Никто никому не нужен, поскольку до капли выпит. Становится слишком душно и хочется окна выбить, чтоб выйти за рамки фальши, сквозящей в случайных взглядах… Я знаю, что будет дальше. Не надо. (с) Кот Басе
Винсент смотрел в окно, залитое тягучими антрацитовыми струями ночного дождя. Темнота и тишина. Гилберта нет. Он снова ушел. Винс рвано вздохнул и откинул голову на высокую спинку старого гобеленового кресла – единственного предмета в этой квартире, который он любил. Оно перекочевало сюда еще из тех времен, когда они с братом жили в крохотной съемной халупе на краю города, питались почти исключительно хлебом и молоком, а вместо телепередач смотрели по вечерам на закатное небо, перед сном составляя созвездия из появляющихся изредка на небосклоне мегаполиса звезд. ...мегаполис не любит, когда на его горизонте появляется слишком много звезд... Начинающий актер Винсент Найтрей знал это очень хорошо. Он работал тогда официантом в ночном баре, чтобы успевать днем на кастинги, с которых приходил уставший, голодный, но не утративший надежды. Гилберт устроился в той же забегаловке вышибалой – чтобы оберегать непутевого младшего брата от назойливых клиентов, да и просто – оберегать. Тонкий мрачный охранник не вызывал бы у посетителей должного уважения, если бы не носил на бедре кобуру с пистолетом, которым, как они узнали в самом скором времени, умел виртуозно пользоваться. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – если ты хочешь выжить в недрах большого города, приходится учиться защищать себя разными способами. В том числе и с помощью оружия – если уж не можешь похвастаться недюжинной силой. Гил научился. Он мог не глядя, на слух, попасть по движущейся цели в темноте – стоило ей издать хоть один звук, давая ему определить направление. И, хоть пули в пистолете были резиновые, меткость вышибалы надолго отбила у пьяниц охоту цепляться к смазливому блондинистому официанту с привлекающими внимание разноцветными глазами. Винсент обожал брата. Нет – он боготворил его. ...самый сильный, самый ловкий, самый красивый... Сколько себя помнил, Винс всегда придумывал сказки – всякие необычные истории. Однако в его сказках никогда не было чудовищ или колдунов, или ковров-самолетов. Все они были про реальный мир и реальных людей, вот только происходило в них то, что, по идее, никогда не могло стать действительностью. Винсу нравилось сочинять – придумывая свои истории, он чувствовал себя творцом, кем-то, кто имеет власть над временем и пространством. И, даже работая в третьеразрядной забегаловке, он не мог заставить себя прекратить фантазировать. В тот период он грезил о том, что станет известным актером, начнет получать семизначные гонорары, и они с братиком наконец смогут себе позволить купить настоящий дом или огромную квартиру в пентхаусе, где им будет хорошо и спокойно вдвоем. Часто он, смеясь, рассказывал Гилу свои сказки об этом – просто так, не всерьез, из вредности поддразнивая любимого старшего брата, колдующего на кухне: - Подумай только: мы купим квартиру – огромную, как полигон. Я буду каждый день пропадать на съемках; ведь режиссеры будут стоять в очереди ради моего согласия сняться в их картинах. А ты, как верная жена, будешь дожидаться меня дома, варить обеды и штопать носки… - Зачем тебе с такими деньжищами штопанные носки? – не оборачиваясь, спрашивал Гилберт. Винсент изображал задумчивость и выдавал что-то вроде: - Ну надо же будет и тебе чем-то заниматься… Тогда Гилберт обычно срывался с места и, размахивая поварешкой, начинал гоняться за несносным братцем, а тот, вне себя от восторга, носился по квартирке, перепрыгивая через немногочисленные предметы мебели и громко хохоча. Заканчивалось все обычно одинаково: Гил догонял его, со зверским выражением лица валил на пол и делал вид, что готовится стукнуть его измазанной молочным соусом ложкой по лбу. Они оба хохотали; вставали, шли обратно на кухню, делали скромный ужин и ели его в дружеском молчании, а потом засыпали на узкой кровати, на которой спать можно было только обнявшись, переплетя руки и ноги… И каждую ночь перед сном Винсент про себя молился кому-то там, наверху, о том, чтобы его сказки стали реальностью - чтобы они получили шанс жить так, как ему мечталось; так, как Гилберт того заслуживал… Кто мог знать, что просить об исполнении желаний нужно с осторожностью – потому что они сбываются?.. В один из вечеров они возвращались домой по темному шумному городу. Свернув в переулок, чтобы срезать дорогу, братья неожиданно услышали возню и сдавленную ругань. Гилберт насторожился и, задвинув Винса за спину, поспешил вперед. Винс, однако, не отставал, не собираясь оставлять брата без поддержки в не самом безопасном районе города. Пройдя немного, они увидели картину, у которой не могло быть двух толкований: двое мужчин, чей внешний вид сам говорил за себя о их роде деятельности, зажали в угол молодого светловолосого парня. Один из них старался ухватить покрепче юношу за руки, второй - обшаривал карманы, до которых удавалось дотянуться. Блондин яростно сопротивлялся, но не кричал, даже не пытаясь звать на помощь. Винсенту пришлось признать, что в этом был свой резон – в таком месте на помощь пришли бы скорее к разбойникам, чем к нему. Парень не сдавался, брыкаясь и мешая подойти к нему вплотную, и тот бандит, что пытался обчистить карманы, рассвирепев в конце концов, с силой ударил его в солнечное сплетение: - Утихомирься, ты, сопляк! Юноша согнулся пополам, хватая ртом воздух – насколько ему позволяли это сделать руки, державшие его. Разбойник гоготнул: - Что, неприятно? Тогда не дергайся, тебе же лучше будет. В этот момент Гилберт, который, видимо, решил, что увидел уже достаточно, выступил вперед из полутьмы проулка и заявил: - Вы, двое! Отпустите парня и убирайтесь. Оба бандита уставились на него с недоумением и некоторой долей показного беспокойства. - Слышь, Чак, - ухмыляясь, произнес один. – А в наше говенное время еще не перевелись герои, оказывается. Второй согласно кивнул и обратился к Гилу: - Детка, у тебя есть своя блондинка, - он показал подбородком на Винса, стоявшего поодаль. – Забирай ее и вали, радуясь, что лично для тебя все обошлось. Этот пацан тебе никто, чего ты лезешь не в свое дело? Винсент в глубине души не мог не согласиться с ними. Он и сам был бы счастлив оказаться как можно дальше отсюда; однако теперь на это можно было даже не рассчитывать. Он очень хорошо знал своего брата и прекрасно понимал, что тот не успокоится, пока не освободит попавшего в переделку парня. В такие минуты он готов был лично свернуть братцу шею – за упрямство и никому не нужное человеколюбие, из-за которых он подвергал свою жизнь опасности; и в то же время – непередаваемо гордился им. Гордился и до глубины души благоговел. Гилберт и бровью не повел, хотя Винс, знавший его, как никто другой, почувствовал, что тот начинает злиться. - Я не просил совета, как мне себя вести, - процедил он, сплюнув. – Я сказал – пустите парня и валите на все четыре стороны; а то хуже будет. Сердце Винса ушло в пятки. Оба мужчины перестали ухмыляться и медленно развернулись к Гилу. В выражениях их лиц не осталось даже намека на дружелюбие. Тот, который держал парня, перехватил его поудобнее – так, что тот почти полностью заслонил его собой – и вытащил нож. - Этот недомерок так тебе понравился, что ты не смог остаться равнодушным? – прошипел он. – Я тебе его отдам; только вот подправлю маленько мордашку – на долгую память... Он не успел договорить: раздался выстрел, и мужчина, заорав, выронил нож и выпустил парня, хватаясь за безжизненно повисшую правую руку. - Мне не обязательно должен нравиться человек, чтобы я ему помог, - холодно ответил Гилберт, сжимая в руке пистолет – тот самый, который стрелял резиновыми пулями. Винсент даже не заметил, как он его выхватил. – А тебе было бы лучше сейчас же пойти к врачу: я перебил один из нервов, отвечающий за чувствительность и подвижность твоей руки. Как считаешь, этот парень стоит того, чтобы остаться без нее? - Ах ты, гаденыш, - простонал мужчина, пытаясь пошевелить рукой. Подельник шокировано уставился на него. - Чак? Эй, она что, серьезно не двигается? Тот, не ответив, злобно смерил Гилберта взглядом и проговорил сквозь зубы: - Смотри, я тебя запомнил. Если пересечемся на узкой дорожке – пощады не жди. Потом развернулся и, придерживая левой рукой правое плечо, пошел прочь. Второй, чуть помедлив, двинулся следом. Когда они скрылись из виду, Гилберт перевел дух, вложил пистолет в кобуру и обратился к юноше, который, скорчившись, сидел у стены: - Эй, с тобой все в порядке? Тот шевельнулся, распрямляясь, поднял голову и довольно спокойно – только голос чуть дрожал - ответил: - Благодаря тебе – да. Спасибо, что вступился за меня. И улыбнулся. Винсу на мгновение даже показалось, что в подворотне стало светлее от этой открытой белозубой улыбки. Гила она, кажется, тоже впечатлила, потому что он замер на мгновение и шумно вздохнул; но, помедлив, подал руку спасенному, помогая встать: - Пойдем. Мы проводим тебя до дороги. - Спасибо, - повторил юноша, принимая руку Гила и поднимаясь. И, не выпуская ее, представился: - Мое имя - Оз. - Гилберт Найтрей, - отрекомендовался Гил и кивнул на Винса, - мой брат Винсент. - Очень приятно. Винсент только кивнул в ответ, почему-то совершенно не горя желанием вступать в разговор. Это не было для него характерно – обычно он любил поболтать. Но сейчас... почему-то этот парень не нравился ему. Просто так, без всяких оснований. Они довольно быстро вышли к дороге. Оз огляделся и поднял руку, тормозя такси. - У тебя деньги-то остались заплатить? – поинтересовался Гил. Парень хмыкнул, открывая дверцу машины: - Дома найдутся. И вот что... Он полез в карман изодранной куртки, вынул оттуда смятую визитку и, сунув в руку Гилберта, со значением произнес: - Найдешь меня завтра, Гилберт. Я хочу, чтобы ты работал на меня. Потом сел в такси и уехал. Винсент с досадой передернул плечами и потянул брата за рукав: - Выискался работодатель, тоже мне. Да кто он такой, этот пацан?.. Пойдем, Гил. Он прошел уже некоторое расстояние, когда понял, что не слышит шагов Гилберта. Винс оглянулся в недоумении: - Братик?.. Гилберт стоял на прежнем месте, рассматривая визитку. Когда он наконец поднял на брата свои золотистые глаза, они казались почти черными из-за расширившихся зрачков. - Ты знаешь, кто этот парень? – хрипло спросил он. Винсент пожал плечами, чувствуя смутное беспокойство: - Нет, конечно. А что? - Винс… это Безариус. Оз Безариус, сын владельца отелей «Герцог» и «Грифон». Винсент на мгновение онемел, потом присвистнул. «Герцог» и «Грифон» были самыми процветающими отелями в стране, имеющими свои филиалы практически в каждом мало-мальски крупном городе. Безариусы были сказочно богатой, да еще и по-настоящему знатной семьей из древнего рода, но… - Но что делал наследник лорда Зэя Безариуса в таком месте и в такое время? - почти испуганно спросил Винс. Гилберт медленно покачал головой. - Я не знаю, брат. Но – какая, в общем, разница? Завтра я пойду к нему и, возможно, маленький лорд поможет мне устроиться на более высокооплачиваемую работу. И мы сможем вздохнуть посвободнее, ты пойдешь на курсы актерского мастерства наконец… - Нет, Гил, не надо, - перебил его Винс, почему-то жутко испуганный такой перспективой. – Обойдемся и без Безариуса. Еще немного, и меня начнут приглашать сниматься, вот увидишь. Вчера мне дали понять, что будут рассматривать мою кандидатуру в основном составе претендентов. Еще пару раз засветиться перед режиссерами – и… - Винс, - перебил его Гилберт нетерпеливо, - не говори ерунды. Я пойду туда, и точка. Мы не будем ждать милости режиссеров. Если для того, чтобы сделать твою жизнь легче и светлее, мне придется работать на Безариусов… то я буду работать на них. В конце концов, это ведь не клан мафиози, а всего лишь успешные бизнесмены. С тех пор их жизнь и пошла наперекосяк. Нет, это произошло не сразу. Несколько месяцев все шло своим чередом, только Гил стал реже появляться дома, а Винс получил возможность пойти учиться в самую престижную Школу актерского мастерства: Безариус выдал своему спасителю солидную премию, и Гилберт тут же оплатил учебу на год вперед. Винс ужасно ругал его за это, возмущался, что он спустил все деньги, и сетовал, что обошелся бы и более дешевыми уроками. Однако Гил только посмеивался и, приобняв брата за плечи, говорил: - Я точно знаю, что ты – большой талант. Но для того, чтобы пробиться в жизни, одного его мало. Если у меня появилась возможность помочь тебе раскрыть свои способности, чтобы их наконец оценили по достоинству, то я и сделал это; и хватит уже. Просто порадуйся вместе со мной, что все у нас складывается. Такой шанс… его нельзя упустить. Винс слегка вздрогнул, вдруг вспомнив свои просьбы о шансе, но тут же отогнал эти мысли прочь и улыбнулся. В самом деле, если все складывается так, как ты того хотел, разве это плохо? На первый взгляд все и правда складывалось наилучшим образом. Гил работал, а вечерами рассказывал веселые истории про слуг Безариусов и гостей дома. Однако о своих хозяевах он ни разу не позволил себе отозваться непочтительно. Винсента это не удивляло – такой пиетет был как раз в духе Гилберта. У самого Винса дела также шли в гору: его стали чаще приглашать на кастинги благодаря рекомендациям преподавателей школы, и в конце концов предложили роль второго плана в набиравшем популярность сериале. Винсент с радостью ухватился за это предложение. Это было действительно перспективно: роль оказалась достаточно большой, чтобы его заметили, и довольно незначительной для того, чтобы создать себе имидж сериального актера, больше ни на что непригодного. Подписывая контракт, Винсент едва не лишился чувств, увидев сумму, указанную там. Это, конечно, не был еще тот семизначный гонорар, о котором он грезил; однако вознаграждение за полгода съемок в шесть раз превышало его годовой заработок на прежнем месте работы. Сразу после этого он предложил Гилберту оставить работу у Безариусов. Он по-прежнему не мог рационально объяснить свою неприязнь к Озу, да и не старался это сделать. Ему просто хотелось, чтобы Гил находился от мелкого Безариуса как можно дальше. Однако Гилберт встретил предложение в штыки. Чуть ли не впервые за все свои двадцать четыре года он повысил на брата голос, говоря, что не собирается и в самом деле быть при Винсенте на положении верной жены и приживалы. Испугавшись такого неожиданного всплеска эмоций, Винс пошел на попятный и больше эту тему не поднимал. Он погрузился в новый для него мир съемок и уже сам нередко приходил домой заполночь, успевая увидеть брата либо уже спящим, либо ложащимся в кровать. А потом он и вовсе перестал заставать его дома. Всерьез забеспокоившись, он позвонил ему и узнал, что Гилберт принял предложение Оза жить в поместье, чтобы не тратить время на поездки туда и обратно. - Гил, - вымолвил обескураженный Винсент после того, как услышал эту новость, - но... почему ты мне об этом не сказал? Я ведь... волновался. - Да ладно, Винс, - ответил виновато с той стороны Гилберт. – В конце концов ни тебя, ни меня все равно днями не бывает дома. Ты возвращаешься еще позже меня, и... ладно, мне стыдно, правда. Прости меня. Ну... меня ведь никто здесь не держит. Это сделано просто для моего удобства. В любой день, когда ты будешь знать, что закончишь работу пораньше, ты можешь мне позвонить, и я приеду домой специально, чтобы поболтать с тобой немного. Хорошо? Винсент постарался выдавить из себя улыбку. - Конечно, братик. Договорились. Положив трубку, он тогда впервые задумался о том, что ждет их дальше при таком положении вещей. И мысли, пришедшие ему в голову, не внушали оптимизма. - Нужно срочно что-то менять, - пробормотал он себе под нос. На следующий же день Винс выпросил у режиссера один день в неделю, когда он гарантированно сможет заканчивать работу к шести часам вечера. Поскольку к этому времени он успел зарекомендовать себя в съемочной группе с наилучшей стороны, ему пошли навстречу, предоставив субботний вечер в его полное распоряжение. Винсент сразу же позвонил Гилберту и сообщил эту новость неподдельно обрадовавшемуся брату. Так у них появился один вечер в неделю, который принадлежал только им. Прошел месяц. Май был в самом разгаре; в городе стояла невыносимая жара. Все это время Винсу приходилось много и тяжело работать – съемки шли по напряженному графику, поскольку эфирное время сериала было увеличено, и серий для его заполнения требовалось вдвое больше, нежели предполагалось сразу. Кроме того, Винсента Найтрея признали одним из самых талантливых молодых актеров, и теперь в его обязанности входило еще и посещение всяческих вечеринок и приемов – как пояснили ему более опытные коллеги, которых он ухитрился не настроить против себя, это положительно влияло на имидж и позволяло заводить новые нужные знакомства. Винс не испытывал по этому поводу восторга, но неизменно лучился на таких приемах самой благожелательной улыбкой, завоевывающей сердца всех окружающих его леди за тридцать и восторженных молодых людей обоих полов. Поэтому он ничуть не удивился, однажды обнаружив у себя в почтовом ящике конверт из плотной гладкой бумаги, в котором находилось приглашение на благотворительный прием в поместье Безариусов. Винс повертел в руках карточку из шелковистого картона и усмехнулся. - Внеплановая встреча? Как приятно, братик, - пробормотал он себе под нос. Небрежно бросил карточку на столик возле кровати и, открыв гардероб, принялся выбирать костюм. Винсент ужасно скучал. Он никак не мог подумать, что прием у таких известных людей, как Безариусы, будет настолько рутинным и церемонным. Знакомых лиц было немного – присутствовали в основном бизнесмены и меценаты. Кроме того, Гилберта он здесь, как ни старался, обнаружить не смог. Гости перемещались по зале совсем мало. Пообщавшись с час, они по приглашению хозяина дома последовали к столу, где начали рассаживаться, руководствуясь разложенными на тарелках табличками. Вот тогда Винс и увидел Гила впервые. Он вошел в залу вместе с Озом Безариусом, который продвигался через толпу, рассыпая вокруг себя сияющие улыбки. Винсент издалека вгляделся в лицо брата и нахмурился. Ему показалось, что глаза Гилберта были обведены усталыми тенями, губы сжаты сильнее, чем обычно, но в зрачках трепетал огонек предвкушения чего-то... чего-то важного. Это настораживало. Очень хотелось подойти и перекинуться с братом хотя бы несколькими словами, но большинство гостей уже заняли свои места, и Винс не посмел нарушить регламент. Все, что ему удалось – поймать взгляд Гилберта и, улыбнувшись, приветливо кивнуть ему. Гилберт вздрогнул; но, совладав с собой, ответил на приветствие брата такой же приветливой улыбкой... ...которая ничуть не успокоила Винса... Однако все уже расселись. Оз также уселся на свое место. Гилберт устроился неподалеку от своего господина и бдительно следил за каждым, кто рисковал приблизиться к Озу. В исполнении Гила это выглядело даже красиво, и Винсент невольно залюбовался его точеным мужественным профилем и острым взглядом золотистых хищных глаз, то и дело высверкивающим из-под густых темных ресниц. Неожиданно вспомнились сплетни о том, что кто-то из гостей дома прозвал Гилберта Рэйвеном, мотивируя это внешним сходством с благородной птицей; и прозвище прижилось. Винсент разозлился, когда услышал про это, однако сейчас он невольно поймал себя на мысли, что оно и правда попало в цель... Прошел час. Потом еще тридцать минут. Прием шел своим чередом. Гости поочередно говорили речи; за столом то и дело возникали локальные очаги бурных дискуссий. Винсенту по-прежнему было очень скучно. Он оглядел стол и совсем приуныл: кроме всего прочего, оказалось, что Гилберт куда-то пропал, а он даже не заметил - когда. Впрочем, как и Оз. Наследник Безариусов отсутствовал на своем месте по правую руку от отца, и того это заметно раздражало. Винс перехватил его взгляд и сочувственно улыбнулся. Его тоже бесило постоянно отсутствие возле себя самого нужного ему человека, так что он мог понять этого внешне безразличного ко всему и всем мужчину. Помучавшись еще немного, Винс встал и, извинившись, вышел в сад. Здесь было чудо как хорошо. Вечерняя прохлада ненавязчиво укутывала плечи тонким флером, заставляя зябко ежиться; но по-настоящему холодно не было. Скорее, тело ощущало непривычную свежесть, которую невозможно было почувствовать в бетонных джунглях мегаполиса-миллиардника, заполненного смогом и жаром раскаленного асфальта. Листва сочно пахла зеленью, и в эту основу изящно вплетали свои ароматы различные цветы. Ноздри Винсента трепетали от непривычного богатства ощущений: дурманящий плотный запах табака, цветущего гроздьями белых колокольчиков; тонкий нежный – жасмина, полузакрывшего в сумерках звезды своих бутонов; насыщенный, пьянящий – экзотических фиолетовых роз, завезенных по легенде еще основателями рода Безариусов, которые три века назад бежали через океан, спасаясь от репрессий… Среди кустов королевы цветов стояла деревянная беседка, оформленная резьбой так искусно, что казалась оплетенной тончайшим кружевом. И… в этой беседке кто-то был. Два силуэта сплелись внутри нее в страстном объятии; до Винсента донеслись тихие стоны и тяжелое дыхание. Винс скабрезно ухмыльнулся – любовники совершенно позабыли про осторожность, и при желании их можно было не просто застать врасплох, но и собрать на обоих отличный компромат; но желания такого не было; уж слишком этот вечер был хорош. Молодой человек уже совсем собрался было уходить, когда одна из фигур чуть отстранилась, и низкий от страсти голос простонал: - Мой господин… О-оз… Винсент застыл. Сейчас он, должно быть, представлял собой отличную модель для скульптуры жены Лота. Он узнал бы голос брата из тысячи. Между тем второй человек, оказавшийся Озом Безариусом, прислонился к стенке беседки и хрипло скомандовал: - На колени, Гилберт. Покажи мне, на что ты способен. Гилберт медленно опустился на колени. Винсент, еще не понимая, к чему все идет, все же не мог найти в себе силы пошевелиться. Он боялся увидеть то, что здесь будет происходить, и боялся себя обнаружить. Пока он стоял, терзаемый сомнениями, беседку озарил призрачный свет выглянувшего из-за облака лунного полумесяца, и Винсент зажал рот ладонью, заглушая невольный вскрик. Гил, стоя на коленях перед Безариусом, ширинка которого была уже расстегнута, опустил дрожащие от возбуждения руки на его бедра, приспуская брюки вместе с бельем. Потом подался вперед и прикоснулся губами к полувозбужденному члену своего господина. Провел языком по всей длине, медленно облизнул головку, дразнящее пощекотал ее кончиком языка; а потом вобрал полностью вставший член в рот – глубоко, до самого основания. Оз тихо застонал и сделал бедрами движение вперед, стараясь еще глубже погрузиться в горло своего слуги. Гилберт отстранился, шумно перевел дух и снова потянулся к господину, нежно обжимая губами его твердую плоть. Но Оз не позволил его нежности проявиться в полной мере: он вцепился в густые темные волосы Гилберта и с силой принялся вбиваться в его горло. Почти дойдя до разрядки, он неожиданно вытащил член изо рта Найтрея и приказал: - Вставай и поворачивайся, живо! Гил послушно поднялся, потянулся поцеловать Оза, но тот брезгливо отстранился: - Даже не думай - я не собираюсь с тобой целоваться после минета. Спускай брюки, Гилберт. Опустив голову, Гил принялся дрожащими пальцами расстегивать пояс форменных брюк. Скованному ужасом Винсенту показалось, что по его щеке скользнула слеза. Оз нетерпеливо развернул телохранителя лицом к стене, и, заставив наклониться и прогнуться в пояснице, смочил слюной свой член и жестко, без подготовки, вошел в него. Гилберт глухо вскрикнул. - Оз!.. пожалуйста… - Тихо, - Безариус медленно откачнулся назад. – Ты же хотел этого, так? Хотел, чтобы я любил тебя? Отвечай! - Да, господин… - выдохнул Гил, сильно вцепившись пальцами в решетчатую стену, и мучительно застонал, когда Оз резко вошел в него снова. - Тогда чем ты недоволен? Я исполняю твое желание. Ты должен быть счастлив, разве нет? - Оз!.. Но Безариус больше не обращал внимания на болезненные стоны и вскрики Гилберта, безжалостно врываясь в его тело. Винсент дрожал от ужаса; эти двое не занимались любовью: один из них грубо трахал другого, практически насиловал – с его добровольного согласия. Это было невыносимо. Наконец Безариус изогнулся в оргазменной судороге и, в последний момент вытащив член, со стоном выплеснул семя на ягодицы Гилберта. Несколько мгновений постоял, восстанавливая дыхание, небрежно вытер платком сперму и принялся приводить в порядок одежду. Гил с трудом выпрямился. Винсент четко видел блестящие в лунном свете дорожки от слез на его щеках. - Оз, - прошептал он, с недоверием глядя на тонкое лицо юноши, – а… я? - Мне некогда, - равнодушно бросил Безариус, тщательно проверяя свой костюм. – Я слишком долго здесь задержался, скоро кто-нибудь придет меня искать. Помоги себе сам, Найтрей. С этими словами он развернулся и вышел из беседки. Винс отшатнулся, стараясь слиться с тенью, которую отбрасывал розовый куст. К счастью, Оз прошел с другой стороны аллеи – медленно, ссутулившись, засунув руки в карманы парадного сюртука. Дойдя до поворота на центральную аллею, он украдкой обернулся и взглянул на беседку; потом выпрямился и быстро пошел к поместью. Винсент перевел дух и осторожно подошел к беседке. За эти несколько минут Гилберт успел привести себя в порядок. Его одежда была аккуратно застегнута, однако назвать состояние молодого человека нормальным было сложно: он лежал на полу беседки - среди лепестков и бутонов фиолетовых роз, опавших с буйно разросшихся кустов, которые просунули свои ветки в окна, - уставившись неподвижным взглядом куда-то в пространство. Винсент опасливо приблизился и опустился перед братом на колени. Гил даже не повернул головы в его сторону, по-прежнему продолжая глядеть вверх. Винс осторожно коснулся его плеча. - Гил… - тихо произнес он. Гилберт никак не отреагировал на это. Неожиданно Винсента обуял страх. Ему показалось, что Гил умирает; ну или по крайней мере сошел с ума. Он всхлипнул и, оседлав брата, вцепился в его воротник и принялся тормошить, лихорадочно шепча: - Гил, только не умирай. Все будет хорошо, слышишь? Верь мне, братик. Все образуется… Он опять рвано всхлипнул и уткнулся лбом в его грудь. Однако брат по-прежнему не отвечал. Винсент медленно разжал руки и, чуть не плача от беспомощности, опустился на его бедра. Вдруг Гилберт дернулся и попытался отстраниться. Сначала Винс не сообразил, в чем дело; а потом ощутил твердую выпуклость в паху брата, и все понял. Решение пришло тут же, и он ни на секунду в нем не усомнился. Молодой человек ласково провел рукой по мускулистой груди Гилберта и прошептал: - Все будет хорошо, братик. Я помогу тебе. Сейчас станет легче… С этими словами Винс скользнул вниз, прижав своим телом ноги Гила, и уверенным движением расстегнул ширинку его брюк. При этом Гилберт как будто частично пришел в себя. Во всяком случае, он повернул голову и как-то заторможено произнес: - Винс?.. Что ты… - Все в порядке, - нежно ответил Винсент, доставая возбужденный член брата. – Я делаю то, что поможет тебе. Расслабься, Гил. Но Гилберт вскинулся, пытаясь отстраниться: - Нет… перестань. Это… неправильно, брат. Не нужно… Однако Винсент уже сжал его член в ладони, и начал бережно двигать рукой вверх-вниз, потирая одновременно большим пальцем бархатистую головку. Гилберт неровно задышал, но все еще пытался протестовать: - Н-нет… не н-надо… Винсент поднял на него глаза, ласково улыбнулся и повторил: - Все хорошо, Гил. Все будет хорошо. Потом наклонился и, взяв член в рот, принялся его сосать, сильно прижимая головку языком к нёбу. Гилберт, зажмурившись, тихо застонал, невольно подаваясь бедрами вперед, стремясь еще больше войти в ласкающий его рот. Винс старался изо всех сил, стремясь доставить брату как можно больше удовольствия, чтобы хоть как-то компенсировать пережитые перед этим боль и унижение. Одной рукой он обжимал член возле основания, другой, проникнув под белье, нежно перебирал поджавшиеся яички. И Гилберт вскоре не выдержал. Он дернулся, вскрикнул и простонав: «Оз…», излился брату в рот. Винсент проглотил все до капли, и только тогда поднял на Гилберта недоумевающие глаза. Однако увидев затуманенный страстью взгляд Гила, который постепенно прояснял ужас осознания, он воздержался от комментариев и, ласково улыбнувшись, сказал: - Ну вот, теперь я вижу, что тебе стало получше. Однако Гилберт вовсе не выглядел успокоенным. Он медленно сел, застегнул брюки и, отодвинувшись от Винсента, закрыл лицо ладонями. Так он просидел довольно долго. Винсент, вновь обеспокоившись, подполз к нему и коснулся холодных пальцев: - Братик?.. Гил медленно поднял на него потемневшие страдающие глаза. - Винс, - с отчаянием произнес он. – Боже мой… что же я наделал… Они так и не вернулись на прием. Винсент через слуг предупредил хозяина поместья, что они вынуждены уехать из-за того, что брату нездоровится, и, сев в заранее вызванное такси, приказал таксисту быстрее ехать в город. Гилберт молчал. Его лицо уже не было таким устрашающе отрешенным и безучастным, как тогда, когда Винс нашел его в беседке. Однако чрезмерная бледность и потухший взгляд все равно не внушали оптимизма. Винс смотрел на него, кусал губы и мысленно подгонял таксиста, который и так вел машину на предельной скорости, стремясь получить обещанные чаевые. Оказавшись дома, Винс полностью взял дело в свои руки. Невзирая на слабое сопротивление Гилберта, он заставил брата снять парадную форму дома Безариусов и заволок под горячий душ. Когда кожа Гила заметно порозовела, а он сам перестал выглядеть как замороженный, Винс помог ему выбраться из душевой кабинки, вытереться и надеть мягкий домашний костюм, который Гил очень любил. Потом проводил в его комнату и, быстро разобрав постель, запихнул под одеяло. Гилберт, все это время не проронивший ни слова, повернулся на бок и подтянул колени к груди. И замер, глядя в стену. У Винса защемило в груди. Он прилег рядом, но Гил, почувствовав близость его тела, отодвинулся. Сердце Винсента тоскливо сжалось. «Больше уже никогда все не будет, как прежде», - эта мысль пронзила его остро и больно, как стилет убийцы. От этой мысли хотелось плакать. Но… Гил был важнее. И Винс, ласково улыбнувшись, прошептал нежно: - Ну что ты, братик… не переживай так. В том, что произошло, нет ничего дурного. Считай это лечебной процедурой – ты ведь был в таком состоянии, я просто не мог придумать ничего другого в тот момент, чтобы хоть как-то привлечь твое внимание. Поэтому… забудь про это, ладно? - Я… не могу забыть, - после минутного молчания отозвался Гилберт. Его голос был хриплым и тусклым. – Это ужасно. Как я мог так низко пасть? Он помолчал немного и, перевернувшись на спину, продолжил – тихо и жестко: - Поэтому ничего удивительного, что Оз не захотел иметь ничего общего с таким, как я. Все, что он сделал - я заслужил. Я ведь… я ведь совсем не давал ему прохода со своими глупыми чувствами. Совсем забылся, нес всякую чушь… Я… должен быть благодарен за то, что он вообще прикоснулся ко мне. А теперь… как я смогу посмотреть ему в глаза, если сделал такое со своим собственным младшим братом?! Винсент в отчаянии слушал, как брат втаптывает себя в грязь, оправдывая унизившего и причинившего ему боль человека. - Гил, - попробовал он оспорить его слова, - все совсем не так. Ты не виноват… Однако, взглянув на брата, Винс прервал себя на полуслове. Гилберт не воспринимал сейчас доводы разума, он все глубже погружался в свою вину и самобичевание. И тогда Винсента озарило: он незаметно придвинулся чуть ближе, опустил голову на подушку и, как ни в чем не бывало, предложил умиротворяющим бархатным голосом: - Гил, а давай придумаем для тебя сказку. Маневр удался: Гилберт отвлекся от омута горестных мыслей и недоуменно повернул к Винсу голову: - Что? - Давай придумаем для тебя сказку – со счастливым концом, - повторил Винсент. – Такую, как ты захочешь. - Но… - Гил… - умоляюще прошептал Винс, и брат сдался. - Хорошо, - согласился Гилберт, утомленно закрывая глаза. – Давай придумаем. - Жил-был молодой мужчина, в самом расцвете сил, - начал рассказывать сказку Винсент, – а звали его Гилберт. Был он хорош собой, чист сердцем, смел и силен. И был у него младший брат Винсент, которого Гилу постоянно приходилось защищать и опекать. Братья были очень дружны, и всегда во всем поддерживали друг друга. Как-то раз они шли по ночным переулкам, и встретили парня, которого грабили бандиты. Гилберт возмутился такой несправедливостью и, поскольку был храбр, как древний паладин, вступился за юношу, хоть и был с ним совсем незнаком. Он прогнал бандитов и помог пареньку добраться до дома. Но парень оказался не обычным человеком – он был наследником лорда, и приблизил к себе Гилберта, сделав его своим рыцарем. Гилберт верой и правдой служил своему господину, тот не мог найти ни одного изъяна в его безупречной службе... Тут Гилберт, который до сих пор слушал молча, перебил Винсента: - Ты забыл сказать, что Гилберт был настолько глуп, что влюбился в своего господина, и так его достал своими чувствами, что тот вынужден был преподать ему показательный урок – чтобы слуга не забывал своего места. А еще – что он проделал со своим младшим братом отвратительные, грязные вещи!.. - Ну тогда расскажи об этом сам, - предложил Винс, который того и добивался. И Гилберт рассказал. Слова, прорвав нарыв в душе, выплескивали его горе наружу, как гной из раны. Винсент слушал его и содрогался от той безнадежной любви и горечи, которые сквозили в каждой фразе, произнесенной братом. Но он не перечил ему, давая выговориться, очиститься полностью. И в конце концов Гилберт заплакал. Он неумело рыдал, а очищающие, целебные слезы катились по его лицу на подушку. Винс подобрался еще ближе и осторожно приобнял брата за плечи. Тот почувствовал это, но на этот раз не отстранился. Молодой человек слегка улыбнулся, довольный, и тихо заговорил: - Да, Гил, все так и было. Но, как и в каждой сказке, должно случиться сначала что-то плохое, чтобы герой, пережив это с честью, смог потом получить заслуженную награду. Поэтому для Гилберта это не стало концом – это было лишь начало всего. Потому что прошло время, и Гилберт пришел в себя и снова начал работать... - Не у Безариусов, - перебил его Гил, который уже успел немного успокоиться и, как оказалось, внимательно слушал брата. - Хорошо, не у Безариусов, - согласился Винсент, в глубине души несказанно этим довольный. – Он начал работать в... м-ммм... ну, скажем, охранном агентстве; что скажешь? - Можно, наверное, - неуверенно ответил Гил. - Вот и отлично. Он преуспел там и стал самым успешным сотрудником, которого постоянно поощряли, и в конце концов повысили... - Но сердце его все равно болело, - тихо добавил Гилберт. Винс быстро взглянул на брата и вздохнул: - Да, сердце его оказалось слишком верным и любящим для того, чтобы даже такая жестокость могла поколебать его чувства к бывшему господину. Он помнил все, но, тем не менее, плохое мало-помалу тускнело в его памяти, оставляя только легкую печаль... - И его образ... – прошептал Гил, закрывая глаза. Винс сглотнул комок в горле и отвернулся. - И его образ, - повторил он за братом глухо. Он помолчал немного и продолжил: - А тем временем молодой лорд осознал все, что натворил. Его начали мучить ужасные угрызения совести... - Не надо ужасные, - попросил Гил, не открывая глаз. Винсент, который как раз готовился выдать описание самых жестоких душевных терзаний, какие только был способен придумать, разочарованно оборвал себя и, запнувшись на мгновение, продолжил: - Юноша долго колебался, но в конце концов решил разыскать своего бывшего слугу. Он узнал его адрес, и в один прекрасный день молодой лорд явился в дом к Гилберту. Там он встретил Винсента, который едва не убил его за все, что он сделал... - Винс! – протестующе воскликнул Гилберт, приподнявшись на локте. Винсент ухмыльнулся: - Ну братик, дай мне возможность хоть в сказке врезать Безариусу по его безупречной физиономии. Гилберт с полминуты смотрел на него, а потом неожиданно усмехнулся и, откинувшись на подушку, сказал: - Хорошо; продолжай. - Но Гилберт пришел домой, и смертоубийства удалось избежать, - продолжил Винсент с явным сожалением в голосе. – Гилберт был поражен, увидев своего бывшего господина. А тот, в свою очередь, увидев Гилберта, до конца понял наконец, как тот был для него важен. Они долго разговаривали, и... – тут Винс на мгновение замолчал, сам поражаясь тому, что готовился сказать, - и Оз попросил прощения. И сказал, что любит его. Винсент сделал паузу и посмотрел на брата. Глаза Гилберта были распахнуты; в них стояли слезы. - Винс... – прошептал он. – Что ты такое говоришь... это невозможно. Винсент наклонил голову и легко улыбнулся. - Ну что ты такое говоришь, братик? – повторил он его слова чуть насмешливо. - В сказке возможно все. Поэтому Оз признался Гилберту в любви. И Гилберт, дурак такой, его простил – хотя, зная этого мальчишку, можно было уже давно понять, что спокойной жизни с ним не будет. И они стали жить счастливо, потому что даже семья Оза была вынуждена признать, что Гилберт замечательный человек и положительно влияет на мелкого засранца... - Винс! – возмущенно воскликнул Гилберт, разрываясь, по всей видимости, между желанием разразиться негодующей тирадой и рассмеяться. Винсент самодовольно прищурился: - А что такое? Этого даже в сказке не исправишь – такова его суть. Кроме того, несмотря на все его недостатки, раз он – это то, что нужно Гилберту для счастья, то Винсент, конечно, принял его – как неизбежное... м-ммм... ну, просто – как неизбежное. Гилберт усмехнулся и, привстав, неожиданно поцеловал Винса в лоб. - Спасибо тебе, брат, - серьезно сказал он, глядя в разноцветные родные глаза. – Спасибо и... прости меня. - Мне не за что тебя прощать, - так же серьезно ответил Винс. – Но, если ты считаешь иначе, и тебе нужно мое прощение – то я прощаю тебя от всего сердца. За все. Всегда... На следующий день Гилберт написал рапорт об увольнении и подал его по почте, сославшись на состояние здоровья. Он и в самом деле выглядел тогда не лучшим образом: осунувшийся, бледный. К тому же, Гил начал курить, причем помногу. Рапорт ему подписали в тот же день. Винсент не знал, что было тому причиной: общая политика Безариусов относительно желающих уволиться слуг или личное распоряжение Оза. Но, в принципе, это было и неважно. Главное, что Гил, не подвергая себя дополнительным стрессам, был свободен и имел возможность заново строить свою жизнь. Брат справлялся с этим неплохо. Винсент знал, что Гил обратился в несколько охранных агентств и в одном из них занял должность наемного телохранителя. Теперь ему практически каждый день звонили из офиса, передавая вводные на очередное задание, и Гилберт постоянно пропадал вне дома. Где он был, что делал – оставалось для Винса неизвестным, брат с ним не делился. Приходил домой он поздно, и даже не каждый день. Однако, несмотря на то, что Гил постоянно был занят, Винсент видел, что ему приходится нелегко. Он стал мрачным – еще более мрачным, чем до встречи с Безариусом, иногда подолгу застывал у окна, глядя на небо, и стал заметно недолюбливать запах роз. Винс с отчаянием смотрел на то, как мучается его брат, и временами от визита в преступные кварталы с целью заказать убийство Оза его удерживала только одна мысль - если Гил узнает, что тот погиб, то, пожалуй, просто наложит на себя руки... ...Винсент оторвался, наконец, от созерцания темного окна и вздохнул. Брат чересчур любил этого засранца. Любил сильно, по-настоящему. И – безнадежно. Поэтому, прождав какое-то время и поняв, что душевное состояние Гилберта не меняется в лучшую сторону, Винс с неохотой признал, что готов уже самолично сбегать за блондинистой сволочью - лишь бы опять увидеть Гила спокойным. ...лишь бы опять увидеть, как он улыбается... Однако бежать не потребовалось – буквально через пару дней раздался звонок в дверь, и Винсент, открыв ее, обнаружил на пороге Оза Безариуса собственной персоной. В первую минуту он совершенно растерялся от неожиданности, и только это помешало ему закрыть дверь перед носом у Оза. А потом было поздно – Безариус ловко просочился в щель, отодвинув Винса с дороги, и застыл у порога же, но уже внутри квартиры, что значительно затрудняло процедуру его выдворения. - Что тебе тут нужно? – прошипел опомнившийся Винс. Оз спокойно смотрел ему в глаза. - Мне нужен Гилберт. - Что ты говоришь? – гневно прищурился Винсент. – После всего, что ты сделал с ним, он тебе нужен? У тебя мало мальчиков для битья? Безариус, он только начал нормально жить. Оставь его в покое. - Я не думаю, что могу сделать это, - медленно ответил Оз, все так же не отводя глаз. Винс почувствовал, как его охватывает дикий, неконтролируемый приступ гнева. - Не можешь?! Ну, так может, мне тебе помочь? Он схватил Оза за грудки, припечатал к стене и сильно тряхнул. - Ты, засранец, имеешь наглость заявиться к человеку, которого практически изнасиловал, и говорить, что не можешь оставить его в покое?! Тебе мало, и захотелось повторить? Я тебя скорее убью, чем позволю сделать это! - Сделать что? Винс резко обернулся. В проеме входной двери стоял Гилберт, и недоуменно смотрел на представшую перед ним эпическую сцену. Винсент растерялся. - Гил, - промямлил он, - ты уже дома? Однако тот его уже не слышал: из-за спины обернувшегося к брату Винса выдвинулся Оз, и Гилберт, глядя на него, в прострации хватал ртом воздух. Немного опомнившись, он взял себя в руки и выдавил: - Что вы здесь делаете, господин? Винсент видел, что Безариусу нелегко смотреть в глаза Гилберта. Если бы перед ним был другой человек, он, пожалуй, сказал бы, что тот испытывает угрызения совести. Однако по отношению к этому ублюдку понятие совести Винс считал неприменимым. ...но, тем не менее... он ведь пришел?.. А Оз кусал губы, однако не опускал глаз. - Мне нужно с тобой поговорить, Гилберт, - негромко, но решительно сказал он. - О чем? – глухо спросил Гилберт, отворачиваясь. Винсент снова почувствовал приступ гнева. Ему как никому другому было понятно, что Гилу мучительно трудно сдерживать сейчас свои чувства: обиду, злость, отчаяние… но главное – любовь, которую не сломила ни та памятная ночь, ни последующие недели без единой надежды. - О том, что произошло тогда на приеме, - медленно и явно через силу выдавил из себя Безариус. Спина брата дрогнула. Винс едва удержался, чтобы не придушить блондина на месте. – А еще о том, почему все так произошло. И о том, почему я сегодня здесь… Гил. Гилберт резко повернулся и уставился на Безариуса. - Оз... что... - Ладно, ребята, - перебил его Винсент. – Вы тут разбирайтесь, а я пойду, пожалуй. И демонстративно потянулся за ветровкой. Гилберт благодарно кивнул ему и повернулся к Озу: - Может, пойдем в гостиную? Оз кивнул: - Пойдем. Они зашли в комнату, и Винс прикрыл за ними дверь, оставив узенькую щель. Повозился в прихожей, громко хлопнул входной дверью. Выждал несколько минут, подкрался к двери, ведущей в гостиную, и осторожно прислонился к стене возле оставленной щели, обратившись в слух. - ... после этого я понял, что доверять людям невозможно, - услышал он тихий голос Оза. – Если так могла поступить девушка, которую я знал с детства – что уж говорить о других? Я пришел к выводу, что тем, кто добивается моего внимания, нужен не я сам – нужны мои связи, деньги, титул... все, что угодно, кроме меня самого. И решил не церемониться с теми, кто набивался мне в любовники или вещал о своих неземных чувствах. В целом, я ни разу не ошибся в своем решении. Оно только однажды дало осечку – с тобой, Гил. Наша встреча... – Оз хмыкнул, - она была во всех отношениях неординарной, верно? Я... был поражен тем, что ты вступился тогда за меня. И сразу понял, что ты необычный. - Оз... не надо, - хрипло проговорил Гилберт. Винс не видел его, но точно знал, что его лицо сейчас выражает смущение. – Я самый обычный человек, и... - Не спорь со мной, - властно сказал Безариус. – Я точно знаю, что прав. Рядом с тобой я с самого начала чувствовал себя надежно и спокойно. Когда ты стал моим телохранителем, я впервые полностью расслабился и позволил себе не быть начеку. Но... когда ты мне сказал о своих чувствах, я... испугался. Это прозвучало так наивно и искренне, что мне захотелось тебе поверить, но... весь мой предыдущий опыт был против этого. Тогда я изменил свое поведение в общении с тобой, стараясь оттолкнуть – стал придираться и выводить тебя из себя. Но ты терпел, и я все больше убеждался, что у тебя точно есть какие-то намерения относительно меня – не может ведь человек просто так выносить постоянные придирки и насмешки... - Я... просто слишком любил тебя, - прошептал Гилберт. Оз помолчал, потом ответил серьезно: - Теперь я это понимаю. Но тогда... Гил, моя паранойя приняла просто устрашающие размеры. Дело было еще и в том, что я сам ощущал по отношению к тебе нечто странное – то, что никак не укладывалось в мои представления о себе. И я... я решил, что если унижу тебя... ты сам уйдешь, и все закончится – так или иначе. Оз замолчал, а потом умоляюще произнес: - Гил... прости меня. Если можешь – прости... Брат молчал. Винс лихорадочно раздумывал, будет ли безопасно заглянуть сейчас в щелку, или шанс быть пойманным на месте преступления все же достаточно велик. Пока он размышлял, Гилберт заговорил: - Ты был прав. Все вышло, как ты хотел. Я ушел. Почему же ты сейчас здесь? Снова повисла пауза. Потом Оз тихо сказал: - Потому что... потому что я понял... что... тоже люблю тебя. В комнате воцарилось молчание. Винсент упивался этими минутами неуверенности, которые сейчас наверняка переживал Безариус. «Да, братик, да! Пусть он помучается!». Он не питал иллюзий о том, что последует дальше; но даже такая малость в исполнении Гилберта была, как бальзам на раны его души, испереживавшейся за брата. Однако дальнейшее показало, что Винсент был слишком оптимистичен в отношении мотивов поведения Гилберта: послышался звук отодвигаемого стула, шаги, и Винсент услышал голос брата, взволнованно произнесший: - Оз... ты... поверить не могу. Это... правда? Сообразив, что до этого Гилберт всего лишь потерял дар речи от неожиданности и счастья, Винсент скривился. В гостиной Оз тем временем тихо ответил: - Конечно, правда, дурак. Иначе зачем бы я потащился в такую даль, да еще и на такси? Гилберт счастливо рассмеялся, а потом очень серьезно сказал: - Я люблю тебя, Оз Безариус. Только тебя. Тебя самого – такого, как ты есть... Когда в комнате снова наступила тишина, Винсент все же решился заглянуть в щель, и не прогадал: Оз и Гилберт самозабвенно целовались. Гилберт осторожно, как самую большую драгоценность, держал в ладонях лицо Безариуса, которое впервые на памяти Винсента выражало неподдельную нежность. Винс усмехнулся, осторожно поднялся с пола и вышел из квартиры, тихонько прикрыв за собой входную дверь – оставляя брата наедине с его сбывшейся сказкой. Спустя полмесяца после этого Винс стоял в саду поместья Безариусов возле той самой беседки, усыпанной отцветающими фиолетовыми розами, и думал, как ему жить дальше. Он был безумно рад за Гила. В конце концов, его братик заслуживал счастья, как никто другой. И если для того, чтобы быть счастливым, ему нужен Оз Безариус… что ж. Винсент правда готов был с этим смириться, и даже попытаться изображать доброжелательность. Получалось плохо, он сам это знал – все же он был актером, и чувствовал, когда переигрывает. Но никто не мог сказать, что он не старался. Вот только… Вот только чужого счастья было недостаточно для того, чтобы самому чувствовать себя счастливым. Винсент с содроганием ловил себя на сожалении, что Гил все же помирился с Озом – ведь, пока у брата было все плохо, он нуждался в близком человеке, и Винс так или иначе был к нему близок. А теперь… Гилберт постоянно пропадал у Безариуса, изредка вырываясь в гости на выходные. Или они сталкивались на таких вот приемах, как этот, когда собирались все более-менее приближенные к семье Безариусов люди. Однако пообщаться близко, как хотелось, у них при этом не получалось. Винсент вздохнул и прислонился спиной к решетчатой стенке беседки; откинув голову назад, посмотрел на ясное небо, виднеющееся в проеме широкого окна. - Гил, - тихонько прошептал он, - есть ли кто-то в этом мире, кто может хотя бы отчасти тебя заменить? Неужели теперь моя судьба – постоянно ждать тебя, довольствуясь крохами, не чувствуя больше твоего тепла рядом?.. Он простоял так довольно долго, вопрошая небо уже безмолвно. Ответа он, конечно, не услышал. Винсент вздохнул, провел ладонью по волосам, приглаживая растрепавшиеся пряди. «Пора вернуться в дом», - подумал он и уже собрался уходить, как вдруг на дорожке послышались чьи-то быстрые шаги, сбитое дыхание, а потом – сдавленный плач. Винс осторожно выглянул из беседки и обреченно вздохнул: прямо возле ее порога на траве сидела молоденькая блондинка и всхлипывала, уткнувшись в кружевной платок. Красивые волосы, уложенные в высокую прическу, растрепались и сейчас закрывали ее опущенное лицо шелковистой золотой занавеской. Трудно было понять, кто она; но, в принципе, это было и неважно. Все же статус гостя дома не позволял Винсу просто вылезти в окно с другой стороны беседки и незаметно удалиться; а рыдания грозили затянуться надолго. Потому он еще раз тихонько вздохнул, распрямился, придал своему лицу предельно благожелательное, почти слащавое выражение, и, выйдя наружу, ласково спросил: - Милая леди, отчего вы плачете? Кто мог обидеть такую красавицу? Девушка испуганно подняла на Винса взгляд, и он вздрогнул от неожиданности: на него смотрели заплаканные глаза Ады Безариус, младшей сестры Оза. Он не был с ней знаком лично, поскольку девушка весь год училась в закрытом привилегированном колледже. Однако сейчас была середина лета. Очевидно, закончились выпускные экзамены, и она вернулась домой. Эти мысли вихрем пролетели в голове Винсента, пока его сознание тонуло в необычных глазах – так похожих на фамильные глаза Безариусов, и в то же время присущих только ей. У Зэя глаза имели холодный отлив изумруда; у Оза – когда он не изображал из себя сволочь, конечно – они были цвета искрящегося росой ивового листа. У Ады же оттенок был совсем необычный: насыщенно-зеленый у зрачка и темно-золотой – ближе к краю. Сейчас, когда зрачок ее от волнения расширился, Винсу вдруг на мгновение показалось, что он смотрит в глаза своего брата – такие же тепло-топазовые, добрые, родные… Ада между тем поспешно вытерла лицо платком и неуверенно спросила: - Кто вы, сэр? Я вас не знаю… Винсент спохватился и галантно поклонился: - Меня зовут Винсент Найтрей. А вы, очевидно, леди Ада Безариус? Я наслышан о вас… - Только не говорите, что от брата, - с неожиданной горечью в голосе перебила его девушка. - Почему же? – делано удивился Винс, смутно догадываясь, каким будет ответ. Его догадка тут же подтвердилась: Ада опустила голову, но потом вскинулась и с отчаянием выкрикнула: - Потому что он занят исключительно вашим братом, сэр Винсент! Ему и дела нет до меня. Я… столько его не видела, так ждала нашей встречи, а он… поговорил со мной немного, и тут же ушел, стоило Гилберту появиться поблизости! А я… мне… Она снова уткнулась носом в платок и расплакалась – по-детски горько, не вытирая катящиеся по щекам крупные слезы. Винсент с минуту смотрел на девушку. Потом в который раз за сегодня вздохнул и, наплевав на чистоту стоившего бешеных денег костюма, опустился на землю с ней рядом – спиной к спине. Потом легонько прислонился к девушке. Она вздрогнула, но не сделала попытки отстраниться. Тогда Винс напевно произнес: - Леди, хотите, я расскажу вам сказку? Ада всхлипнула. - Я... уже большая для сказок. - Неправда, – возразил Винсент. – Человек не может быть слишком большим для того, чтобы рассказывать или слушать сказки. В конце концов, хорошо рассказанные сказки сбываются. Ада молчала, но Винс знал, что она внимательно его слушает. - Или, - добавил он чуть погодя, - давайте придумаем ее для вас – такую, как вы хотите. Наконец она тихонько спросила: - Совсем любую? А... про что мы будем придумывать? Винсент усмехнулся, и сам поразился тому, какой непривычно доброй была эта усмешка. - О, я думаю, это будет сказка о прекрасной леди, которая встретила свое счастье там, где и не ожидала. - Только пусть у этой сказки будет счастливый конец, - попросила почти успокоившаяся девушка, и плотнее прижалась к его спине. - Конечно, леди, - совершенно серьезно ответил Найтрей. – Для вас я обязательно расскажу сказку со счастливым концом. В конце концов, для той, с кем у него так много общего, он может придумать совершенно необычную сказку. ...и она обязательно сбудется...Расскажи мне сказку о том, что я все смогу; что однажды ночью, стоя на берегу, руку твою сжимая в своей ладони, я увижу, что мир не рушится и не тонет, что не рвутся цепи, не падают якоря… Расскажи мне сказку, правды не говоря, расскажи мне сказку сильнее того, что есть… Не бывает чудес иных, кроме тех чудес, что мы сами себе напишем и создадим!.. Расскажи мне, что я остался здесь не один. (с) Кот Басе