Позывной - "Юрген"

Мне рано пришлось повзрослеть… Еще до начала Третьей Мировой войны, отнявшей у человечества практически все, жизнь решила лишить меня самого дорогого – детства в счастливой семье. Отца убили неизвестные еще до моего рождения, поэтому маме пришлось выложиться по полной для того, чтобы воспитать меня и моего старшего брата достойными людьми. Возможно, мы были лишены чего-то, что пребывало в полных семьях, но, даже несмотря на это, мы были по-своему счастливы. Однако, судьба решила не останавливаться на достигнутом. Мне было четырнадцать, когда неожиданно исчез Алекс. Мама, конечно, заявила в полицию, перед этим проведя две бессонные ночи и выплакав все глаза… Поиски продолжались несколько месяцев, но оказались безрезультатными – следов моего старшего брата не обнаружили. Даже каких-либо упоминаний о нём не было, словно до этого он существовал только лишь в нашей с мамой жизни. В итоге дело закрыли, сочтя Алекса мертвым. Убитая горем мама так и не смогла справиться с потерей, почти перестав разговаривать, и мне пришлось искать для себя работу, которая позволила бы содержать нашу маленькую семью. Я отдавал маме всю заботу, на которую был способен, и понимал, что без меня не станет хоть и подавленной, но держащейся женщины. Вроде бы со временем жизнь стала налаживаться, но и это оказалось жестоким обманом. Через два года началась война. Третья, едва не ставшая последней для всего человечества… Мама погибла при одной из первых бомбёжек, и я остался совершенно один. В считанные секунды рушились дома, захваченные чудовищными взрывными волнами, с неба падали пылающие самолеты, превращались в пепел города и пылали страны, подвергшиеся ядерной бомбардировке. Невозможно передать словами весь ужас, происходивший в сердцах. Молниеносное нападение, казалось бы пришедшее сразу со всех сторон, оборвало всё, чем жило человечество. Всего несколько дней разрушили все, что было нажито за многие поколения. Теперь каждый был сам за себя, и никого не волновала жизнь бегущего рядом, спасающегося от очередного небесного удара, человека. То, во что превратились улицы, напоминало фильм ужасов. По дорогам реками текла кровь, трупы тысяч людей просто складывались штабелями вдоль домов странными, безмолвными солдатами в черном, а всех выживших и раненых они загоняли в серые бронированные машины, и увозили в неизвестном никому направлении. Именно тогда я понял, что прежняя жизнь закончилась. Я уже не боялся быть замеченным молчаливыми людьми, патрулирующими улицы, я просто старался выжить в этом обезумевшем мире. Два года войны иссушили сердца до состояния папирусной бумаги. Выжить в мясорубках боёв было практически невозможно. А спрятаться от ядерных волн, уничтожающих тех, кто хоть как-то мог пытаться сопротивляться – нереально. Война поглотила планету, разрастаясь очагами на каждом континенте. Но и кончилась она так же внезапно, как и началась, и никто не мог понять причину затухания битв. Никто, кроме странных людей в сером и чёрном. Некоторое время, несколько дней, а может и месяцев после окончания войны я прятался в подземных тоннелях – недостроенном метро, мечтая только об одном: жить. По ночам я выбирался на поверхность, чтобы найти для себя еду, и боеприпасы для защиты. Во время одной из таких вылазок меня нашла группа людей, с которыми с того момента и по сей день, моя жизнь стала связана неразрывно. Мои новые друзья привели меня в огромное заброшенное здание – бывшую городскую библиотеку, от которой теперь остались только стены. Как выяснилось, в этой войне выжило достаточно много людей, но все были слишком напуганы, чтобы заниматься чем-то более сложным, чем поддержание собственной жизни. Мы обосновались в заброшенном здании, добывая себе пропитание и спасаясь от страшного одиночества. Держась вместе, мы смогли остаться в живых. Проходили неделя за неделями, и постепенно мы стали приспосабливаться к новому образу жизни, создав в мертвом сейчас городе свое небольшое государство, в шутку называя его Пустошью. Серые дома с разбитыми окнами стали для нас спасительным пристанищем, а мы – жителями этого первого послевоенного мира. Выученные войной мы закалили себя, но и не потеряли человечности, которая была похоронена под ядерным пеплом. Мы видели, что неподалёку от Пустоши невероятно быстрыми темпами началось строительство заграждающих стен. Мы понимали, что раз уж развернулась такая бурная деятельность, есть еще выжившие, но подойти близко к новой зоне не решались, все еще помня о тех странных солдатах… До нас доходили слухи о том, что за серыми стенами появилось новое общество – Либрия. Общество, в котором под запретом всё, что раньше было ценным для нас – чувства, которые делали нас людьми. Чтобы не терялся смысл нашего существования, мы стали собирать все важные артефакты из жизни человечества: картины, книги, технику… Все, что не давало нам забыть о том чудесном времени – времени до войны, когда мы могли улыбаться просто так. А через некоторое время в Пустошь вернулся Алекс. Вернулся тогда, когда я уже не надеялся узнать о нем хоть что-то. Однажды ночью брата принесли в наше убежище дозорные. Я не сразу смог узнать его, хоть сердце и кольнуло иглой подозрения. Я был поражён тем, как сильно Алекс изменился за эти годы: осунувшийся, с лихорадочно блестящими глазами, словно загнанный в клетку зверь, к тому же измученный словно после длительных пыток. Долгое время он просто сидел в предоставленной ему комнате, и молчал, глядя в одну точку… Сначала он даже отказывался от еды, и мы беспокоились из-за того, что долго он так не протянет. Однако, вскоре брат сумел оправиться от шока, и рассказал всем нам, всем, кто остался здесь, о том, что происходит за высокими стенами нового государства. Рассказал без утайки, подтверждая наши догадки о городе за оградой. Оказалось, что на Алексе несколько лет подряд испытывали новый препарат для подавления чувств, разработанный по заказу правительства. Препарат под названием Прозиум и стал основой нового Общества, зародившегося в возведённой из пепла Либрии. Общества, которое посредством Прозиума решило спасти себя, лишив человечество возможности чувствовать. Алекс подвергся испытанию пилотной версии препарата, работа над которым началась ещё до войны и закончилась появлением готового продукта, положившего конец сражениям. Однако, испытуемых не выпускали из лабораторий и продолжали проводить опыты уже после того, как Прозиум–II получил распространение в Новой жизни. Как брат выбрался из центров – никому неизвестно, да и никто не рискнул спрашивать. Но после рассказов Алекса о существовании за стеной, было решено создать объединение в противовес тоталитарной Либрии – Подполье. Оно должно было вступить в схватку с новым режимом, стать преграждающей плотиной для распространения бесчувственной чумы. Отомстить за смерти всех тех, кто не покорился серому порядку, и разрушить жестокую, отлаженную систему, с каждым днём набирающую обороты – стало целью для нас. И мы начали борьбу. Мы стали единым целым в схватке за свою жизнь, свою свободу. На наши головы не раз обрушивали рейды, но мы выживали. Нам удавалось проникать в саму Либрию – раз за разом пересекая периметр и ускользая от постов. И мы даже смогли внедрить своего человека в самое сердце Системы – Клерикат. Но однажды и этот, уже ставший для меня привычным, мир рухнул: Алекс Батлер, глава Сопротивления был убит во время очередного рейда… Как говорят, это произошло во время попытки моего брата убрать нашего человека в Клерикате - Эррола Партриджа… Да, я знал, что они в последнее время не ладили, и что Алекс подозревал Партриджа в предательстве, но это подозрение было плодом больной психики, подорванной испытаниями души моего брата – не более. В Эрроле мало кто сомневался, в том числе и я. И все же… Я не знаю, кто убил моего брата, и у меня нет ни малейшего желания отомстить за его смерть. Это не малодушие – это понимание того, что по-другому было невозможно. Но в любом случае я знаю, что его смерть не была случайной. Ни одна смерть не была случайной… Но в тот момент я сделал самую глупую и одновременно самую важную вещь в моей жизни: отрекся от своего имени, отныне и навсегда приняв личину Юргена, чтобы больше ничего не привязывало меня к прошлому. И теперь ничто не может заставить меня свернуть с пути к поставленной цели.