Эмма

      Джек и Эльза, правители Эренделла, очень хотели дочку — маленькую принцессу. Впрочем, родись у них маленький принц, то и в нем бы души не чаяли, и его бы любили искренне. Но когда королева все же родила девочку — а случилось это на днях, в студеную осень, — Джек ни много ни мало пустился летать по дворцовым залам, да еще улюлюкал при этом и пел. После этого даже у слуг не осталось сомнений, кого именно ждал молодой король.       Ну а Эльза? Еще во время беременности ей случалось вынуть из кладовых старые детские платья, свои да сестрицыны, полюбоваться и даже украдкой обнять. И так часто ее заставали за этим занятием, что про мальчика и не думали заикаться.       После долгих, тяжелых родов было отрадно узнать, что малышка их абсолютно здорова. И теперь у Эльзы светло на душе, тепло. То и дело она глядит на спящую в колыбельке дочь и не может поверить, что это и впрямь — ее.       И его.       В то время как весь Эренделл ликует на празднествах, Джек и не думает оставаться в стороне: ранние снегопады грянули поздней осенью только благодаря ему. Когда он появляется на пороге светлой опочивальни, весь в снегу и с задорной улыбкой (на губах виднеется шоколад), принцесса вмиг просыпается, но не плачет, лишь с любопытством смотрит, голубоглазая. Вместе с ней точно так же смотрит и королева.       — Ну и шустрая ребятня, — ухмыляется Джек, отставляя в сторонку свой волшебный посох, — снежков налепили — только успевай уворачиваться!       — В следующий раз могу послать с тобой Анну, — и Эльза ерошит мужнины белые волосы. — С ее меткостью вы не оставите мальчишкам шанса.       — Я-то звал ее, но она занята праздничным меню. Шоколадные кексы...       — ...и шоколадный торт, — та выразительно прикасается к лицу Джека. В ясных синих глазах обоих пляшут смешинки. Паре и самой бы пуститься в пляс, только Эльза еще не до конца оправилась. Вместо танцев она окунается в холод объятий и щедро делится с Джеком своим поцелуем.       — А это что такое? — вдруг произносит Джек, глядя поверх плеча своей королевы: на зеркалистой створке гардероба висит белоснежный мундир. Эльза даже не успевает ответить, а ее супруг уже ноет шутливым тоном: — Обещала, что один раз надену, на свадьбу — и только раз!       — Так надо, любовь моя. На балах строжайший дресс-код.       — Но я же король!       Вот до чего возмущен этот вечный мальчишка! Эльза тихо смеется:       — Ты — босоногий король.       — Все равно не хочу! А вот если второго родим? Тогда снова рядиться заставите? — кисло вопрошает он. Растерянно Эльза распахивает глаза.       — Второго?.. Боже правый!       Эльза думает, что родовые муки еще слишком свежи в ее памяти, чтобы хоть на миг, даже в шутку над этим задуматься. Поспешно она вынимает дитя из резной колыбели, накрывает своей накидкой, точно плащом — и тревога сразу же отступает. Оттаявший Джек с довольным лицом наблюдает, как его супруга нянчит крошку-дочь. Приятнее этой картины нет ничего.       — С этим спешить не будем, — наконец отвечает Эльза тоненьким голоском. — Пока я не решусь... Или хотя бы пока не придумаем имя для нашей дочери!       И стоит ей это сказать, как в глазах Джека появляется возбужденный блеск.       — Я уже придумал! — торжественно объявляет он.       Королева Эренделла хмурится: вот те на! Возражает:       — Но я тоже уже придумала.       — Так чего ж ты молчала?       Спокойно, Эльза. Он пока что не понимает, что по доброй воле ступил на опасную тропку. Королева улыбается слишком нежно... но во взгляде сверкает лед, а значит, сдаваться она не намерена. Имя ребенка — это принципиальный вопрос. Кстати, малышка необычайно тиха, будто сообразила, что ее судьба решится прямо сейчас.       — Мы не знали, кто родится, — Эльза осторожно делает первый ход. — Я решила дождаться, чтобы знать наверняка.       — А я, может, знал с самого начала, — смешливо фыркает ее мальчишка. Хотя тут же оговаривается: — Ну, или подозревал.       — Но, любовь моя... Я все хорошо обдумала. И, уверена, ты согласишься, что имя для девочки должна выбрать я... — И, в ответ на невысказанный вопрос «а как же я?»: — А будь мальчик — имя выбрал бы ты. Все честно.       Такого «честно» королю не понять. Молча он переводит взгляд то на ее лицо, то на лицо принцессы. Первая по-прежнему стойко улыбается. Вторая высвобождает из пеленок крохотную ручонку и хватается за материнскую косу, да тянет так, что Эльза невольно вскрикивает.       — Кажется, она против! — глаза Джека так и искрятся. Но Эльза лишь крепче прижимает к себе младенца и приглаживает светлый пушок на его голове.       — Что ты, малышка, — щебечет она. — Ты же вовсе не против. У тебя будет чудесное имя... Имя Спасительницы...       — Что еще за Спасительница? — бурчат позади нее.       — Женщина, которая спасла меня. Которой я стольким обязана... которую даже могла называть подругой...       Волшебница покачивает дитя на руках, а тепло в ее голосе все нарастает. И Джек почти убаюкан... Но она ставит точку: «Мы должны назвать дочь в ее честь», — и после этого он приходит в себя.       — Постой-ка! Ты все решила сама?       Обернувшись, Эльза смеется не слишком уверенно:       — А чем моя идея плоха?       — Да тем, что это вовсе не честно, — обижается Джек, — а имя, которое придумал я, гораздо лучше!       — Право слово...       — Нет, хочешь, поспорим?       Беспокойство Эльзы прорывается в мир порхающим прямо в комнате снегопадом. Ее руки становятся так холодны, что малышка вдруг начинает плакать. Эльза мигом спохватывается и возвращает дочь в колыбель, под кружевной балдахин, укрывая от снега... Затем расправляет белые плечи, упрямо вскидывает подбородок.       — Ты ведешь себя как ребенок, — свистящим шепотом зачитывает она первый пункт обвинения. Джек не находит ничего лучше, чем сдуть с ее носа снежинку и издевательски прищуриться. Неужели не понимает, думает Эльза. Он-то уйдет весной из Эренделла и до самых заморозков не появится... А дочь (не говоря уже о королевстве) останется на ее попечении. И потом, только у Эльзы есть право после всех этих мук... Неужели он действительно не понимает?..       — Что хорошего в том, чтоб назвать ребенка в честь дамочки, о которой я и не слыхивал? — тем временем парирует Джек.       — Но она столько сделала для меня и Анны! И я вечно буду ей благодарна!..       Вот такую — недоумевающую, с блестящими глазами и печальной улыбкой на лице — Джек видит возлюбленную впервые. Ему бы смириться, сделать, как хочет Эльза...       Но все это — личный, принципиальный вопрос.       — А кто говорил, что мы все должны решать вместе? — Джек скрещивает руки на груди. И она несознательно копирует его жест и его обиду... хотя на губах до сих пор шоколадный привкус. А малышка уже высвободила вторую пухлую ручку, и обеими тянется к пушистым снежинкам.       — А кто говорил, что для меня готов буквально на все?       О, коварный прием!       — Если и называть, то не в честь чужих! — пытается убедить ее Джек. — Лучше вспомнить о родных и близких, кого уже рядом нет.       — Моя мать Герда и тетя Хельга так мало прожили, — хмурится королева, — а тетя Ингрид была настоящей злодейкой. Остается моя сестра, но она жива.       — Да, твоя — жива! — И дух зимы горько кривится. — А моя сестра...       Снегопад в комнате вмиг прекращается. В глазах умолкшей Эльзы лед похрустывает и превращается в слезы. Не сразу Джек нарушает возникшую тишину.       — Для меня в целом мире не было никого дороже.       — Понятно, — Эльза изо всех сил старается не всхлипнуть, но беда в том, что эмоции по-прежнему преобладают, как бы она ни старалась их усмирить. Ужимки, ребячество Джека вечно вводят ее в заблуждение; легко забыть, как долго он бродил по свету. Настолько долго, что время стерло родных.       И вот Эльза вновь обнимает Джека — крепко, от всего сердца.       — Ну конечно, ты можешь выбрать для нее имя, — шепчет она срывающимся голосом и чувствует, что слезы вот-вот прольются. — Мне ли не знать, что сестры — это святое...       Едва разомкнув объятия, Джек берет ее руки в свои, и его лицо сияет благодарностью.       — Так... как ее имя? — Эльза мягко указывает на дочь в резной колыбельке.       — Эмма, — отвечает он. — Мою сестру звали Эмма.       Королева закусывает губу... а затем серебристо смеется, но старается удержать смех в ладони, прижатой к губам. Эмма Фрост любопытно прислушивается к этим звукам.       — Что смешного? — звенит в воздухе голос Джека.       — Просто именно так... звали мою Спасительницу.