Буря

Осколками разбитых ваз по сердцу, криками по ушным перепонкам. Каждый раз как в первый. Как в первый раз колкое «ненавижу», как в первый раз косые взгляды соседей на следующий день. И твое «ухожу» тоже больно жжет. Каждый новый раз больнее предыдущего. А после тишина. Едкая, противная. Громкая настолько, что хочется сорваться с места, чтобы заглушить её порывами ветра. Дотрагиваюсь до разбитой фоторамки, где ярким всплеском твои глаза. Блестящий, обволакивающий взгляд. Родной до пощипывания в уголках глаз. – Прости меня, – шепчу. Снова. Внутри клокочет от желания почувствовать прямо сейчас тебя рядом, но дрожащие пальцы ловят лишь пустоту. Холодно. Укутаться бы в теплое одеяло, но лень ползти до кровати, лень даже убрать осколки, впивающиеся в кожу на ногах. Был бы ты рядом, то я бы уже лежал на мятых с прошлой ночи простынях, а ты бы бережно обрабатывал раны. Но буря все испортила. Твои мягкие улыбки и кончики пальцев, касающиеся других. Невинно, небрежно, но это рвет душу. Хочется выть, когда ты даришь свои прикосновения другим. Когда ты разрешаешь другим обнимать тебя за плечи, хочется тут же сожрать тебя с потрохами. Ты мой. Каждое дыхание – моё. Каждый взмах ресниц – мой. Каждой частичкой души – весь и полностью мой. Когда дыхание спирает от желания запереть тебя в клетке – приходит буря. Она обволакивает душу порывами ветра и вырывается. Мечется и жаждет затопить всех вокруг. Но топит только меня. Я задыхаюсь, пытаюсь выплыть, чтобы снова вернуть контроль, но каждый раз не успеваю. Каждый раз, перед тем как уйти, ты обжигающе бьешь по лицу и выдыхаешь «Я не твой», чтобы снова опустить меня на самое дно самостоятельно вырытого океана. Солёного от непролитых слёз. Противно от самого себя, что я снова наступаю на одни и те же грабли, старательно подставленные собственными чувствами. Устал драть кожу на шее в кровь, пытаясь стереть, уничтожить тепло от твоих мягких губ, а потом бережно, с трепетом воссоздавать по кусочкам это тепло. Вымаливать прощение. Снова. Каждый раз как в первый. – Ханни, пожалуйста… – в горле пересохло. Сам себя наказываю за ту боль, что в твоих глазах. «Ты настолько не доверяешь мне?» «Перестань себя так вести, собственник!» «Я не принадлежу тебе!» «Люблю тебя, мой маленький дурачок»… Сорваться с места. Бежать. Бежать так, как будто от этого зависит моя жизнь. А, возможно, так и есть. Ты моя жизнь. И каждый ёбаный раз меня скручивает от осознания этого. От осознания того, что беспомощен перед тобой, перед твоим взглядом и надломленным «люблю» в захлопывающуюся входную дверь. Холодно. Плевать. Плевать на тонкую кофту в конце февраля, плевать на незапертую квартиру, лишь бы догнать тебя. И затопить иссохшее море твоим теплом. Я знаю, где ты. Я знаю, что ты ждешь меня. Ждешь, когда минует буря. И когда я снова буду выламывать дверь твоей старой квартиры. Когда я буду жрать собственные всхлипы, пока ты, по ту сторону, будешь кусать губы. И прощать. Снова. – Чонин-а, боже… – задыхаясь, ловить твое дыхание. Сцеловывать обиду и горечь с твоих губ. Ты отрываешься, пытаясь дрожащими пальцами захлопнуть дверь. К черту! Прижимаю тебя к стене, наваливаюсь сверху, но мало. Ничтожно мало. Ты слишком вкусный, чтобы довольствоваться жаром через два слоя одежды. Хочу сгореть. Не отрываясь от истерзанных губ, вести тебя до спальни. Скидывать по пути с полок и тумб вазы и фоторамки. Снова осколки. Каждый раз. И каждый раз, словно в бреду, слушать твои стоны и крики. И вместо «ненавижу» впитывать в себя «еще, Чонин-а…», чтобы громогласные раскаты грома внутри с тихим шипением уползали вглубь. Подальше. Когда-нибудь они и вовсе перестанут громыхать в душе. Когда-нибудь ты не будешь ругаться на моё «ты только мой», а будешь утвердительно кивать головой и нежно трогать смуглую скулу губами. Когда-нибудь, а пока… Блаженно выдохнуть, услышав сладкое и желанное «люблю». До начала новой бури.