Представление

На представлении новых капитанов кесарии к званию невыносимо скучно. Гудрун окидывает взглядом просторный и знакомый до последнего камня зал. Сейчас между колонн застыли неподвижно мужчины в новеньких темно-синих мундирах. Поедают глазами кесаря, вдохновенно вещающего что-то про долг, гордость и честь, но нет-нет кто-то мазнет взглядом и по принцессе, статуей застывшей в кресле ступенькой ниже трона. Взглядом восторженным, восхищенным, а кое-кто — и едва ли не влюбленным. Но Гудрун все равно скучно. И кто только выдумал, что она обязана здесь присутствовать? Разве что поглядеть на новоназначенных капитанов, среди которых могут попасться как редкостные уроды, так и наоборот — незаурядные красавцы. На этот раз ей, можно сказать, везет — перебрав всего лишь с десяток невзрачных, скучных и ничем не примечательных, она наткнулась взглядом на светловолосую макушку, обладатель которой, видимо, почувствовав ее взгляд, поднимает голову и внимательно глядит на нее темными глазами. Да... Светлые, до льняного выгоревшие волосы и такие глаза — странное сочетание. Неужели полукровка? Но для этого у него слишком светлая кожа. Гудрун слегка шевелится в кресле — церемониальное облачение для нее слишком уж узко в талии. И кто только придумал эту моду на как можно туже зашнурованный корсет? Несмотря на прохладу, царящую в зале, ей становится душно. Она прикрывает глаза — осталось не так уж и много. А понаблюдать за происходящим можно и сквозь ресницы. Она следит за тем, как опускается на одно колено перед кесарем тот, кого она заметила. Из гулких и пустых слов слух выхватывает только имя — Отто Бюнц. Звонкое, короткое. И его обладатель явно не из дворян — разве что из семейства, обнищавшего и опустившегося настолько, что они решились отбросить частицу «фок», выдающую принадлежность к истинной аристократии. Но все же... Он хорош собой. И Гудрун продолжает искоса следить, как тот спускается обратно в зал, а вернувшись на прежнее место, бросает на нее еще один взгляд. Заинтересованный или раздраженный — не понять, да это и не важно. Тем более что Гудрун сейчас не прочь немного отвлечься от происходящей скуки, отдавшись на волю воображения. Мысль о том, хорош ли этот Бюнц в постели, затрепыхалась в голове и быстро сгинула. Сейчас Гудрун не было дела до того, насколько хорош тот на самом деле. Да и постель им совершенно ни к чему. К примеру, ее можно с успехом заменить чем-то вроде библиотеки — туда редко кто забредает вообще, а кое-где есть замечательные укромные уголки, просто наводящие на мысль об уединении не с книгой, а с кем-то еще... Да, наверное, он застанет ее врасплох. Она обернется с притворным испугом и удивлением, а Бюнц сразу подступит ближе, заставляя ее прижиматься спиной к тяжелому стеллажу, так, что пыльный запах старых томов защекочет ноздри. Он не станет размениваться на слова и объяснения — просто руки, легшие на плечи, притянувшие ближе, просто запутавшаяся шнуровка на платье, которую он дернет грубо, едва не порвав. Просто сильная, едва ли не до синяков хватка на бедрах, когда сначала он даст ей иллюзию власти, позволит самой опуститься, кусая губы и сдерживая стон от того, как медленно входящий в нее член мягко растягивает стенки влагалища. Просто резкий неожиданный рывок, когда она окажется под ним, а он сам начнет задавать темп, все более резкий и жадный, пока не вынудит ее цепляться за его спину, пока она не охнет коротко, чувствуя, как внутри нее растекается его семя... Последний новоиспеченный капитан покидает зал, а кесарь смотрит на Гудрун со смесью недоумения и беспокойства — видно, волнуется, не захворала ли любимая дочка. Что же... Можно считать, что и захворала. И у ее болезни, кажется, есть даже имя.