***
Как-то раз встретив потрёпанную, едва передвигающую ноги Сакуру на улице в весьма поздний час, Мадара решил, что обессиленной девчонке, пусть и являющейся одарённым шиноби и медиком, в одиночку шастать по улицам спящей Конохи явно не стоит. Тогда же и узнал, что свободное время Харуно привыкла коротать в госпитале, помогая главе деревни и уходя со смены позже всех. Смешанные чувства испытывала куноичи, неизменно натыкающаяся на Учиха в дверях госпиталя после своих дежурств. Сакура не хотела знать, сколько он дожидается прежде, чем она наконец закончит все дела и соизволит пойти домой. Мадара просто стоял, облокотившись спиной о стену госпиталя, и то невозмутимо разглядывал дома и высеченные на скале лица, то просто вдыхал прохладный вечерний воздух, прикрыв глаза. Со всей его истинно учиховской красотой в моменты бездействия мужчина был похож на мраморную статую, он притягивал к себе взгляды и завораживал. Быть может, не каждого встречного и поперечного, но Сакуру точно. Чаще до дома девушки они шли в полной тишине: гордый носитель шарингана не считал нужным доставать ирьёнина ненужными вопросами, да и любовь к пустой болтовне за ним никогда не замечалась. И это, как ни странно, всецело устраивало любителей поздних прогулок. Харуно уже почти приняла шальную мысль, возникшую в её забитой и утомлённой после очередного общего осмотра головке. Суть была проста: когда-нибудь Учиха определённо станет наставником для молодых и целеустремлённых шиноби в какой-нибудь неординарной сфере, а после совсем перестанет видеться девушке как невыносимо красивый и крепкий мужчина. С этой мыслью уже даже был связан один неловкий для Харуно момент, когда она, объясняя Узумаки суть миссии, увидела старшего и младшего Учиха на тренировке. Тогда, завидев по пояс оголённого Мадару, отрабатывающего стойки с гунбаем* в руках, она прокляла всё на свете и, сама того не ожидая, раскраснелась, затормозила и перешла на невнятное бормотание. Силясь не прятать лицо в руках и не таращиться, как баран на новые ворота, она молила вселенную, чтобы Наруто ни о чём не догадался. И Сакура предпочитала верить в возможность становления этой её мысли до тех пор, пока всё не полетело к чёрту уже через полтора месяца этих провожаний.***
– Утром мама занесла мне немного данго, Вы не хотели бы… – медик зарделась и осеклась, не до конца понимая причину своих слов. Ей самой с трудом верилось, что здесь и сейчас она практически перешла на шепот из одного только чувства благодарности. – Она прекрасно готовит. «Как же глупо ты сейчас выглядишь, Харуно!» – подсознание зашлось в ехидном смехе. Но девушка совсем не обратила на это внимание: она ждала ответ. Ей казалось, что он вот-вот спокойно откажется, дождётся, как обычно, пока она зайдёт в подъезд, и ровным шагом отправится дальше. Ведь это повторялось каждый день. – Не откажусь. – Голос его, как и расслабленная поза и прямой взгляд чёрных глаз, не выказывал никаких эмоций. Потому его положительный ответ удивил больше, чем некогда завязавшиеся отношения Тен-Тен и Кибы, известие о которых, признаться честно, повергло медика в шок. Но Сакура, растерянно улыбнувшись и спохватившись, пригласила мужчину войти. – Хотите ещё? Взгляд Мадары неимоверно напрягал. Хотелось буквально провалиться под землю или вернуться во времени назад, лишь бы не находиться под надзором этих глаз. Учиха молчал, и Сакура, пытаясь не накручивать себя и быть как можно более расслабленной, не знала, куда деть себя в своей же чёртовой квартире. А он просто смотрел. Смотрел так же, как и Учиха младший в академии – холодно, спокойно. Но знала бы она, какой живой интерес к её персоне испытывает мужчина. Харуно решительно нравилась ему: вся из себя нескладная, хрупкая и несерьёзная с первого взгляда, она обладала завидными умственными способностями и была способна одним ударом превратить человеческое тело в сплошное месиво. – Почему ты нервничаешь, Сакура? – мужчина подался вперёд, приподнялся и упёрся руками в столешницу, тем самым нависая над взвинченной куноичи. Очень уж хотелось до конца разобраться в её натуре и неоднозначном отношении к его личности. «Потому что вы дьявольски красивый, интересный и неприступный мужчина, а я давно не испытывала ни к кому интереса» – решительно мысленно выдала Харуно, однако озвучить столь прямолинейный ответ не решилась. Она так и продолжала исподлобья глядеть на него, покусывая изнутри нижнюю губу и не находя сил отодвинуться. И неизвестно, сколько бы ещё прошло времени, если бы не Мадара, потянувшийся рукой к её лицу. Сакура удивлённо моргнула и задержала дыхание, когда Учиха, едва касаясь её кожи, скользнул кончиками пальцев вниз по щеке от надбровной дуги. Действие сие произвело такой эффект, что куноичи дёрнулась вперёд и, звучно хлопнув ладонями по столу, впилась в его губы. Решительно. Резко. Не до конца осознавая происходящее. И как-то глубоко начхать уже было на все нормы, приличия, возможные последствия и значительную разницу в возрасте. Здравый смысл отступил мгновенно. Мадара позволил девчонке столь нахальным образом нарушить его личные границы. Не перенял инициативу в свои руки даже тогда, когда Харуно, протолкнув горячий язык в его рот, вцепилась рукой в чёрную шевелюру. Но не сдержался, стоило раскрасневшемуся медику отстраниться и чувственно вдохнуть полной грудью. Он схватил её за руку и резко дёрнул на себя, не позволяя восстановить дыхание. Быстро развернул Сакуру и, легко руководя чужим телом, прижался к ней сзади. От столь резких действий шиноби на время потеряла ориентацию в пространстве, и ей было показалось, что небо и земля поменялись местами. Ощутив через тонкую ткань блузы прикосновение крепкой и, несомненно, горячей груди к своей спине, Харуно невольно громко выдохнула и пошло оттопырила зад будто кошка во время течки. Щеки покраснели ещё пуще, хотя, казалось бы, куда уж сильнее? Мужчина накрыл ладонью её грудь поверх блузы и сильно сжал, губами прижимаясь к её шее и пробуя с виду нежную кожу на вкус. Всё аккурат так, как он думал, – кожа гладкая и приятная. И пахнет она почему-то сливочным мороженым. Учиха, быстрым движением справившись с застёжкой брюк, прижал ладонь поверх трусиков к стремительно промокающей промежности девушки. Дыхание Сакуры сбилось, она сильнее стиснула челюсти, на секунду зажмурилась, пытаясь избавиться от болезненного головокружения. В попытке разглядеть на его лице хоть какие-то эмоции, откинула уже успевшую потяжелеть голову на его плечо и, заведя руку за его затылок, вновь вцепилась в чёрные, густые волосы. Мадара чуть сильнее надавил, скользнул пальцами по промежности немного вниз и тут же отдёрнул руку. Харуно дёрнулась, как будто он её ударил, и что-то невнятно забормотала, прикрыв глаза. Мучительная волна жара разлилась по телу вместе с кровью, ирьёнин неловко потянула мужчину за волосы к себе, ближе, и до судороги сжала ноги: прошло не больше пяти минут, а мучительное, накатившее вмиг желание уже было невмоготу. Но вопреки желанию Сакуры, Учиха чуть отстранился, самодовольно потягивая уголки губ. Кто бы знал, что близость подействовала на него не меньше и как тесно сейчас у него в штанах. – Ма… – Хочешь этого? – Голос выдавал шиноби с потрохами. И как бы сильно Харуно не хотелось, чтоб он тот час же повалил её на стол и трахнул, она прекрасно понимала, что, как бы бредово и нереально это ни звучало, треклятый Мадара хотел того же. Пусть ему всё ещё удаётся сохранять внешнюю стойкость, это ненадолго. – Да, – выдала Сакура, разворачиваясь к предмету желаний. В ушах шумело. – Да, чёрт бы вас побрал! И её слов в совокупности с подрагивающим, срывающимся голосом хватило, чтобы мужчине окончательно снесло крышу. Одним движением руки он спихнул со стола тарелки с остатками трапезы и, перехватив копошащуюся с блузкой девушку за плечи, повалил на стол, подмял под себя. Ирьёнин что-то протестующе крякнула, резко столкнувшись затылком с шершавой поверхностью стола, но Учиха было уже глубоко плевать. Хотелось всего ничего: как можно скорее оказаться внутри медика и избавиться от пелены бурлящего в теле желания, застилающего глаза. В паху несносно ныло, возбуждённый орган скорее просился в дело. Харуно помогла ему раздеться и раздеть себя, цепкими пальчиками ухватилась за напряжённые, сильные плечи и вцепилась зубами в мягкую кожу у основания шеи. Она не знала, куда деть эмоции, съедающие её изнутри, и хотела, чтобы он почувствовал градус её возбуждения. Потому сжимала зубы, прокусывая податливую плоть, до тех пор, пока не свело челюсть. Мадара не помнил себя от острого желания, не испытываемого им уже достаточно давно, а потому действовал грубо. Но Сакура была в восторге, Сакуре нравилось. Нравилось, как он бесцеремонно терзает её губы, а после переходит на шею и мокрой цепочкой поцелуев сползает вниз. Оставляет на коже засосы и ноющие укусы, жестко, до синяков стискивает бёдра и, разведя ноги медика, наконец погружается в тело, неимоверно желанное и давно готовое его принять. Долгие прелюдии ни к чему. Учиха решительно подаётся бёдрами вперёд, от наслаждения глаза закатываются под потяжелевшие веки. И нет в мире больше ничего, кроме чертовски хорошенькой подружки племянника, сходящей сейчас под ним с ума. Рваные, быстрые толчки уносят куда-то далеко-далеко и заставляют задыхаться, ощущая, как от всякого действия любовника каждая клеточка организма трепещет. Харуно уже совсем не соображает, лишь громко стенает, из последних сил хватается за нависшего над ней мужчину да движется навстречу. Сакура не попадает под его быстрый ритм, но от этого только быстрее сносит любые тормоза, а внутри нарастает буря эмоций. Мадара продолжает вдалбливаться в её тело, желает проникнуть как можно глубже, старается срывать с её губ больше, больше стонов, повествующих о том, что ей так же дьявольски хорошо, как и ему. В глазах темнеет, Харуно прогибается в спине да, не унимаясь, целует его, ласкает его язык своим, стискивает бёдра и бессильно колотит кулаками по широкой спине. Это так бесконечно хорошо, что Мадаре кажется, будто внутри извергается вулкан. И эта адски горячая лава сейчас сжигает его по вине Сакуры, искусавшей его и свои губы. Потому он только наращивает темп, врывается в её нутро яростно и рьяно. И то и дело сквозь зубы утробно рычит и твердит её имя, пытаясь вглядеться ей в глаза. Ему известно, что взгляд этих зелёных глаз в данные минуты абсолютно невидящий, однако обладателю шарингана хочется убедиться в этом лично. Но Сакура не открывает глаз и постоянно соблазнительно облизывает губы, шумно и отрывисто вбирает ртом словно вмиг сгустившийся воздух. Тяжело. Возбуждающе. Громко. Секунда – и внутри что-то обрывается, накативший экстаз погружает любовников в свой омут с головой. Учиха напряженно хрипит ей на ухо, впивается пальцами в округлые ягодицы, немного приподнимая её таз и сильнее прижимаясь пахом к низу её живота, и замирает. Сакура достигает нирваны. В порыве чувств, на самом пике больно кусает мочку его уха и царапает ногтями напряженную грудь, удваивая удовольствие партнёра. Теперь, когда Мадара не шевелится и легко прижимается губами к её разгоряченной щеке, Харуно кажется, будто она с самого начала знала, что так будет. Знала ещё тогда, когда впервые увидела его, а потом уже через месяцы встретила посреди ночи у подхода к госпиталю. Хриплое, сбивчивое дыхание не даёт тишине воцариться здесь, на этой небольшой кухне. Стянутое в тугой комок нутро сдаёт позиции, отходит на второй план. Самообладание и здравый смысл медленно, нехотя возвращаются. Медик осторожно толкает мужчину в грудь, он поддаётся. Встаёт, не сводя взгляд с её глаз, и помогает подняться Сакуре. В последний раз Учиха запускает руку в её растрёпанные волосы и притягивает к себе для поцелуя. Поцелуя пылкого и острого. Поцелуя ничем не хуже первого.***
Через несколько дней ирьёнина отправят на длительную миссию, а по возвращении она узнает, что дядя Учиха младшего вновь отправился скитаться по миру в поисках непременно существующего бессмертия. Мадара оставит ей открытку, в которой попросит не задерживаться на дежурствах допоздна и не шляться по ночам по Конохе в гордом одиночестве. И больше они не увидятся. Никогда. Гунбай* – нескладной веер, вырезанный из уникального дерева священного духа, который передавался из поколения в поколение. Может использоваться как щит и для отображения атаки противника в него же самого.