Безнадёжность

      Ты в последний раз затянулся и затушил сигарету. Дым медленной струйкой вырвался изо рта, не спеша закручиваясь в воздухе немыслимыми узорами. На красивом лице не отражалось ничего, кроме дикой усталости и какой-то обречённости. Глаза устремлены вдаль, сквозь пространство маленькой комнатки гостиничного номера.       Сердце болезненно сжалось от жалости. К тебе. К себе. К твоей жене. Зачем мы это делаем? Зачем продолжаем этот спектакль? Ведь оба давно уже поняли, что всё изменилось. Только каждый из нас боится признаться в этом первым. Потому что это означает конец всему. А так хочется ещё немного продлить эту сказку… Или то, что от неё осталось.       Жжение не проходит, напоминая о твоих «играх». Опять синяки. Мне больно. Раньше ты не был таким жестоким. Ты когда-нибудь делал с ней что-нибудь подобное? Я знаю ответ. Конечно, нет, ведь она такая чистая. Ты так любишь её, ты никогда не причиняешь ей боль. Всё это только для меня. Я единственная, кто знаком с твоей извращённой натурой. А ей это знать незачем, ведь она такая хрупкая девочка. В отличие от меня. Я уже привыкла. В какой-то степени это даже приятно. Знать, что хоть какие-то чувства у тебя вызываю только я.       Тяжело вздыхаю, чувствуя пульсирующую боль в груди. Боль, от которой невозможно избавиться. Она преследует меня, она душит, давит изнутри, перекрывая кислород, так, что хочется разодрать кожу и выскрести её оттуда.       Ты поворачиваешься, карие глаза впиваются в моё лицо, выискивая что-то. Что ты хочешь увидеть? Там давно уже нет ничего того, что тебе нравилось. Ты же сам сломал меня, ту наивную девчонку, которой я была. Которую так любил. А любил ли? Светлая. Лучистая. Так ты меня называл. А теперь? Ты даже лишний раз стараешься на меня не смотреть, прячешь глаза, в которых давно уже нет того тепла, что согревало меня даже в самые холодные ночи. А я уже и не скрываю своей ненависти. Бессмысленно. Ведь ты сам чувствуешь то же самое. К чему эти игры?       — Не начинай. — От твоего безразличного голоса внутри у меня что-то треснуло, едва не разрывая на части. А жаль.       Ты ведь знал, что так будет, правда?       Безнадёжность. Слово, определяющее моё существование последние несколько месяцев. Как мы допустили это? Почему не остановились вовремя? И когда наступил тот момент, после которого всё резко начало портиться? Твои улыбки стали более напряжёнными, какими-то искусственными, а потом пропали совсем. Твои руки, некогда такие горячие, перестали приносить радость, и всё чаще теперь причиняют боль, оставляя красноречивые следы. Стоны, которые теперь больше похожи на рычание. И твои губы, с которых срываются проклятия. Выплёскиваешь на меня всю свою ярость. Целый океан горечи, ненависти и злости. Ты хочешь утопить меня в нём? Поздно, милый. Я давно уже потонула в своём собственном.       Нам искренне хотелось верить, что всё это временно, что скоро всё пройдет. Но как же мы обманывались. С каждым днем становилось только хуже, и теперь дошло до абсолютного предела. Дальше — пропасть. И мы либо остановимся, либо полетим вниз. Вместе. И всё же в одиночестве.       Тихая вибрация твоего телефона, и я замираю.       — Привет, родная, — отвечаешь ты. Мягко, нежно, а на губах появляется еле заметная улыбка. Когда-то ты и со мной разговаривал так же нежно.       Жена очень долго что-то тебе говорит, а ты то хмуришь брови, то расслабляешься, а иногда подрагивающие уголки губ приподнимаются, трансформируясь в настоящую улыбку.       Когда ты улыбался мне в последний раз? Искренне. Просто потому, что рад меня видеть. Ей ты улыбаешься всегда, какое бы ни было у тебя настроение. Чем она заслуживает твои улыбки? Чем она лучше меня? Разве она любит тебя сильнее, чем я?       — Нет, я не могу приехать… Да, работы много, ещё и зам на больничном, надо его дела разгребать… Ну, конечно, солнышко. Я тоже тебя люблю.       Нажав на отбой, ты отбрасываешь телефон на постель и откидываешься на спину. Интересно, ты когда-нибудь отважишься рассказать жене, что спишь с её лучшей подругой?       Тиканье часов на стене раздражает, тишина гнетёт, а ты просто лежишь и смотришь в потолок. Почему ты не уходишь? Почему каждый раз, одевшись, ты просто не уйдешь, оставив меня наедине со своей ненавистью и любовью? И зачем возвращаешься снова и снова? Зачем даёшь надежду, что можешь остаться?       Любовь? Нет, это давно уже не любовь. Это — зависимость. Ненормальная, уродливая и извращённая. Почему я не могу просто смириться с этим? Ты никогда не будешь моим. Как бы сильно я этого ни хотела, что бы я ни делала.       Поднимаешься на ноги, разминаешь шею, накидываешь пиджак. Еще один штрих — галстук, который тебе всегда повязывает жена, и ты снова неприступен. Холодный взгляд, который пронзает насквозь, и это намного больнее, чем если бы ты заживо резал меня на кусочки.       Ты иссушил меня, вынув все внутренности, раскрошил их, перетёр в паштет, намазав толстым слоем на собственное эго, и кинул в самую бездну своей чёрной души. А потом взялся за мою душу, калечил и уродовал её, как истинный маньяк, оставив эти истерзанные куски подыхать на осколках моей гордости. Без тебя я — ничто. Пустая оболочка. Ты уйдешь — и я исчезну. Я ненавижу тебя за это. Но сильнее всего — ненавижу себя саму. За то, что позволила тебе это сделать.       Проходит всего минута, и звонок раздаётся уже на моём телефоне. Увидев имя, высветившееся на дисплее, я едва сдерживаю злобный смех.       — Алло, — изображая радость, беру трубку.       — Привет рабочему классу! — едва не визжит она, а мне хочется просунуть руки в трубку и медленно, очень медленно сжать её маленькую шейку. И смотреть, как лицо, вечно излучающее счастье и позитив, искажает страх. Как оно постепенно бледнеет, когда из неё уходит жизнь, а глаза становятся стеклянными. Мёртвыми.       — Привет.       Ты хмуришься и внимательно прислушиваешься, прекрасно понимая, с кем я разговариваю.       — Слушай, Сашка опять на работе застрял, а мне так скучно тут одной. Может быть, приедешь? Посидим, поболтаем, так давно ведь не виделись.       Я тихонько усмехаюсь, подавляя в себе желание рассказать, какая именно работа тебя задержала.       — Я очень устала. Честно. Мне бы только выспаться.       — Ну давай же! Я так по тебе соскучилась! — лопочет она, а меня едва не выворачивает наизнанку от этой радости в её голосе.       — Давай в другой раз, ладно? Я правда не могу.       Она жалобно хнычет, потом всё-таки отступает. Мы прощаемся, обещая друг другу обязательно встретиться на следующей неделе. А ты всё так же пристально смотришь на меня.       — Всё в порядке? — спрашиваешь напряжённо.       Коротко киваю, и это единственное, что я могу сейчас сделать.       — Мне пора.       Пожалуйста. Пожалуйста, отпусти меня. Просто сделай так, чтобы меня больше не было. Чтобы я больше никогда не чувствовала этого безразличия, не видела его в твоих глазах, не ощущала его холод на своей коже. Не мучай меня. Пожалуйста.       — Завтра всё в силе?       Ты уже полностью одет. Стоишь, обхватив пальцами ручку двери так, словно в ней твоё спасение от меня. Ты каждый раз задаёшь этот вопрос. Каждый. Раз. Словно я могу сказать «нет». А смогу ли когда-нибудь? Наберусь ли смелости собственноручно подписать свой смертный приговор? Ты хотел, чтобы я принадлежала тебе. Я принадлежу. Полностью. Всецело. Безраздельно в твоей власти. Доволен?       Я никогда не стану ею. Ты не посмотришь на меня так, как на неё. Ты не скажешь мне «люблю». Никогда. Осознание этого заставляет меня со стоном выдохнуть весь воздух из легких.       Удивлённый взгляд, ты поворачиваешься ко мне, ожидая ответа. Как же я хочу стать свободной от тебя. Неужели так сложно дать мне то, чего я хочу?       Вот же он — выход. Мне нужно всего лишь сказать тебе «нет». Это так просто. Всего три буквы, которые дадут мне шанс возродиться. Сердце забилось сильнее, дыхание сбилось, а мозг ухватился за спасительную мысль, повторяя её как мантру. Ну же, просто скажи это.       Я смотрю на тебя, одновременно радостно и испуганно, а с губ готов сорваться нужный ответ.       — Да.       Ты улыбаешься так, словно знаешь нечто, абсолютно не подвластное моему пониманию.       — Тогда до завтра, детка.       Дверь с тихим щелчком закрывается, и я остаюсь одна. Разбитая и раздавленная собственным отчаянием. Я проиграла. Снова.