Он пришел ко мне ночью, в волчий час

Он пришел ко мне ночью, в волчий час, когда даже кошки на душе не скреблись, а тихо жались по углам. Страшный, как моя дурацкая жизнь. И непутевый такой же... Пах он кровью и страхом. Нескладный, дурной, мертвый - ненавижу таких, так и выкинула бы в окно. Пустила зачем-то. Так, наверное, один зверь впускает в свое логово другого - одичавшего и полоумного. И в свою жизнь пустила тоже. Говорила ему кучу раз - я мужняя жена, что ты, дурак, тут делаешь - уходи, вон дверь. Он всё сидит и смотрит. Молчит, собака, не шевелится. Глаза - мертвые. И сам неживой. Я бы за мертвеца его посчитала, только губы горячими оказались больно. Сухие как наждачка, жесткие. Не губы, а непотребство какое-то. А руки - жадные. Любится как последний раз в жизни, и такая душа от этой любви пустая, что хоть самой в окно. Проснешься иной раз ночью, всё в тот же волчий час - сидит у кровати. Что ж ты, говорю, ирод делаешь, что ты меня пугаешь? Так же и коньки откинуть не долго. Ложись, дурень, рядом, хоть бок согреешь, а то толку от тебя... Не ложится. Говорит - нельзя. Говорит - охраняет. Так и сидит до утра. Днем всё пропадает куда-то. Ничего не хочу об этом знать. Хоть бы сгинул уже совсем, скотина! Хоть бы провалился, утонул, подох!.. Один раз не пришел. Всю ночь у окна проторчала, утром весь замок перерыла. На третью ночь пришел как ни в чем не бывало, ванну затребовал. Я тогда, в ту первую ночь, раны ему промывала. Мне бы выгнать проходимца взашей, да только не знаю, что на меня нашло. Так он пронзительно пах кровью и сталью, сталью и моим страхом, что я и очнуться не успела, а уже кровь с него смываю. Дурак он. Каждый раз выгоняю... Возвращается как собака. Пошел, говорю, вон! Я мужняя жена, нечего тебе, бродяге, тут ошиваться. Уходи уже с глаз моих, и таращиться перестань, страх божий. Морда у него, честное слово, кирпича просит. Вытянутая, сухая, под глазами серые тени, а сами глаза... Впрочем, я уже говорила. Как-то спрашивает - хочешь, мол, убьем его. Я аж подпрыгнула - кого тебе убить, блаженный? Мужа, говорит, твоего. Жалуешься, говорит, постоянно, что мужняя жена, я и подумал, что мешает. В лице - ни кровинки. Хоть бы покраснел, паскуда, ни ума, ни стыда. Муж мой - благородный лорд, а таких как он прощелыг на каждом перекрестке поутру вешают. Заткнись, говорю, дурной, пока собак на тебя не спустила. А он молчит. Смотрит. Ждет чего-то. Меня аж мороз по коже продрал - а ну как и вправду убьет? И что делать тогда? Не выдержала, крикнула на него - не надо никого убивать, с ума, мол, не сходи! Кивнул наконец. И дальше как ни в чем ни бывало таращится. Как будто только что не предлагал меня оставить вдовой. Дурной, господи, какой же он дурной... И я с ним дуреть начала. Извелась, изревелась. Не могу так. И лорду-мужу своему рога полировать уже устала, и этого сил выгнать нет. Как мазнет ледяным взглядом, так душа в пятки и уходит. С ума сойти. Как-то не выдержала, схватила веревку, через балку перекинула и ну её мылом натирать. Зашел, смотрит стоит. Что это, говорит, ты делаешь, зачем мыло душистое взяла? И петлю высоко завязала. Вот, говорит, выхватывает веревку, и под самую голову мне эту петлю пристраивает. Я, может, просто дурила, для отвода души. А он приподнял меня и говорит, что так-то петле сильно скользить не надо, эдак просто шея раз - и сломается, а если, мол, от удушья умирать - то это долго и вообще неприятно. Ору благим матом, кулаками стучу ему по роже, по плечам, по голове, отпусти, говорю, меня! И тут льдом по спине продрало - держи, говорю, припадочный! Не думай даже отпускать! Тут меня и сломало. Как снял меня, так и лежала до вечера не шевелясь. Какой недобрый ветер его к моему порогу привел? Какая нелегкая? Сил нет никаких, на душе как в свинарнике. Скулю, плачу, а легче не становится. Неделю не приходил. Думала - уже не вернется. Пришел. Пойдем, говорит, со мной. И смотрит. Опять. Мы чуть ли не каждую ночь так. Он всё зовет куда-то, а я бы, может, и пошла! Может, и убежала бы с ним! Но как посмотрю в ответ... Этим страхом он мою дверь открыл, да только этот же страх увести меня и мешает. Как посмотрю ему в глаза, так такая тоска нападает дикая, что хоть глаза себе выцарапывай. Какое там уйти... Отказалась. Думала, согреемся напоследок... Молча встал, молча и ушел. Звать не стала. Мужняя я жена, не пристало мне... И шашни водить с ним не пристало, и уж бегать за ним тем более. Так и ушел. Дурак. А я ничего, нормально я. Живу как жила. Шью да вышиваю, чем еще знатной дуре заняться? Выходить перестала. Не могу. Отъел этот упырь что-то от меня такое, что ни сил больше нет, ни желаний. Только сесть на пол и сдохнуть. Сдохнуть, чтобы забыть уже наконец! И глаза эти мертвые, и губы сухие, и руки дурные... Он ведь как-то нашел меня плачущей в углу. Ничего не сказал тогда, ничего не сделал. Сел рядом и сидел как истукан. Ну как с таким жить, да и как жить после такого? ... в общем, живу как и жила. Только ночью, в волчий час, мне отчего-то не спится.