Случайности

Это непонятное светловолосое вихрастое нечто завалилось к ним ещё где-то в октябре. Настойчивая трель звонка, повелительное и сонное Фреда «Я слишком устал, чтобы сделать это» и, наконец, само недоразумение, которое пьяно, но уверенно ввалилось в квартиру, едва Брайан открыл дверь. Когда же он осознал по ругани Фредди, что ночной гость явно не самый ожидаемый, Роджер уже вполне одомашнился и собирался почивать на кровати парса. Взгляд Фредди из возмущенного стал задумчивым. - Ты тот самый знакомый Майка, который знакомый Тима, - протянул он, на что Брайан высоко вскинул брови. Пронырливый зуав, казалось, знает весь город. - И я даже видел тебя пару раз в моём магазинчике, - воодушевленно продолжал Фред, - поэтому оставайся. Столь великодушное решение не вызвало у Брайана особого восторга. Кровати было две, а раскладушка сломалась ещё под позапрошлым знакомым. - На полу будет спать, - буркнул. На следующий день он проснулся, впервые не замерзнув под утро. Знакомый знакомого оказался их соседом сверху. «А, вот как с ними надо знакомиться». Запах сигарет на кухне, громкая ругань и звон давно не вытаскиваемой посуды – всё это порождало иррациональное чувство уюта, которое давно осталось в детстве. Брайан совсем не думал, что местом, где он может встретить ночного гостя, будет его колледж. Совсем не вписывалось в его представлении о том, где бывают такие солнечные придурки. Фредди не считался, Фредди мог быть везде в самый подходящий и неподходящий момент, и вообще он весь был исключением. Роджер умел ругаться с окружающими постоянно, но при этом никто не обижался на него всерьёз. Потом надумалась уже целая плеяда привычек и особенностей. Нет, он не скучал, так быстро нельзя привыкнуть к человеку, всего ведь около недели прошло. Нет, Брайан мёрзнет вот уже тысячу лет, а Роджер, дырку над ним в небе, щедро льёт улыбками. На ум пришло давно забытое слово «друг». Надо же. Не прошло и недели. Открывать глаза отчаянно не хотелось. Обрывки быстро забывающегося сна приятно щекотали сознание. Светлые сны тоже были отличительной чертой больше детства, чем выматывающей действительности, где единственным ярким событием за последние полтора месяца стало знакомство с соседом. Брайан фыркнул. Какая прелесть. В ленивый поток мыслей врезался звук высокого хриплого голоса, раздававшийся из кухни. На губах расцвела улыбка – к чёрту, знакомство действительно было приятным. Для одной из сторон точно. Теперь холод за пределами одеяла стал несущественным, и Мэй рванул, словно ребёнок за сладостями, на кухню. Глазам предстала картина: активно жестикулирующий Фред, который яростно талдычит: «Внебрачная дочь! Она внебрачная дочь Бейкера!..» и Роджер, снисходительно посматривающий на того: «Чушь, всего лишь слух». Дневной свет из окна бьет по глазам, привыкшим к полумраку спальни, Брайан морщится от дыма – комната уже сизоватая – видимо, спор длится долго. Чуть позже замечает, что стол завален рисунками. А ещё здесь всё-таки холодно, северный ветер забирается под футболку, кажется, словно вздувает паруса, продувает всё его существо насквозь – и длинный нескладный Брайан замирает в эйфории на один вечный миг. Чувствует на себе взгляд. Смаргивает. - Ну…Привет, кудрявый, - солнечный мальчик смотрит насмешливо и заинтересованно. - Он у нас странный, я предупреждал, - махнул рукой Фредди. - А вы санта барбару какую-то смотрите, - обиженно парировал Мэй, громко отодвинув стул. Резануло по уху, и он почувствовал себя усталым тысячелетним стариком. Хотелось обратно в свою нору. Роджер резко перегнулся через стол и щелкнул его по носу. «Брось» - лениво кинул слово воздух, непонятно кому. Зуав зацепился, заполняя паузу ничего не значащими фразами, с удивительным мастерством перемеживая приторные словечки крепкими выраженьями. Брайан лениво откинулся на спинку стула, чувствуя себя так, будто он подсматривает в окно. Слышит, как свет проходит лучами через всю комнату, застревая в волосах Роджера и ложась на цветастой рубашке Булсары. Из этого должна выйти история, и Мэй предвкушающе закусывает губу. Темнота под веками пахла персиками. А еще отчаянно хотелось зимы, настоящей зимы, как у Диккенса, а то как же, скоро Рождество, а снега нет. Дурацких снежинок хотелось взахлёб, по-детски обнимать дарующее небо и можно даже простудиться. - Не самая лучшая идея, - кажется, тот же самый голос пару раз был в его снах, замечательных светлых снах, главное успеть поймать их легкое дуновение. - Как ты вообще до сих пор не простудился?.. Наверное, ветер просто застревает в твоих волосах, - досадно, как же досадно, дурашливый голос упорно спугивал навеянные им же краешки снов. Эта темнота пахла чем-то индийским, далёкий-далёкий отзвук песнопений мантр, смешные ассоциации со слонами и чей-то чрезмерно ослепительной улыбкой. Таких снов не хотелось, разве что слушать рассказы про такие сказочные места, но всё же научные журналы лучше, даром, что редко. -Так ты точно не замерзнешь, - если очень постараться, то можно увидеть желто-оранжевые волны полного удовлетворения собой, исходящие от этого, становящимся уже навязчивым, голоса, - а если о чем-то так сосредоточенно думать, когда ты пьян, то и свихнуться недолго. Темнота обозначается покрывалом и перестает быть, а Брайан вспоминает, что голоса не могут существовать по отдельности. Наверно, такой голос должен принадлежать коту, который сорвал голос в третьей жизни. Тейлор сидит рядом в их шатре из одеяла Фредди, что-то бормочет на ухо, периодически хватая то за плечо, то за руку, и вот тут Мэй наконец понимает, что пьян. Поводов было много и ни одного. Кажется, кто-то к ним переехал, кажется, скоро можно будет на вполне легальном основании загадать какое-нибудь очередное глупое желание. Слова текут сами собой, выдавая то, что держалось в себе очень долго. Наверное, музыка – его возлюбленная. Черт возьми, Брайан, что ты несёшь?.. Ругаться с Тейлором по каждому пункту их привычек стало негласным правилом. Брайан сводил тонкие брови над переносицей, неопределённо поводил руками в воздухе и старательно учился посылать всех к чёрту. Маг, подменыш и путеводный дух. Фредди медово тянет, легкомысленно болтая ногой и лукаво кидая взгляд на Роджера: - Кого любишь больше: меня или Роджера? - Лучше бы спросил, кого я не люблю меньше. Фредди хитрый хищный зверек, змея, и адъюратор. У Фредди черные глаза, как у древних языческих искусительниц, Брайан внимательно следит за танцем красивых рук, раз за разом доверчиво ведётся на это и слышит звон серебряных браслетов. Но голос заклинателя идолов принадлежит не ему. Глаз скашивается Тэйлора, латающего свою разноцветную сбрую. Булсара хмыкает так, будто Мэй нарушил правила игры. Роджер беззвучно шепчет, кусает губы и иногда довольно ухмыляется. И тогда Мэй обещает себе стать солнцепоклонником. - Я выиграл, - горький мед разливается в воздухе. Пальцы оглаживают край фотографии, подобранной с подоконника, кухонного стола или вовсе найденной в шкафу. - Ну как, хороша? Такая…мм…- хриплое «мм» тянется в воздухе, как пастилка мятной жвачки. - С каких пор моё мнение учитывается в данном вопросе? – Она и правда ничего, хотя этого «мм» совсем не стоит. А кто стоит? Брайан дёргает плечом, отмахиваясь от невидимой мухи. -Расскажи мне свои сны, - струйка дыма прямо в лицо, следом усмешка. Нет-нет, главное не сморщиться или ты проиграл. Это тоже правило -Что снится звездочетам? – интонация, и Брайан, распахнув глаза, едва заметно краснеет и мимолетом представляет себе эти самые сны. И понимает, что почти правда. Мэй сосредоточенно наблюдает за Фредди и Роджером. С любопытством ученого, конечно. Или художника – красиво. Белила пальцев сквозь смоляные волосы, кадык болезненно вздергивается, язык лижет жарким томным огнем, а дыхание перехватывает почему-то у Брайана, и он отчаянно вспоминает все услышанные ругательства, жадно пытаясь смотреть-не смотреть на гибкую, как хлыст, спину. Горячие пальцы пробираются будто бы в самое нутро, Брайан хорошо это чувствует, поддаваясь безумию, разлитому в воздухе. Господи, о господи, убери же это чертово наваждение. Субботнее вяжущее безделье, близкое к унынию, заражает иногда и солнечных потомков, заставляя их бездумно маяться и дразнить Брайана. Поочередно. Брайан сглатывает, пытается убежать от этих чертовых пронизывающих взглядов и скрывается в первой схваченной книжке. Еле сдерживается, чтобы не раздражённо выдохнуть и обречённо закатить глаза. Взывает к предкам с просьбой о знаменитой выдержке читать с заинтересованным лицом долбанный учебник по биологии. Впрочем, он и на самом деле выглядит совсем не слегка потрепанным, выдавая печать владельца. Брайан долго мучился вопросом, что нравится читать Роджеру, помимо каких-нибудь Melody Maker и Sports Cars, да пары случайных попавших в цель книг. А потом понял, уже почти оставив это дело. Тейлор сам был из этих книжек. Живой, как ртуть, смешливый бродяга, дышащий пылью дорог; звонкий воздушный пират, завернутый в кожу потертого плаща. Впечатлительного Мэя уже начинает подташнивать от такого обилия новых фактов про собственные внутренности, когда ему попадается фотография, оказавшаяся здесь, видимо, по тому же принципу, что и фотография той девчонки. Оборот – дата и надпись «музыка сфер». Почерк такой же ребристый, как и голос. Улыбается. - Вообще-то, гармония сфер. Не музыка. Мировая музыка. - Брать чужое нехорошо. Это гнусно, мерзко и отвратительно, - выдает себя с головой. - Кажется, быть занудой не в твоей компетенции. И…сентиментальным тоже, - можно поднять глаза, и, черт, Брайан физически ощущает взгляд безумных голубых глаз на себе так, что становится жарко. И податливо ведётся, вытянувшись струной, позволяя шершавым рукам скользить обманной прохладой по бедрам, задыхаться мучительно и сладко. Беломраморный, хмурит брови, пытаясь уже выскользнуть из сна, поймать хотя бы самого себя. «Мальчик мой», - раскаленной патокой по кромке уха, не надо, это последний не-сон. Мальчик кусает свои драгоценные холёные пальцы, потому что хриплый смех обжигает лопатки, потому что еще чуть-чуть, и он выгнется под прямым углом, потому что всё это слишком уж…слишком. Временные пристанища отдают гулким синим цветом. Брайан растирает горькую пыль на кончиках пальцев и думает, что такое дом. Дом – место, куда брошенные дети и кошки, вечные странники, не возвращаются, нет? В лицо веет пыльный весенний ветер. Обещание лета и долгой дороги, соломенные космы – они пахнут так же.