Каково быть психом

По домам. – Всё. По домам! Это самый потрясающий и сладкий момент в операции. Это как «сегодня пятница», как «а теперь, дети, посмотрите, что там под елкой!», как «он расстегивается спереди, дорогой». Звучит как праздник! По домам! И все, такие воодушевленные, начинают суетиться. Красавчик звонит, Баракус собирает инструменты, с таким видом, словно «выставка крутых брюликов закончена, неудачники! Все мое!», полковник курит и щурится на дым, и, кажется, что он уже придумал лучший в мире план на выходные. И, мать вашу, в такие моменты ты любишь весь мир, все человечество, которое в нем засело и празднует, а для полного счастья и гармонии, тебе не хватает только одной небольшой MGM-52 «Ланс»… Или большой. Можно просто B-1B «Лансер». Или В-2 «Спирит». Мердок размечтался. И когда в ход пошли межконтинентальные баллистические ракеты типа Минитмен, стало как-то поживей, душевней как-то. Он даже на Красавчика посмотрел нежно и даже послал ему воздушный поцелуй: – Осторожней с гонококом! Не позволь ему прыгнуть! Нет, обычно Мердок был даже рад поехать в больницу. Пересчитать зашитые в матрац таблетки, повалять дурака с Диким Ронни и Илаем Барксдейлом. Он привык, да и кормили там по часам. Но сегодня был особенный день. – Кто повезет Мердока? – Красавчик отреагировал на комментарий фирменной ухмылочкой в стиле: «Да, я такой, завидуй потише!», – не я. Опаздываю на встречу. – Диплокок, – закивал Мердок радостно, – нетерпеливый! – Я отвезу, – сказал Ганнибал, поднимаясь, – нет проблем. – Тогда сигнальте, полковник. Я на связи! И упорхнул. – Можно Билли поедет на заднем сидении? – спросил Мердок, чувствуя, как начинает глупо улыбаться. Он даже удивился: улыбка полезла сама по себе, как раньше,– он линяет, но от этого только теплей. Шерстяное сидение – это красиво, сэр! Ганнибал кивнул. Ровно и спокойно, как будто воображаемая собака Мердока его ничуть не смущала и не смешила. Вероятно, просто устал от безумия. Однажды все устают от сумасшедших, и им нужен отпуск. «У меня сто сорок семь или сто сорок девять Реладорма и еще пятьдесят Диазепама» Отпуск! Всем срочно нужен отпуск! – Билли! Место! – он бы завел собаку. Настоящего здоровенного пса с хвостом–рогаликом и смешными ушами. Мердок ни за что не назвал бы его Билли. Дурацкое имя, если подумать. Пошлое. Он назвал бы пса Стелсом или Локхид-Мартином. Вот это было бы нормально. Красивые же имена! Кормил бы костями или этими новомодными сухарями в красивых упаковках. Хотя, Стелс или Локхид-Мартин вряд ли ел бы эту дрянь… Мердок купил бы ему красивый ошейник с шипами… – Все в порядке? – голос у Ганнибала густой, сильный, но тихий и мягкий, словно огромный дракон, боящийся разбудить ребенка. – Конечно, – Мердок почесал сначала затылок, а затем, как следует разворошил грязноватые волосы на висках. Чтобы выглядеть смешно. – Я, как Сид Баррет, здоровее здоровья! А ты в порядке, полковник? Ты придумал, как отдохнуть? Нас убивали целую неделю, надо бы сменить обстановочку, а? Он бы завел собаку и даже позвал бы прямо сейчас Ганнибала Смита в гости. И они бы сидели в креслах, пили бы что-нибудь крепкое со льдом, за окном лил бы дождь, пахло бы сигарами. И немного собакой. Эти псы изрядно воняют, надо отдать им должное. Пахло бы пылью и свежестью из приоткрытого окна. Ганнибал бы улыбался, как он умеет. Спокойно и ласково и совсем чуточку иронично. И можно было бы болтать сколько угодно, до самого утра. Это был бы лучший отпуск на свете. «У меня один дом и тот сумасшедший…» – Мердок искоса глянул на полковника и опять заулыбался. Как будто инстинкт или нервное. – Трудное было дело, – проговорил Ганнибал, поворачивая на дорогу 27, – слишком много погрешностей. – Чушь! Твой план был идеален. Мы конечно чуть не умерли, но «чуть» не считается. Никто не ранен и даже не приболел. Не спорьте, сэр! Древнеарабская поговорка гласит, кто спорит с психами, тому и глаз вон! Скорее нервное. Или привычка. Привычка улыбаться, когда все позади, и Ганнибал говорит: «Я отвезу Мердока». Когда он на прощание махнет рукой, скажет: «До связи. Держись там» и уедет к себе, где бы он ни жил, вот тогда можно будет больше не улыбаться. Даже непроизвольно. Мердок опять просиял от уха до уха. – Но мы справились! Как всегда! – Как всегда, – эхом отозвался полковник. – Что ты собираешься делать? – Развлекаться! Немного электрошока и ванны. Мне обещали ванны и какие-то новые таблетки. Зелененькие! Никогда не понятно, что он там себе думает, этот Ганнибал. Джон Смит. Вроде бы знаешь человека, видел его и в деле, и в самой тяжелой ситуации, вроде бы должен был быть познан в беде, но что-то не так было с этим Джоном Смитом. Мердоку это нравилось. Непредсказуемость. «Он тоже псих» – и от этой мысли становилось тепло и спокойно. – Ты не устал от больницы? – Устал? Ты серьезно? – Мердок дернул себя за волосы, но смеяться не стал, хотя потянуло. По привычке. – Странный вопрос. – Почему странный, мне кажется, больницы уже многовато, нет? – Моя больница – моя крепость, – сурово сказал Мердок, выпрямившись так, что ремень безопасности впился в живот, – моя прелесть, мой очаг и оплот. Ave! «Хватит по пятьдесят того и другого, главное не суетится» Он подумал вдруг, о том, что скажет Ганнибал. Потом, после. Уверенность в том, что никакой дряни полковник даже не подумает, была абсолютна и непререкаема. Наверняка страшно расстроится. И Красавчик… Здоровяк и вовсе замкнется. Ему так жалко вдруг стало БиЭя, что хоть плачь. «Лично я бы заплакал, мне можно... Я псих» А Ганнибал скажет речь. Интересно, какую… Своим красивым сильным голосом, словно крадущийся дракон ,обнаруживший, что ребенок не спит, а умер. Мердок незаметно стер слезу, выбравшуюся из правого глаза. Это будет патетично, но без пошлости. И душераздирающе. Ганнибал умеет говорить так, что становится дурно от переполняющих эмоций. – Мне кажется, ты что-то не договариваешь, Мердок,– пришлось вернуться с самых величественных похорон, какие вообще проводились в мире. – У меня есть предложение... Полковник помедлил с минуту и развернул машину. – Мы поедем ко мне. Возражения не принимаются. Мердок отвернулся и изобразил, что кашляет. Слезы брызнули из обоих глаз, как по команде. 2. Жилец Такое необычное место! Мердок чуть не упал от радости, удивления и, споткнувшись о кучу хлама перед калиткой. – Осторожней, иди за мной, след в след,– скомандовал Ганнибал сухо и тихо. – Я себе часто пытался представить, как вы все живете,– с придыханием зашептал Мердок, восторженно оглядываясь и пытаясь пронзить взглядом темноту перед собой. – Красавчик в какой-нибудь ужасно огромной квартире... – С джакузи, – добавил полковник, занятый какими-то странными манипуляциями с ржавым почтовым ящиком. – Точно! Как ты угадал?! Джакузи с пузырьками! И везде странные стулья. Как в том каталоге, которым обклеена дверца у нашего охранника. Красненькие, синенькие. В форме гроба... а БиЭй живет в багажнике машины, но твой дом... Это вообще сказка! Похоже на заброшенный сарай! Нет,это глупо! На поместье старьевщика! На дворец властелина помойки! На... – Все в порядке, – Ганнибал чем-то щелкнул и у двери дома зажегся одинокий фонарь, – заходи. Скрипнула калитка, и очарованный Мердок хлопнул в ладоши. – Это же Тупик Мэри Кинг! Но внутри все было скучно и обычно. Пугающая развалюха, оказалась вполне жилой, даже уютной, если можно назвать уютом спартанскую обстановку, хирургическую чистоту и множество самой разной техники. «Он особенный. Абсолютный псих» – влюблено осматривая дом, подумал Мердок. И опять ему стало тепло и спокойно. – Я не принимаю гостей, – сообщил полковник, – но ты не совсем гость. Назовем это "жилец". – В смысле «пациент будет жить?» – просиял Мердок, нежно погладив ладонью небольшой, современный пульт управления. – Даже со звуком! А можно с его помощью здесь все взорвать? – Нет, извини. – А за оградой? – Тоже нет, но для этого есть другое устройство. – Ганнибал! Это все... так неожиданно! Я в гостях! Потрясающе! У меня нет с собой костюма для ужина, это ничего? – Сосиски с фасолью будешь? – Что я, дурак что ли, отказываться? – Мердок приоткрыл дверь, ведущую в соседнюю комнату и обернулся. – А там у тебя пыточная? – Нет. – Бассейн с пираньями? – Нет. Там спальня. – Господи, ужас какой! А почему ты вдруг позвал меня? – Садись, поедим, – полковник поставил на стол две тарелки и разделил наскоро разогретую еду. – Завтра купим что-нибудь приличнее. У меня давно не было гостей и мне показалось, что ты не откажешься. – Кто ж откажется?! – возмутился Мердок, подвинув тарелку и восхищенно принюхиваясь. – Когда командир приказывает? Я что, самоубийца? Мир внезапно стал другого оттенка. Не то, чтобы два часа назад он был черный или серый, просто из намокшего старого журнала измазанного дерьмом и пеплом, так, что не разобрать ни лиц, ни смысла, он превратился в интересную многосерийную комедию. Остросюжетную. И даже с намеком на смысл. Отчаяние никуда не делось, оно просто вынуждено было отступить под натиском непредсказуемости полковника Смита. Мердок смотрел на Ганнибала и не знал что сказать. А надо было что-то такое выдать. Ясное, простое и правильное. Чтобы он понял. Или не надо? Мердок запутался в собственных эмоциях и просто наблюдал за тем как быстро, но аккуратно ест полковник. Такой большой человек и так изящно употребляет пищу... Мердок подумал, что это один из самых интимных моментов, какие были у него в жизни. Такой сумасшедший, мощный и хрупкий момент, который легко одним неверным движением раскрошить в пыль. Одним неверным словом... Но Мердок должен был что-то сказать! Очень важное. Это толкало его изнутри, жгло сердце, заставляло горло сжиматься. Какие-то слова, которые необходимо произнести. – Ты не хочешь завести кота? – спросил он и закашлялся от переизбытка эмоций. Госпиталь был идеальным местом. Самым подходящим домом для Мердока. Взять хотя бы размеренность существования. Перемены касались только персонала. Скажем, в понедельник приходили Душка Сэм и Маньяк Паркинсон, неприятный парень, который очень забавно злился и бегал с шокером и криками «Убью суку!». А уже во вторник заступали Анджело Макаронник и Глиста Фрай, и можно было поиграть во взрывающуюся овсянку. А больше ничего не менялось. Восхитительная титановая стабильность! Мердок всегда мог рассчитывать на простые и понятные события. То, что доктор пописал! И все, почти все можно! А то, что нельзя начиналось после того, как полковник или Красавчик вытаскивали его тепленьким из постели, или появлялись на пороге палаты среди бела дня в белых халатах и говорили : «Пора, Мердок! Леди в опасности! Летим к черту на рога!» Мир был понятен, размерен и совсем не скучен. Пока все не пошло прахом. «Я болен. Теперь по-настоящему» – он все еще валял дурака по инерции, но внутри, там, где обычно сияло и горело его прекрасное безумие, вдохновенный психоз, веселая ярмарочная шизофрения, стало пусто, темно и мертво. Мердок попробовал есть таблетки, которые скармливала ему каждое утро миссис Зубастая Подушка Скотт-Рейли. Он чувствовал себя вялым и тупым целых два дня. Тяжело шаркая по коридору, он с трудом тащил безвольное тело в туалет и обратно, после чего наступала тошнотворная прострация. Зато как радовались санитары! Это был не праздник даже – чистое ликование! Но, как только Мердок понял, что таблетки сжирают его суть, не заполняя пустоту, он снова начал прятать их в матрац. Пустота росла. Мердок лишь наблюдал за ней со спокойствием обреченного. «Ничто не может измениться. Мир – это роскошное постоянство. Мир – это черная труба, запаянная с обоих концов» – и однажды он понял, что сам стал пустой. – Почему ты позвал меня в гости, Ганнибал? – Мердок принюхивался к сигарному дыму и улыбался. Вонючая дрянь, но пахнет как счастье. Точно так оно и пахнет! Как вечные сигары полковника! Удивительно, что осознание пришло только сейчас. – Кроме того, что я ужасно милый, ты меня любишь и тебе страшно хотелось, чтобы я наконец оценил твое жилье, а моя собака сгрызла твои диванные подушки. Билли! Нельзя! Гадкий пес! Как ты думаешь, мне его наказать? – Не стоит. Здесь нет ни дивана, ни подушек, так что пусть резвится, – Ганнибал сощурил хитрые серые глаза и улыбнулся, – может сожрать так же антикварное бюро, туалетный столик и джакузи. – У тебя есть джакузи?! – Конечно, но оно в форме душевой, ничего? – Замечательно! Никогда не видел джакузи в форме душевой... Ты оригинал! – возликовал Мердок, вскочив и снова сев. – Даже у Касавчика в его огромной квартире нет ничего подобного... Неудачник! – и без перехода: – Так почему ты привез меня сюда, а не в госпиталь? – Мне показалось, что ты не хочешь возвращаться, – серьезно сказал Ганнибал и отложил сигар. – Я наблюдаю за тобой еще с августа, мне кажется с тобой что-то не так. – Я псих, – энергично закивал Мердок, – со мной вообще все не так! А как «так», Ганнибал? – Я думаю «так» – это когда ты – Мердок, которого я знаю, Мердок, который непредсказуем и парадоксален, Мердок, которому смешно. – Это тебе смешно,– поправил Мердок тихо, – и Красавчику, а вот Баракус бесится. – Ясный Мердок, – закончил Ганнибал, и посмотрел собеседнику в глаза. Прямо, цепко и серьезно. – Теперь все иначе, верно? -Да, – перестав улыбаться, Мердок заворожено уставился на полковника и начал едва заметно покачиваться на стуле. Нет, без клоунады было бы совсем плохо. – Теперь иначе. Я устал. – От чего? – красивый, густой баритон Ганнибала теперь был как великолепное пушистое облако из стали. Если сталь переплавить, к примеру, в тонюсенькие нитки... С виду мягкое облако, а на деле жесть – жестью. Мердока еще раз, уже в сотый, наверное, захлестнуло невероятное ощущение покоя и тепла. – От всего, – прошептал он восхищенно. – Я устал от себя. У меня есть сто пятьдесят таблеток Реладорма и пятьдесят три Диазепама, даже не надкусанные, я их спрятал под матрацем и точно знаю, что они скучают. По тебе кто-нибудь скучает, Ганнибал? – Не думаю, – полковник выглядел все так же спокойно, но привычная добрая ирония из взгляда выветрилась начисто. – Я скучаю, – сознался Мердок. – Я по тебе скучаю каждый раз. В госпитале очень хорошо, но когда есть ты, мир как будто реальней. Крепче. И не похож на непропеченый хлеб, – он вдруг хлопнул себя по ушам и мотнул головой, прервав затянувшуюся игру в гляделки. – А мои таблеточки скучают по мне. Как думаешь, разве можно это не ценить? Их мир без меня черная труба, запаянная с обоих концов! Мне нужно ехать! Он вскочил и суетливо огляделся. – Нет, – сказал Ганнибал и тоже поднялся, – никто никуда не едет. – Ты не понимаешь, – умоляюще взвыл Мердок, хватаясь за волосы и пытаясь выдрать их сразу все, – они тоскуют там! Они скучают по мне! Я не могу остаться! Я не могу прохлаждаться в твоем прекрасном доме без дивана и с таким количеством устройств слежения, что любой параноик помрет от зависти! Я не могу даже позволить себе счастье сидеть рядом с тобой, есть эти изысканные сосиски с бобами и смотреть на тебя, такого непривычного, такого удивительного и живого, хотя это лучшее, что произошло со мной за последнюю тысячу лет! Не могу! Ведь они там несчастные, во тьме и холоде, без выхода и надежды! Мои таблеточки! Скучают по мне! – Ну и что? – Ганнибал обошел стол, и, положив руки на плечи Мердока, слегка наклонился, чтоб их глаза оказались на одном уровне. – Я тоже по тебе скучаю, ты что, оставишь меня одного в этот прекрасный вечер, чтобы развеселить свои таблетки? – его голос набрал силу: из полушепота превратившись в очень убедительный гром. – Сто пятьдесят и еще пятьдесят три таблетки скучают?! Да их там чертов легион! А я здесь один, Мердок. Ты не подумал об этом? Верно? Ты не подумал том, что я тоже могу по тебе скучать? Мердок больно ткнулся носом ему в плечо и зарыдал. Это был очень неожиданный выпад. Даже если у Ганнибала был план, случилась чистая импровизация. А может и правда? Может... Как это ужасно, когда ты рыдаешь в голос, заливая своими проклятыми естественными жидкостями красивую темно-серую рубашку другого человека! «А стиральная машина тут есть? Если что я руками постираю! Хорошая рубашка, хлопок и лен! И пахнет просто замечательно! Как ужасно я себя веду!» – Я постираю, – прохрюкал Мердок виновато, – прости меня, я дурак! Испортил такую хорошую вещь! И вдруг осознал, что Ганнибал его обнял и гладит по голове, а значит, извинений не слышал... Когда происходят самые странные и удивительные события, не стоит суетиться, не стоит кричать всему миру : «Смотрите скорей, со мной случилось чудо!», не стоит немедленно оценивать волшебство, никогда. Все люди делают эту ошибку. Все здоровые, крепкие разумом люди бегают и кричат: «Со мной случилось чудо!» или молчат и думают об этом. Но нужно просто замереть, не шуметь, не думать, не радоваться. Просто замереть и пусть чудо происходит. «Как же хорошо быть психом!» – Мердок замер и позволил чуду быть. Нос забился и пришлось дышать ртом, так что несчастную рубашку Ганнибала он нечаянно слегка пожевал. «Все равно стирать!» – подумал он и от души смял пальцами приятную ткань на спине полковника. 3. Как хорошо быть психом – Мужчина должен быть сильным, – Мердок натянул плед на нос. Так его стыд был менее заметен. Стыд был не слишком силен, откровенно говоря. Это чувство ощущалось как необычная, терпкая приправа к роскошному блюду. Она выбивает из колеи вкусовые рецепторы, но если убрать – станет слишком приторно или вообще как подсоленная бумага. В общем, хороший такой, даже приятный стыд. – Кому должен? – спросил Ганнибал, сидевший на постели рядом. В приглушенном свете простой, старомодной лампы, он выглядел старше, но это был возраст мага, а не человека. Мердоку нравились тени, изменившие лицо полковника. – Миру, всем, – уверенно ответил он, и натянул плед еще выше, – мужчина не может плакать, Ганнибал, ты же знаешь. – Не знаю. Кто это сказал? – Это сказали все. Не говори никому, хорошо? Убереги мою замаранную честь от... – Мердок не смог подобрать достаточно красивого слова и задумался на полсекунды,– хм... как там... от поругания! – Кто все? – полковник надел очки и взял книгу,– пока ты не перечислишь этих всех, я не хочу слушать про долги мужчины. Почитать тебе? Это очень расслабляет. – Ты плакал когда–нибудь? – Естественно. – Господи... – Мердок с ужасом отшатнулся и накрылся пледом с головой, оставив один глаз, чтобы не пропустить кошмарное признание. – Как ты мог? Почему ты плакал?! – Не помню точно, то ли описался, то ли есть хотел, – пожал плечами Ганнибал и раскрыл книгу,– ну и по разным другим поводам. Я вообще, по этой твоей теории, не совсем мужчина. – Нет, это чушь! – Мердок подскочил, скинул плед и замотал головой. – Безумная идея! Кто такое сказал?! Он больной? Его надо лечить. Пинками! – Это твои «все» сказали, – чуть поморщился Ганнибал, – не дергайся. Ложись и слушай. Мердок слушал. И понимал, что читай Ганнибал не «Бегство от свободы», а, к примеру, инструкцию к пылесосу, это было бы одинаковое наслаждение. Звучание побеждало смысл, хотя Фромм Мердоку нравился, но сейчас это было не важно. Он подумал, что даже если все кончится... Потому что все кончается, даже если ты прячешься от этого факта под одеяло, боишься его и ненавидишь... Если все кончится завтра, пустота все равно больше не захватит все его внутренности целиком. И с одной стороны эта черная запаянная труба, все–таки с дефектом... Из щели сочится слабенький свет старомодной лампы, и там что-то есть. Живое и теплое. А потом Ганнибал отложил книгу, прислонился спиной к стене и закинул ноги на кровать. Щелкнул выключатель, и стало непроницаемо темно. Мердок не спал, но затаился и улыбался под пледом, как умалишенный. «Хорошо быть психом» – подумал он и придвинулся к полковнику, положив голову ему на живот, – «все твои действия совершенно нормальны, для окружающих.» Он страшно развеселился. Это было сокрушительное ощущение. Одновременно детское, невинное и взрослое, волнующее. «Хорошо быть психом!» Ганнибал спокойно поправил сбившийся плед и очевидно собрался спать сидя. Как ни в чем не бывало. – Джон, – радость достигла апогея, и Мердок рисковал взорваться к чертовой матери, так что пришлось отменить конспирацию и подать голос, – спасибо тебе, Джон! Где-то сверху, в темноте, полковник усмехнулся. Короткий, тихий звук, но эмоций в нем было, на целую громкую фразу. – Не спишь, Мердок... Мердок растерялся. Он совсем не знал, что еще сказать. Но внутри бесновалось, искрило и рвалось наружу непреодолимое желание произнести что-то красивое и сильное. Слова, которые сразу и все сделают ясным и гармоничным. Ведь Ганнибал должен был знать, что происходит, полностью и до конца ощутить чудо, которое сам же и сотворил. Мердок безумно хотел озвучить свое счастье: «я скучаю по тебе», сказанное голосом, похожим на дракона, качающего колыбель, разлом в черной стали, за которым свет, большую, осторожную ладонь на затылке, пальцы чуть путающиеся в волосах, чарующее тихое мурлыкание, которое улавливало ухо, прижатое к животу Ганнибала, домашнюю, ручную темноту... Все это и еще миллион оттенков чуда. – Меня зовут Гектор, – сказал он сипло и придвинулся еще ближе, – Гектор Майлз Мердок.