Здравствуй, мама. Плохие новости. Герой погибнет в начале повести.
Мысли остаются лишь где-то на периферии сознания, виски разрываются от уже сбившегося пульса, движения хаотичны. Аня чувствует, как девочка дрожит, видит, как она стремительно облизывает пересохшие губы, поэтому, не задумываясь, наклоняется и грубо целует. Ассоль (так проще и яснее, Немчинова ненавидит запоминать имена) вздрагивает, широко распахнутыми глазами мгновение смотрит на Анну, по комнате разносится громкий протяжный стон, а сразу за ним (словно выгадывал) – телефонный звонок. Женщина осторожно скатывается на пол, прижимается спиной к дивану и резко выдыхает, прежде чем ответить. На экране высвечивается короткое имя из четырёх букв, сбросить невозможно. - Слушаю. - Аня, привет, ты где? – голос, как и всегда, немного напряжён. - Я сейчас занята. Ассоль садится на диване, обхватывает колени и тянется к Немчиновой. Тонкие пальчики перебирают недлинные волосы, ласково касаясь головы, массируя, Анна готова заурчать от удовольствия, но сдерживается. - Тогда я быстро, - можно поспорить, что Габрилович сейчас кивнула, словно командуя «поскорее!» самой себе. – Дома нет ничего съедобного. Если ты голодная, придётся зайти в магазин. Что купить – написать или запомнишь? - Запомню. Аня перехватывает руку Ассоль и аккуратно тянет к себе, скользит губами по нежной коже, с едва уловимой усмешкой проводит кончиком языка по внутренней стороне ладони. - Отлично. Купи куриное филе, посмотри рис, такой, чтобы просто пакетик в воду кинуть и всё. Нет настроения готовить. - Давай я замороженную пиццу куплю? Или эти… - Анюта прикрыла глаза, силясь вспомнить название. - Если хочешь, конечно. Так будет легче. И ещё, Ань, купи, пожалуйста, чай, только… - Аня! В их диалог вплетается чересчур громкий требовательный полустон девушки, и Немчинова морщится, на том конце провода тишина, а спустя мгновение – звон, Аня уверена, что это из её любимого сервиза. Что ж, всё правильно. - Люда… - осторожно произносит она, поворачиваясь и прижимая ладонь ко рту Ассоль. - Ты занята, - легко соглашается Габрилович. – Я скину тебе сообщением, что купить. В короткие гудки Аня не вслушивается, убирает телефон в в сумку и возвращается к девушке, склоняется, медленно целует, последний раз касается пальцами вздымающейся груди. - Прости. Мне пора. - Останься… Все они одинаковые. Всё просят не уходить, надеются на следующую встречу. Анна качает головой и едва заметно улыбается. Уходит на кухню и возвращается с двумя бокалами, протягивает один Ассоль, сама замирает около двери, делает короткий глоток, улыбается. Девушка охотно отпивает, отставляет бокал. Собраться – дело десяти минут, ласково погладить Ассоль по щеке, найти в сумке ключи от машины, проверить, взяла ли телефон (со списком продуктов, присланным Габрилович), уйти, не попрощавшись. Так привычно.***
Людмила возится на кухне, впрочем, скорее всего, только делает вид. Немчинова осторожно ставит пакет с продуктами на стол, подходит и обнимает женщину за талию. - Мы договаривались, - Габрилович замирает и упирается ладонями в газовую плиту. – Аня, я не понимаю… - Прости, прости меня, ты же знаешь… Анна шепчет, касается губами уха Люды, целует, зарывается носом в пахнущие травяным шампунем волосы. Сейчас она чувствует, как устала, глаза сами собой закрываются. - Когда-нибудь ты перепутаешь бокалы, Аня. Это единственное, чего я боюсь. - Не перепутаю, - Немчинова смеётся, но почти сразу умолкает. – Я думала… Думала, что приду в пустой дом, - тихо неохотно признаётся она. – Удивляюсь, почему ты до сих пор здесь. Другие давно пошли бы в полицию. Или просто порвали бы со мной все отношения. - Другие. Этого хватает, Аня благодарно выдыхает. Габрилович оборачивается. Она и сама не знает, почему всё ещё ничего не пытается изменить. - Как её звали? – Люда смотрит куда-то в сторону. - Не помню. Завтра узнаю, - чересчур легко отзывается Анна.***
- Что ты наделала?! Ни приветствия, ни чего-то другого, на том конце провода – истеричный вопль. Аня недовольно морщится и откидывается в кресле. Работать сегодня не хочется, а звонок Габрилович как нельзя кстати. - Что я наделала? – в тон поддерживает разговор Аня. - Сводки видела? - Сама как думаешь? – Немчинова поднимается из-за стола, роется в бумагах, находит нужную и отходит к окну. - Имя. Имя! Неужели ты ничего не поняла? – в голосе Люды всё та же так несвойственная ей истерика. Аня в который раз смотрит на одну из записей и медленно выдыхает, только сейчас понимая, что произошло и почему Габрилович звонит ей вот так. - Почему? Почему именно она? Я никогда не давала тебе повода. Это из-за меня? Не молчи! Ты ведь наверняка всё знала, не могла не знать, кого тащишь в постель! Немчинова сбрасывает звонок и прижимается лбом к холодному стеклу. Телефон вновь пищит, Аня недовольно смотрит на экран. Сообщений от Шаламова она не ждала, тем более таких. Сердце начинает стучать всё быстрее. «Уезжай из города. Завтра дела с убитыми девушками передадут нам» Вчерашнюю Ассоль звали Анитой.***
Люду Немчинова находит в спальне, она сидит в постели и пьёт коньяк – греет его в ладонях, делает маленький глоток и раскачивается из стороны в сторону. Анна молча достаёт вторую рюмку и опускается рядом. - Прости. За такое не извиняются. Но с чего-то начать надо. Габрилович нервно смеётся, разливая коньяк. - Шаламов сказал, чтобы я тебя увозила. Желательно туда, где никто не найдёт. Советовал обратиться к психиатру. Аня, он прав. Немчинова передёргивает плечами и ничего не отвечает. Ей кажется, что бежать нечестно, даже по отношению к самой себе. Люда уверена в обратном. Она ни слова не говорит об Аните, словно и не случилось ничего. От этого тошно, противно, Ане хочется вскочить, встряхнуть женщину, заорать. Почему она не уходит? Почему готова податься в бега? Почему терпит? Ни в какие чувства Анюта не верит, слишком много в последнее время играла против них. А Людмила всё говорит и говорит, как будет хорошо, если они покинут Питер (само по себе абсурдно), как они справятся, будут вместе. Её обрывает громкий стук в гостиной – что-то рухнуло. Она подскакивает и уходит туда, проверять. А Ане только это и надо. Она достаёт из кармана джинс крошечный пакетик, в нём пара маленьких таблеток. Женщина кидает одну в рюмку с коньяком, остальные прячет обратно. Когда возвращается Габрилович, они молчат, пьют. Анна понятия не имеет, сколько времени должно пройти, раньше всё рассчитывалось на шампанское или вино. - Прости меня, - шепчет она и утыкается лбом в плечо Люды. – Мне жаль, что всё так происходит. Не надо никуда ехать, не надо заказывать билеты. От себя убежать невозможно, ты это знаешь. Я не боюсь, честное слово. Пусть всё идёт так, как идёт, - дышит часто, сглатывает. – Послушай, ты… Лучшее. Просто я ничего сказать не могу тебе, чтобы ты поняла. Габрилович молчит, обнимает женщину, сейчас не важно, что будет завтра. У них ещё есть почти сутки, пока спецотдел соберёт всю доказательную базу. - Люда… - шепчет Анна, а потом неожиданно тело становится тяжелым. - Аня? – Людмила ещё не понимает, не верит, встряхивает Немчинову, но та безвольной куклой обмякает в её руках. – Аня! – потрясённо выдыхает женщина. – Нет… Нет, Аня! Дура! Позвонить, вызвать скорую, всё это время пытаясь привести ту в чувства. Какая разница, что будет завтра? Если сейчас, прямо сейчас, в эту секунду, Анна умирает, испугавшись завтрашнего дня, решив, что так будет правильнее и лучше. Завтра ничего не изменится. Для Габрилович.