Фёрт подтвердит своё участие в сиквеле. Как это вообще возможно? Зрители, видевшие первую часть, поймут моё недоверие. Фёрт напрягся, вглядываясь в немного растерянное лицо Тэрона.       — О, ну, этого я вам рассказать не могу, — быстро собрался с мыслями парень. — Вам придётся ждать выхода фильма. Скажу лишь одно: я очень рад, что Мэттью Вон нашёл способ вернуть Колина в проект. Будет большим счастьем вновь работать с ним.       Этого Фёрт вытерпеть уже не может, поэтому громко захлопывает ноутбук и толкает его в сторону, тот лишь чудом не падает со столешницы на пол.       — Если сломаешь мой ноутбук — звучит женский голос, и Колин вздрагивает от неожиданности, — я откручу тебе голову.       — Не слышал, как ты пришла, — замечает мужчина, оборачиваясь лицом к жене. В темноте комнаты её силуэт, обтянутый элегантным платьем, едва различим.       — Не хотела тебя тревожить, ты говорил, что хочешь отдохнуть перед вылетом, — чуть улыбается Ливия, — а выходит, что наплевал на благотворительный приём, к слову, организованный мной, чтобы остаться дома и лакать коньяк.       Мужчина потирает виски.       — Всё не совсем так. Я просто не мог уснуть.       — Когда люди не могут уснуть, они пьют снотворное, Колин, — рычит женщина, а затем заставляет себя успокоиться. — Ладно, прости, я не хотела на тебя нападать. Мы не увидимся месяц, не хочу расставаться со скандалом.       — Да, я тоже, — чуть кивает мужчина. — Извини за приём.       — Уже ничего не поделаешь.       Она элегантно сбрасывает у порога туфли и по-кошачьи грациозно подходит к спинке кресла. Колин чувствует вес её ладоней на своих плечах, а затем лёгкие поцелуи в шею.       — Я просто хочу, чтобы у тебя остались хорошие воспоминания обо мне, — объясняет она, и кожу мужчины обдаёт тёплым дыханием.       — Не думаю, что это удачная идея, — пытается сопротивляться Фёрт, выравниваясь в кресле, но цепкие пальчики Ливии уже успели схватить его за ткань домашней рубашки и прижать тело мужчины к спинке кресла. Женщина легонько тянет его за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову назад, и запечатывает приоткрытые в удивлении губы мужа своим собственническим поцелуем.       — Твоего мнения никто не спрашивал.       — Как обычно,— огрызается Колин.       Мужчина не против этих ласк, ему нужно отвлечься и это, он признаёт, действительно хороший способ. Только вот мысли всё равно возвращаются к Эджертону.       Ливия целует его слишком хорошо, слишком правильно, не так, как делал это Тэрон, нетерпеливо проникая в его рот своим языком. Женщина касается груди Колина, зная каждую его чувствительную точку, парень же делал это неумело, неловко водя ладонями по коже. Жена спускается ниже и почти невесомо касается ширинки Фёрта, дразня его, как по учебнику, тайный любовник делал это слишком неопытно, заглядывая в карие глаза с немым вопросом. И этот чёртов контраст — единственная граница указывающая, где реальность.       Ливия делает ошибку, когда решает изменить правила игры, и вдруг с улыбкой произносит:       — Вы будете гордиться мной, мистер Харт.       Фёрта словно прошибает током, сметая все намёки на возбуждение. Он только часто дышит, стискивая руками подлокотники кресла. В голове роятся тонны воспоминаний о самых первых встречах с Тэроном. Встречах, когда Колину было ещё ужасно стыдно за свою тягу к мальчишке, и они оба поддерживали игру, прикрываясь именами их героев. Так было чуточку проще.       “Я всё делаю правильно, мистер Харт?”       “Вы довольны мной, мистер Харт?”       “Мы встретимся ещё, мистер Харт?”       “Да, Эггзи”.       Самолёт приземляется в аэропорту Вены ровно в два часа по австрийскому времени. Колин с досадой смотрит на часы и понимает, что не успеет даже мельком осмотреться в городе. На выходе его уже ожидает толпа папарацци, осыпающих уставшего и не выспавшегося актёра вопросами. Специальные люди помогают Колину с вещами и заставляют полчища репортёров расступиться, позволяя мужчине сесть в приготовленный для него автомобиль.       Машина мчится в сторону Хофбурга, где Мэттью каким-то волшебным образом выбил целое крыло для съёмок. Резиденция австрийских монархов встречает мужчину всей своей величественностью, заставляя выйти из машины и, открыв рот, застыть, разглядывая каждый изгиб здания.       — Впечатляет, да? — слышится из-за спины голос Стронга, и Колин оборачивается на звук.       — Потрясающе, — улыбается он, а затем заключает друга, с которым не виделся уже полгода, в объятья. Марк отвечает тем же, похлопывая товарища по спине.       — Ну как, готов? — спрашивает Стронг, когда они следуют к съёмочной площадке.       — Справлюсь, — кивает мужчина.       — Я не о съёмках.       — Я понял, — чуть усмехается Колин.       — Если тебе интересно, за время работы без тебя, он ничего со мной не обсуждал и ни о чём не спрашивал. Кажется, считает эту тему исчерпанной.       — Похоже на то, — вздыхает мужчина. — Спасибо, Марк, ты…       — Хороший друг, знаю, — улыбается он в ответ.       Стронг показывает Колину Хофбург, водя по коридорам отведённого для съёмок крыла, рассказывая о каждой комнате так, словно только и занимается тем, что проводит здесь экскурсии. Фёрта больше волнует вопрос расположения гримёрных и то, сколько времени осталось до его сцены. Мужчина всё ещё лелеет надежду на то, что найдётся лишних полчаса для сна. В самолётах он спать не может, что для него, как для актёра, всегда являлось проблемой. А в ночь накануне он почти не сомкнул глаз, волнуясь о том, что реакция его тела на привычные прикосновения жены ужасно оскорбила её. Хотя Ливия, разумеется, ничего не сказала об этом, сославшись, должно быть, на возраст мужа. Разубеждать её Колин не стал.       Недосып выразился в чуть красноватых глазах и темноватых кругах под веками, однако нет ничего, с чем не справился бы хороший гримёр. Фёрт покорно сидит на складном стуле, пока над образом Гарри Харта колдует молодой мастер.       Над зеркалом висит примерный эскиз того, как будет выглядеть герой Колина. С наброска на актёра смотрит всё тот же до боли похожий на него английский джентльмен в накрахмаленной рубашке, левый глаз которого чуть светлее, чем правый, а бровь над ним рассечена шрамом. В идеально уложенных волосах белеет седая прядь.       — Вы решили совсем меня состарить? — смеётся Колин.       — Это только придаст вам шарма, — подмигивает гримёр, а Фёрт в ответ недоверчиво хмыкает. И вот, когда работа над образом безупречного Гарри Харта окончена, Колин действительно понимает, как чертовски идёт ему эта выбеленная прядь. Мужчина даже не замечает, насколько долго всматривается в своё отражение, пытаясь свыкнуться с новым обликом. Сшитый на заказ костюм идеально сидит на подкачанном теле, скрывая незначительные недостатки, а этот ужасный и, казалось бы, отвлекающий шрам оказывается потрясающим дополнением к образу.       — Я же говорил, — самодовольно улыбается гримёр.       — Ты просто волшебник, — смеётся Фёрт.       На площадке кипит работа. Мэттью не остановил бы съёмку, даже если бы к ним заявилась английская королева, что уж тут говорить о Колине? Поэтому мужчина, оставшись никем не замеченным, почти робко переступает порог огромного зала, прислоняется к стене и наблюдает за всем со стороны.       Конференц-зал поражает своей строгостью и помпезностью. Он мало чем отличается от комнаты Savile Row, где они снимали сцены в штаб-квартире службы «Kingsman» в прошлый раз. С высоких потолков свисают громадные хрустальные люстры, стены украшают картины с портретами австрийских монархов, а почётное место в центре комнаты занимает огромный стол из красного дерева. Именно на него сейчас нацелено всеобщее внимание, пока актёры отыгрывают свою сцену.       Во главе стола восседает Марк, по правую руку от него — Тэрон, полностью преобразившийся для роли. Сильные плечи обнимает строгий костюм, непослушные волосы зализаны в идеальную причёску, а по-детски угловатое лицо украшено очками — неизменным атрибутом агента «Kingsman».       Колин уже отвык видеть Эджертона таким: строгим, холодным, отчуждённым и надменным. В памяти засел образ совсем растерянного взъерошенного мальчишки, жадно прижимающегося к телу взрослого мужчины:       “Вам приятно, мистер Харт?”       — Мистер Харт! — кричит кто-то из толпы, выдёргивая Колина из пелены воспоминаний, — Собственной персоной! Сама пунктуальность, — улыбается Мэттью, спеша навстречу Фёрту с протянутой рукой. Мужчина с натянутой улыбкой отвечает на рукопожатие и тут же оказывается в тисках объятий Вона. — Рад тебя видеть.       — Я тоже, — учтиво кивает Колин.       Тэрон стоит чуть поодаль, наблюдая за приветствием мужчин исподлобья и, кажется, борется с желанием плюнуть на всё и уйти. Однако выражение злости он умело меняет на счастливую, но чуть пугающую улыбку и делает шаг вперёд, заставляя себя протянуть руку Фёрту.       — Тебе идёт пошарпанность, — выдавливает он вместо ”не хочу тебя видеть”.       — Тебе идёт самостоятельность, — отвечает Колин вместо “невыносимо видеть тебя независимым”.       Они слишком долго не разрывают руки. Кисть Тэрона в крепкой ладони Фёрта почти расслаблена, и только стальная хватка мужчины не позволяет мальчишке разорвать контакт. Они пару мгновений смотрят друг на друга, пытаясь скрыть то, что так и просится сорваться с языка.       “Тебе больно, Эггзи?”       “Я потерплю, Гарри”.       Камеры включены.       Эджертон и Фёрт стоят лицом к лицу в центре комнаты, разыгрывая первую встречу Анвина и Харта. Колин знает, что они репетировали это уже несколько раз, но каждый повтор вскрывает ещё даже не зажившие раны в груди Тэрона и его самого.       Мальчишка стоит перед ним, часто дыша и дрожа всем телом. Смотрит в глаза мужчины сквозь пробивающиеся слёзы, и Колин не уверен в том, что сейчас Тэрон играет на камеру.       — Тебя не было два года, — шипит парень сквозь стиснутые зубы. — Два грёбаных года! — голос Эджертона срывается на крик, а из глаз катятся слёзы.       Мужчине приходится стоять прямо, сохраняя каменное выражение лица и смотреть на коллегу.       — Мне нужно было время для восстановления, — речь холодна, расчётлива, выверена.       — Восстановления? Какого к чёрту восстановления?! — кричит Тэрон и резко хватает Колина за лацканы пиджака, заставляя нагнуться ближе к своему лицу. — Я думал, что ты мёртв, чёртов кретин!       — Эггзи, твои манеры, — отчеканивает Фёрт по сценарию и вдруг чувствует невыносимо чёткий удар.       Этого в сценарии не было.       Кулак Тэрона приходится куда-то в район скулы, и мужчина от неожиданности отступает назад, схватившись за щёку, загоревшуюся от боли. Колин ожидает услышать от Вона “Стоп!”, но режиссёр намеренно молчит. Фёрт вновь вытягивается по струнке, игнорируя ноющую боль, поднимает взгляд на мальчишку, смотрит на его раскрасневшееся лицо, раздувающиеся от гнева ноздри и сжатые кулаки.       Мужчине кажется, что этот удар может быть не последним.       — Я оплакивал тебя! — вопит он, возвращаясь к сценарию. Заносит руку для ещё одного хука, и Фёрт готов к нему, поэтому стоит, даже не дёрнувшись. Кулак не достигает своей цели, останавливаясь на полпути.       — Мне жаль, — подыгрывает Колин, опуская глаза в пол.       — Ненавижу тебя, — выплёвывает Тэрон свою реплику, вложив в неё, кажется, весь свой гнев, а затем бросается в объятия мужчины, утыкаясь носом в пиджак Колина. Всхлипывает, обнимает сильными руками тело наставника и выдыхает: — Больше никогда не бросай меня вот так, чёртов джентльмен!       Громогласное “Стоп!” разрывает повисшее напряжение, но Тэрон не сразу разжимает свои руки, отпуская мужчину. Он всхлипывает ещё пару раз, уткнувшись носом в шею мужчины, туда, где недавно его целовала жена. И Колин чувствует, насколько приятнее прикосновения этого мальчишки.       Его мальчишки.       — Не знаю, что это было, ребята, — произносит Мэттью, задыхаясь от восторга, — но это просто блестяще! Я даже прощу Эджертону отсебятину. Вы же не против, если мы используем эти кадры в фильме? — тараторит он, не позволяя никому себя перебить. — Колин, пока ты не сказал “нет”, хочу уверить, что зрители тащатся от подобных казусов. В описании укажут, что Тэрон слишком вжился в роль, а ты, несмотря на это, доиграл сцену. Станешь почти национальным героем!       — Делай, как знаешь, — отмахивается Фёрт, наблюдая за тем, как Тэрон утирает дорожки слёз костяшками пальцев.       — Какой я придурок, — Вон легко ударяет себя ладонью по лбу. — Колин, ты вообще в порядке? Может, к медикам сходишь?       Мужчина отрицательно машет головой, с удивлением замечая, что почти забыл о боли, пока Эджертон, вздрагивая, прижимался к нему. А ещё чувствует, каким удушливым стал галстук, и насколько жарко стало в зале.       — Я бы попросил немного времени на перерыв. Конечно, если это действительно возможно, — добавляет он, надеясь, что режиссёр поддастся.       — Если Марк готов отснять свою сцену, то, думаю…       — Да. Давайте, — с готовностью подаёт голос Стронг, — Пусть идёт.       — Ладно, — согласно кивает Мэттью. — Значит, снимаем Марка.       Проходя мимо друга, Колин тихо благодарит его за то, что выручил, а Стронг лишь понимающе кивает.       — Ты бы сделал для меня то же самое.       — Разумеется.       В коридоре так же душно, как и на площадке. И только тут Фёрт понимает, что дело вовсе не в помещении, а в близости молодого тела. Он сворачивает к гримёркам, немного путаясь в пути, и проклинает себя за то, что недостаточно внимательно слушал экскурсию Стронга. В голове немного шумит, теперь уже не разобрать от удара или накатившего возбуждения. Колин просто ищет тихое место, где он сможет спокойно отдышаться.       В комнате, выделенной для его личного отдыха, никого нет. Конечно, никто бы и не рискнул войти сюда без разрешения временного хозяина. Это помещение сложно назвать просто гримёркой. Это такая же помпезная комната, как и все залы вокруг, но значительно меньше в размерах. Мягкий ковер, резная мебель, лепнина на потолке — такой комнаты для отдыха за всю карьеру Колина ему ни разу не выделяли. Он остановился у стены, заперев за собой дверь, и попытался выровнять дыхание.       Чёртов Тэрон! Когда он успел стать таким чёрствым, таким наглым и самоуверенным? Мужчина усмехается своим глупым мыслям. Прошло два года. Целых два года, за время которых характер мальчишки шлифовали чьи-то чужие руки! Что-то больно отдаётся в груди.       “Ты оттолкнул сам”. — “Я знаю”. — “Тебя дома ждёт жена”. — “Я знаю”. — “Он так изменился”. — “Я знаю”. — “Он всё ещё дорог тебе”. — “Я…”       — Колин? — три коротких стука. — Колин, можно мне войти?       Тэрон стоит там, за дверью, и мнется, переступая с ноги на ногу, пока сердце Фёрта пропускает пару ударов.       — Пожалуйста, — просит он, почти скуля. — Я хочу извиниться.       “Ты не должен его впускать”. — “Я знаю!”       Рука почти непроизвольно тянется к замку, проворачивая ключ. Колин приоткрывает дверь, встречаясь с виноватым взглядом парня.       — Слушай, прости, я не сдержался. Знаю, что это недопустимо, но, — он давится словами, задыхаясь от бега или переизбытка волнения. На щеках румянец, а укладка потеряла свою форму, и теперь непослушные светлые волосы взъерошены. — Просто эта сцена, и то, как мы тогда разошлись… Накатило, понимаешь?       Мужчина отступает назад, позволяя Тэрону шагнуть в комнату, и, как только парень переступает порог, Колин захлопывает дверь за его спиной, провернув ключ в замочной скважине.       “Это неправильно”. — “Заткнись!”       Мальчишка не успевает ничего понять, когда оказывается прижатым к стене. Между ним и Колином всего пара невыносимых сантиметров. Тэрон хочет было сказать что-то, но мужчина затыкает его своим поцелуем. Тёплые властные губы скользят по чуть приоткрытым в удивлении губам мальчишки, который, кажется, забывает дышать. Но он не отвечает на поцелуй, а просто позволяет мужчине целовать себя, что заставляет Колина остановиться.       — Что не так? — он на секунду разрывает поцелуй, вглядываясь в потускневшие глаза бывшего любовника.       — Я не хочу, — отвечает Тэрон, упершись руками в плечи мужчины, чтобы тот не смог снова коснуться его губ.       — У тебя кто-то есть?       — Нет, — слишком быстро выпаливает Тэрон. — Просто я не хочу так.       Фёрт кладёт тёплые ладони на руки парня, и тот доверительно опускает их вниз. Мужчина придвигается ближе, наклоняется к лицу мальчишки и, минуя покрасневшие губы, целует шею. Медленно, нежно, задевая кожу зубами, слегка прикусывая её, так, чтобы на светлом бархате не сталось отметин. Сегодня родинку на кадыке прикрывает твердый воротник рубашки, поэтому гримеры даже не пытались замазывать ее своими тональными кремами, и Ферт с каким-то извращенным удовольствием крепко прижимается к ней губами, пропуская меж ними язык, чтобы почувствовать ее выпуклость.       Тэрон непроизвольно тянется к наставнику, подставляя шею ласкам и тихо, почти жалобно, постанывает, вцепляясь руками в его плечи.       — Я скучал по тебе, — как-то слишком не вовремя произносит он.       Мужчина чуть усмехается, обдавая горячим дыханием его кожу и возвращается к полным губам, даря благодарный и почти невинный поцелуй, которого Тэрону явно недостаточно. Он льнёт к Колину всем телом, буквально вталкиваясь языком в его рот, и проводит по статной спине рукой, спускаясь ниже, позволяя себе задрать длинный пиджак и коснуться ягодиц любовника. Медленно, словно издеваясь, Тэрон кладет руку на ширинку Ферта, и тот судорожно выдыхает в его полуоткрытый рот, когда тонкие пальцы надавливают на возбуждённый член через ткань ставших тесными брюк.       В комнате становится слишком жарко, даже несмотря на то, что обычно дворцы чаще всего представляют собой сплошные холодильники из камня, и Тэрон трясущимися руками расстёгивает пуговицы на идеальном пиджаке Колина, стягивая мешающую ткань. Ферт совершенно позабыл о том, что сейчас весь труд костюмеров пойдет насмарку, поэтому делает то же самое с пиджаком Эджертона, ощущая ставшими сверхчувствительными кончиками пальцев грубую шерстяную ткань. К лежащим на полу пиджакам присоединяются чёрные полоски галстуков, так же яростно стянутые с шей, и уже через мгновение Фёрт умело расстёгивает многочисленные пуговицы на рубашке парня, собственнически проводя руками по рельефному торсу вниз, ближе к центру возбуждения.       Слишком горячо и неправильно то, что они хотят сделать друг с другом. Но кого сейчас это волнует, когда они объяты сжигающим пламенем грехопадения?       Тэрон тянет их к дивану, и Колин падает в приют мягких подушек, не позволяя мальчишке расположиться на своих коленях. Эджертон тянется за поцелуем, но мужчине удаётся увернуться, игнорируя обиженно насупившиеся губы. Настало время ему сыграть в свою игру.       — Ты ударил меня, — усмехается Колин уголком губ, но его руки по-прежнему продолжают скользить по бедрам Тэрона, всячески игнорируя выступающий посреди бугорок. На его собственных штанах такой же, и он буквально разделяет с Эджертоном неприятное и вместе с тем же такое умопомрачительное ощущение тесноты.       — Я же извинился! — протестует парень, наклоняясь над наставником и целуя его в грудь. Тонкая ткань свободно пропускает жар его губ, который добирается буквально до сердца, распаляя и без того громадное желание овладеть Тэроном. И что-то еще, что Колин пока объяснить не в состоянии.       — Я не простил, — констатирует он. — Мне не понравилось твоё извинение. Может быть, попробуешь снова?       В его глазах плещется почти дьявольский огонь, и он чуть улыбается, замечая появившийся на щеках Тэрона лёгкий румянец. Колин никогда не намекал настолько открыто. И, господи, это так восхитительно неправильно – быть пошлым.       Парень наклоняется к его лицу, чтобы начать нежный с виду поцелуй, но потом до боли прикусывает его нижнюю губу, проводя следом языком, словно зализывая боль. Колин крепко хватается за отросшие волосы на затылке Тэрона, погребая под своими пальцами труды парикмахеров, и удовлетворенно чувствует, как парень начинает дрожать от этого властного жеста. Этот обмен жестокостями начинает заводить ещё больше, когда мальчишка, запечатлев на его губах краткий целомудренный поцелуй, начинает уверенно спускаться ниже, чтобы расстегнуть ширинку брюк и помочь Колину избавиться от ненужного предмета гардероба.       Завороженно глядя на его ноги, Тэрон благоговейно протягивает руку и проводит пальцами по внутренней стороне бедра Фёрта, от чего по ней тут же начинают бегать мурашки, ведь контраст прохладных пальцев Эджертона с его горячей кожей просто непередаваем. Мужчина почти вскрикивает, когда ладонь парня внезапно обхватывает его возбуждённый член, немного надавливая на головку большим пальцем. Сейчас Тэрон смотрит ему в глаза своими потемневшими зелеными омутами болот, но взгляд совершенно далек от того благолепного, которым он постоянно одаривает его. Он дерзкий, полный похоти и желания.       Наблюдая за реакцией Колина, Эджертон довольно хмыкает и наклоняется, чтобы провести языком по всей длине члена. Мужчина непроизвольно выгибается навстречу и до боли прикусывает зубами костяшки пальцев. Когда Тэрон касается его плоти губами, Колин едва сдерживает хриплые стоны и откидывается назад, вминаясь затылком в мягкую обивку дивана, пытаясь сопротивляться особенному жару внизу живота, который начинает распространяться по всему телу. Мальчишка берёт сразу и глубоко, двигается резко и грубо, не давая привыкнуть к горячему рту, не жалея партнёра, и мужчина понимает, что не сможет выдержать долго.       Фёрт снова запускает пальцы во влажные от пота волосы на затылке Тэрона и тянет вверх, заставляя парня встать перед собой, пока тот нетерпеливо избавляется от тесной одежды. Колин проводит ладонью по горячей коже, касаясь пальцами каждого нового открывающегося сантиметра этого желанного тела, и Тэрон почти хнычет, толкаясь в его руку. Но правила игры другие.       Он вынуждает Эджертона стянуть и без того измявшуюся рубашку и стать коленями на диван, а руками упереться в мягкую спинку. Сам располагается сзади и легко проводит ладонью от подколенной впадины и выше, лаская округлые, теперь еще более мускулистые после тренировок, бедра, и чуть сжимает ягодицы парня. Бледная кожа под его пальцами тут же наливается красным, и Тэрон тихонько всхлипывает, прикусывая край диванной подушки, когда Колин наваливается сверху и второй рукой обхватывает его член, нежно поглаживая у основания.       Мужчина смотрит на мальчишку сверху вниз, наслаждаясь его покорностью и желанием. Усмехается, глядя на то, как нетерпеливо он подаётся назад и, насладившись видом, Колин подносит ко рту парня свои пальцы. Тэрон знает, чего от него хотят, поэтому с готовностью высовывает язык, обводит им пальцы, берёт их в рот, обильно смачивая слюной, и резко подаётся назад, потираясь о член мужчины, показывая, что больше он ждать не в состоянии.       Колин почти издевается над изнывающим от желания телом, медленно вводя один палец. Затем ещё один, старательно и аккуратно растягивая парня, который дрожит с каждым его проникновением, пряча в подушке слишком громкие стоны. Ферт хотел бы слышать их в полную силу, но какая-то часть его мозга, незатуманенная возбуждением, соглашается с действиями Тэрона. Входит он слишком медленно, позволяя им обоим свыкнуться с ощущениями, пока руки продолжают ласкать нежную кожу, чувствуя под собой перекатывающиеся мускулы. Когда дыхание выравнивается, Колин разрешает себе начать движения, толкаясь в податливое тело. В ответ Тэрон размашисто подается назад, пошло хрипя, что увеличивает риск того, что их застукают. Но им уже глубоко и откровенно плевать, ведь они наконец получили то, чего так долго хотели и к чему так долго шли. Сейчас их волнует только то сумасшествие, которое происходит между ними.       Фёрт не способен долго выдерживать эту пытку, поэтому сжимает член парня и начинает двигать по нему ладонью в такт своим толчкам. Ещё пара минут, и Колин останавливается, утыкаясь Тэрону в плечо, и оставляет на нем то ли поцелуй, то ли укус. Тэрону же нужно немного больше времени, поэтому мужчина продолжает старательно ласкать его, стараясь как можно быстрее довести парня до пика. В самый последний момент Эджертон успевает прикусить край подушки — громкий крик превращается в сдавленное рычание.       - Хороший мальчик… - шепчет Колин, и Тэрон вздрагивает под его руками, продолжающими ласкать ставшее уже расслабленным тело. С каким-то яростным отчаянием в глазах Эджертон молит о поцелуе, и Ферт, конечно же, целует его, зажав голову парня в своих ладонях.       Комната, видавшая на своем веку монархов и прочих высокопоставленных гостей, буквально пропахла сексом и разгоряченными телами. Со стен на целующихся мужчин взирают изображения дам в богатых платьях, словно брезгливо прикрывшихся веерами, чтобы не видеть того, что сейчас происходит, а джентльмены, оголившие шпаги, едва ли не готовы спрыгнуть с полотен на пол, чтобы пронзить их своими остриями. Колину кажется, что о том, что только что произошло, уже знает весь мир, и порицает его, ненавидит, но расслабленный и довольный взгляд Тэрона, с обожанием скользящий по его лицу – единственное, что он сейчас хочет и может видеть.       - Ты сейчас почти так же молод, как и я, - шепчет Эджертон, касаясь пальцами его слегка разгладившихся морщин в уголках глаз – шрамов, нанесенных временем, и Ферт ловит губами эти мягкие подушечки, слегка прикусывая.       - «You make me feel so young…»* - хрипло напевает Колин бессмертный хит Фрэнка Синатры в ответ, и глаза Тэрона невольно наполняются слезами.       У них было право на это. И они им воспользовались.       Колин вертится перед зеркалом, завязывая галстук, и недовольно хмыкает, когда замечает, что с этим делом Тэрон сам справиться не в состоянии. Фёрт подходит ближе, помогает парню завязать нужный узел и оказывается в плену сильных рук, обвивающих его талию. Губы мальчишки находят его и заставляют отвечать на поцелуй.       — Хотел сказать… — начинает Тэрон.       — Только не говори, что любишь меня, — наигранно хмурится мужчина.       — Говнюк, — огрызается Эджертон, смеясь. — Объяснять костюмерам, почему наша одежда так измята, будешь сам.       *You make me feel so young… – «С тобой я такой молодой…»