gunshot.

Микки думал, что знает всё о том, какой запах у пороха, как звучит взведенный курок и ввинчивается в воздух пуля, как она вгрызается в тело, как люди кричат, какими слабыми они становятся. Йен говорит, и Микки понимает, что ни черта не знает, когда чувствует, что в него выпустили целую обойму. Сильнее любви он боялся только надежды. И вот он стоит, как последний идиот, позволивший этой мерзкой твари прокрасться в свой разум. Знать, что он останется на обочине, когда Йену всё это надоест, когда тот поймет, что Микки недостаточно для его счастья, знать это было гораздо проще, чем мчаться, падая с ног, к нему одному, чтобы удержать рядом, верить, оглядываясь на прошедшие года, что после всего, через что они прошли, это, черт его знает, может, и навсегда. Надежда исчезает, как полотно, соскользнувшее с картины. Микки тратит все чувства, что находит в своей душе, на Йена. Микки вырывает яму внутри себя с упорством Сизифа, веря, веря, истошно веря в то, что после очередной лавины страданий они лишь перейдут на следующий круг ада. Как всегда. Иначе и быть не может. Они не просто Йен и Микки, они ЙениМикки, слитно и неразделимо, несмотря ни на что. Микки говорит о разрыве с вопросом и уверенностью в обратном на конце предложения. Йен кивает. Микки кажется, что кинопленку их жизни зажевало, что ему подменили слух и зрение, потому что этого не может быть. Микки, кажется, не может вдохнуть. Йен убивает эту слитность, не ставя больше привычных многоточий недоухода, недоразрыва, недопрощания. Одинокая точка прошивает грудь Микки. Появляется Сэмми, он отстраненно слышит выстрелы и дает рефлексам взять своё. Инстинкты срабатывают быстрее мыслей, которые ворочаются словно склизкие щупальца у него в голове, стягивая голову холодным обручем и давя на шею, перекрывая доступ воздуху. Микки хрипит, перемахивая через забор и сдирая о доски кожу на левой щеке. Он едва перебарывает настойчивое желание послать всё к черту и остановиться, дать судьбе взять своё, развернуться навстречу выстрелам и улыбнуться последнему удару жизни. Микки не знает, что ещё в нем можно сломать. Он сбивает костяшки о кирпичную стену, бежит по улицам Саус-сайда, задыхаясь и не останавливаясь. Он бежит, бежит, бежит, чувствуя только кислород, раздирающий легкие при каждом вдохе. Это убеждает Микки в том, что он еще жив, дышит, даже если кажется обратное. Пока Микки бежит, он может позволить себе надеяться, что вырвется из оков этого дикого ночного кошмара. Пока он бежит и не думает, это может оказаться сном. Кажется, если рвануться чуть посильнее, можно оставить отчаянье и боль позади. Микки отстраненно улавливает выстрелы и полицейские сирены далеко позади себя. Наивная Сэмми. Нельзя догнать того, кто бежит от самого себя.