Не удержишь

Новая сила манит. Невиданная ранее яркость и сияние «искры» отдаются приятным покалыванием в кончиках пальцев. Даже то, что она не может этого показать, не может проявить свои новообретенные способности, которыми среди ее соучеников обладают очень и очень немногие, не портит торжества Тиа. Она просто знает, что сейчас ей достаточно даже простейшего плетения из тех, которым тайком учил ее Ретар, чтобы все окружающие Ходящие поняли, кто находится рядом с ними. Но это будет неосмотрительно, и Тиа пока что утешается грезами о своей будущей власти. В этих мечтах сияние «искры» всегда еще ярче, и Тиа чувствует себя так, будто голыми руками приручила уйга, и тот теперь покорно лежит у ее ног, по малейшему приказу готовый кинуться на того, кого она укажет. Это приятно будоражит. Позже, много позже такая сила становится привычной, и то, что раньше вызывало у нее трепет, кажется обыденным действием, на которое, как она знает, способна не она одна, а некоторые из тех, кто способны, даже превосходят ее в мастерстве. Прикосновение к «искре», хоть и пылающей так же ярко, как и раньше, уже не приносит прежнего удовлетворения, а тело не дрожит натянутой струной в осознании собственного могущества, когда, кажется, ты способен превзойти хоть Скульптора, хоть самого Мелота. Тиа не знает, почему так происходит, но в душу закрадываются подозрения, что где-то она поступила не так. Была то ли слишком мягкой, то ли слишком жесткой со своей искрой, и теперь тот уйг, которого она мечтала приручить, стал просто ее вещью, готовой выполнять приказ, но только за страх, не за совесть. Тиа думает, что Ретар мог бы помочь. Он всегда мог подобрать правильные слова для всех, смог бы и в этот раз. Но Ретара нет уже пятую сотню лет, и Тиа упрямо борется то ли со своей искрой, то ли с самой собой, пытаясь понять, куда делось то ощущение силы, пламени на ладонях, которое она чувствовала, только приняв темную «искру», постепенно ставшую темным пламенем? Она знает, что пламя в руках не удержать, но все же упрямо верит, ищет средства, будто это может вернуть ей все, что было тогда, до Темного мятежа, когда ее мир, мир Тиа ал’Лланкары, которую еще никто не звал Тиф, был светел и прозрачен, прозрачнее воды в горном ручье, а в душе еще бушевали настоящие чувства, а не нынешнее их подобие, среди которых искренней она может назвать лишь ненависть. Да и то не всегда.