В темноте пыльной комнаты

Замерзшими пальцами, паром изо рта, слезами от стылого зимнего ветра. Провожать, не скупясь на пустые слова и дежурные фразы. Закрывать дверь, занавешивать окно, выключать свет. И не ждать больше ни одной его SMS, не верить ни единому приторно-сладкому, набившему оскомину признанию. Изо дня в день, из часа в час, из минуты в минуту – снова и снова прокручивать в голове последние моменты относительного, с легкой горчинкой, счастья. А завтра опять, по заученному за столько лет сценарию – университет, лаборатория, ассистенты. И не думать, что пусто. И забыть, что до боли скучно в давящей тишине холодной квартиры. И дома скользкими каплями за ворот рубашки – одиночество. И бьется в истерике истерзанное тревогой и очередной наспех выкуренной пачкой сигарет сердце. И за окном – январь. И в душе уже давно поселился, кислотой разъедая чувства, январь. Будь он проклят, этот январь! И в телефоне – четыре слова, как смертный приговор: «Я больше не вернусь». И внутри мерзлыми ледяными цепями всё скованно. Утро. Кофе. Волосы – резинкой в хвост. Давно не глаженая рубашка – на все пуговицы. Универ. И пробирки вместо друзей. И не хватает. Его не хватает. Парк возле дома. Телефон в окоченевших пальцах. Снова номер – его, но без ответа. В уме досчитать до ста – и в родную, насквозь провонявшую пустотой квартиру. Закрывать дверь, занавешивать окно, выключать свет.

=========

Мышью проскользнуть в темноте, чтобы не разбудить, не растревожить, не попасться. На носочках, медленно, глотая собственное дыхание – в комнату рядом с его. Забрать последнее, отрекаясь от того, что смыслом жизни так и не стало, лишь на время скрасив безрадостную реальность золотом глаз. Скрип двери. И в свете фонарей, как вор, к шкафу. Оглянуться назад – и дернуться в ужасе от кровати. И теряться под неверящим взглядом, вжимаясь в стену. И молчать. Ни слова – ни о расставании, ни о любви. Глаза в глаза в полумраке запылившейся без хозяина комнаты. Ненужные вопросы – и лживый ответ: «Просто так». И, хмыкнув, подойти вплотную. Ладонью – по щеке, пальцами – в волосы. Губами – к его губам. И выкинуть из головы, что собирался уйти. Руки к кровати крепкими тисками. Языком – вдоль бьющейся венки на напряженной, покрытой испариной шее. Поцелуй со вкусом табака – горький. Слезы по щекам – бальзамом на душу. Возбуждением – по оголенным нервам, желанием – по здравому смыслу. И напряжение – потоком горячей крови к низу живота. Рывком развернуть к себе спиной. И голову – за волосы назад. Зубами прикусить мочку уха, ладонью зажать извергающий проклятия рот. Из тумбочки – смазка. И мокрым холодом между ягодиц. Войти пальцем, поймать губами стон. С шипением слизать кровь из прокушенной губы. И не слушать, заставляя своими же криками заглушать собственную ругань. Вторым пальцем – глубже, до боли. Языком между лопаток. Поцелуй – невесомо, в висок. И третий палец, надрывным хрипом сопровождаемый. И рукой его руки – крепче. И через несколько минут: «Семпай…»

=========

Заглушая крик подушкой, дернуться вперед. Не спастись, потонув в распирающе-возбуждающей боли. И стонать, и плакать, и умолять остановиться. И обессилеть, подаваясь назад, насаживаясь. Чувствовать его ладонь на своей плоти и толкаться в руку в такт его размеренным, пошлым, током по позвонкам проходящим движениям. Считать секунды до конца, моля всех богов о том, чтобы сладкая пытка прекратилась. Лицемерить, утопая в страстной лаве горячих прикосновений. И ослепляющим взрывом – прямиком в мозг, с его именем хриплым криком по ушам. Отворачиваться, поджимая искусанные губы. Понимать, что ещё не конец. И, погружаясь в непроглядное, липкое забытье, уловить краешком сознания: «Простите». И тихо, сквозь стиснутые зубы, прошептать: «Идиот». И, замирая в его руках, внимать мягкому, в самое сердце проникающему: «Люблю».