Воспоминания о солнце

На похоронах Дарэл не был уже очень, очень давно. Кажется, еще когда он был человеком, в детстве, он был на похоронах дедушки, но с того времени он не запомнил почти ничего. Связной картины не осталось: только память о ярко-синем небе, и холоде ранней весны, и о том, как гнусавил маленький священник, читая непонятную тарабарщину, после которой надо было перекреститься и склонить голову. Дарэл тогда был хорошим мальчиком и сделал все как положено. После встречи с Флорой он и думать забыл про человеческий ритуал погребения мертвых. С семьей он давно порвал, а у вампиров похорон не бывает вовсе. Да и зачем они? Помпезные и огромные склепы и гробницы были хороши и внушительны только для живых людей, которые не видели течения тысячелетий, не понимали, что через сотню-другую лет все их попытки увековечить себя обратятся в прах, а потомки даже и не вспомнят, что под этой могильной плитой лежит их предок. С нынешними же человеческими обычаями у Дарэла и подавно не ладилось. Конечно, он легко приспосабливался к людям и обстоятельствам, но то в большей степени была заслуга его даханаварского обаяния, а не его знания людей. А на обаяние он сейчас рассчитывать не мог: слишком неустойчивым было его душевное состояние, так что в любой момент он мог сорваться. Известие о смерти Лориана было ожидаемым, но все равно у Дарэла похолодело в груди, когда он открыл конверт с приглашением на похороны. «Так должно было случиться», — повторял он себе, невидящими глазами глядя в стену, на которой — он точно помнил — Лориан в самом начале их знакомства, еще подростком, нашел нацарапанные латинские фразы. «Да, должно было», — увесистый бронзовый подсвечник с грохотом покатился по полу, покрывая его каплями воска. Казалось бы, Дарэлу, прожившему уже полторы сотни лет, не впервой терять близких — и людей, и киндрэт — , но отчего именно известие о смерти Лориана отозвалось болезненным уколом в сердце? Вопрос был в большей степени риторическим. Дарэл знал, что дело тут в их с Лорианом близости, в доверии, в открытости, которые всегда были неизменными спутниками их общения. После апокалипсиса в Столице и отъезда Лориана Дарэл старался погрузиться в дела с головой, заниматься восстановлением отношений между кланами и заново создавать бастионы, отгораживавшие мир людей от мира киндрэт. Не думать о мальчишке, к которому он успел так сильно привязаться. Конечно, привязанность не стала для него новостью: первым её со своей всегдашней проницательностью заметил Кристоф еще после первой Витдикты. Он сказал это безукоризненно вежливым тоном, стягивая медицинские перчатки, испачканные в очередной могильной дряни — какой именно, Дарэл никогда не стремился знать, потому что дружба дружбой, а в секреты некромантов лезть — последнее дело. На высказывания кого-то вроде Миклоша или Эрнесто Дарэл попросту не обратил внимания: те преследовали цель его задеть и могли наговорить с три короба самых разнообразных оскорблений ему лично, его друзьям и его клану в целом. Но после того, как Лориан покинул Столицу, и безукоризненно вежливая реплика Кристофа, и злые выпады Эрнесто стали вспоминаться чаще, но Даэрл только отмахивался от них, словно от назойливых мух, мешающих работать. Видя непривычную сосредоточенность Дарэла, обычно не особо старавшегося, Фелиция понимающе улыбалась, но ничего не говорила: для нее причины были кристально ясны, но лишний раз злить сканэра, заводя о них разговор, не следовало. Так продолжалось почти пять лет. Проходя по мосту, он заметил человека, стоящего у перил, и его посетило чувство, что так уже было: ночь, мост, неожиданная встреча. Человек обернулся, и Дарэл узнал Лориана. Темнота скрадывала черты лица, но ощущения от мыслительного контакта были теми же, что и пять лет назад, — солнечный свет и тепло. Дарэл застыл посреди моста, стараясь впитать в себя как можно больше этого ощущения. — Здравствуй, Дарэл, — Лориан обернулся к нему и протянул руку для приветствия. Скомканный, пустой, бессмысленный разговор в баре, какие-то рассказы про семью, учебу, поиск работы... Дарэла не покидало ощущение, что все это просто наносная мишура, что на самом деле Лориан просто дает ему возможность еще раз ощутить, как солнечный свет прикасается к душе и наполняет ее до краев. — Пожалуй, я останусь в Столице, — Лориан задумчиво барабанил пальцами по столу, выстукивая мотив прилипчивой песенки. С тех пор и началась новая страница их взаимоотношений, ставших теперь еще более близкими, чем прежде. К счастью, Миклош тогда отправился куда-то на север и не мог отпустить пару-другую шуток насчет предпочтений Дарэла, а Кристоф и Фелиция были достаточно деликатны, чтобы «не замечать», с кем он проводит большую часть свободного времени. И достаточно внимательны, чтобы не требовать от Дарэла немедленно явиться к ним по ночам. — Ему так будет спокойнее, — пожимала точеными плечами Фелиция, и Кристоф согласно кивал: в этом вопросе он с мормоликаей сходился полностью. Да и сам еще не забыл, с какой яростью Дарэл защищал Лориана и от асиман, и от Основателя, и не имел никакого желания проверять, что окажется для Дарэла важнее: дружба или любовь. Уже несколько десятилетий спустя Дарэл и Лориан, ставший вполне успешным человеком, продолжали все так же близко общаться. Приятели Лориана только посмеивались, строя насчет Дарэла самые невероятные теории, но в последнее время ему было не до глупых человеческих выдумок. Чутьем киндрэт Даэрл чувствовал, что отпущенное им время подходит к концу, что солнечный свет, прежде бивший из души Лориана щедрым теплым потоком, начинает слабеть и скоро угаснет совсем. Несмотря на то, что это было вполне естественно, Дарэл никак не мог избавиться от глупой, детской обиды. Точно такие же чувства он испытывал к Флоре. И пусть все заверения разума в том, что смерть Лориана, да и смерть Флоры, были вполне логичны, они не могли заглушить голос сердца. «Мы выносим их на солнце», — вспомнились собственные слова из давнего разговора с Эдуардом, человеком, влюбленным в Флору. Даэрл поднял голову и еще раз пробежал взглядом по строкам письма. «Уважаемый господин Эриксон.... Имеем честь... Соболезнуя... Погребение...». Пустые слова, что и говорить. Дарэл не хотел, чтобы воспоминания о мрачном кладбище и сырой могильной земле примешивались к его воспоминаниям о Лориане, который был для него источником человеческой радости и солнечного света — не больше и не меньше. Обрывки приглашения медленно упали на пол. Дарэл подобрал их и отнес в мусорную корзину. Потом поднял упавший подсвечник. Несмотря на поселившуюся в груди слабую боль, надо было учиться жить дальше. И бережно хранить в глубине души воспоминания о солнце — подарок, который Лориан, сам того не зная, оставил Дарэлу.