В каждой вселенной: знакомство

Дин пытается сдержать рваный выдох и кусает нижнюю губу – сильно, так, чтобы полностью прочувствовать боль. Это чуть отрезвляет, но сердце все равно лихо колотится в груди, колотится с такой скоростью и мощью, что сейчас просто проломит грудь и, вырвавшись, поскачет по полу, чтобы забиться в какой-нибудь угол. И Дин ни за что его потом не найдет. А вот Кас себя не сдерживает – даже не пытается. Оседлал стул со специальной мягкой спинкой, сложил руки на ней и спрятал лицо в скрещенных предплечьях и теперь коротко постанывает каждый раз, как Дин стирает краску, выбивая контур чернилами. Стоны – едва слышные, на выдохе, и Кас постоянно напрягается, словно каменеет, когда Дин убирает иглу, а потом вздрагивает, когда он возвращает ее на место. Машинка работает исправно, моторчик лупит с такой скоростью и четкостью, что линия получается точная, резкая. Дин отвлекается, чтобы смазать вазелином участок кожи, над которым работает, и Кас переводит дух. В принципе, на этом этапе работы – Дин окидывает взглядом выбитый рисунок – Касу должно уже стать все равно, что там происходит с его спиной. Человек привыкает ко всему, к боли в том числе, и то, что поначалу кажется невыносимым, со временем становится вполне себе терпимым. Но Кас будто сам не хочет привыкать к ощущениям, и фиксируется на них, и дергается, и сжимается весь, когда двадцать тончайших иголок, объединенных в одну, проникают под кожу, оставляя после себя краску. – Да что ж ты, – вырывается у Дина, когда Каса буквально швыряет в сторону. Вскинув голову, тот сидит весь раскрасневшийся, в испарине, взъерошенный, и если бы Дин не знал, чем они тут вместе занимаются, то мог бы заподозрить иное – более интимное и горячее. Но – нет, конечно, нет. Это всего лишь татуировка, пусть и такая большая, такая болезненная. – У тебя настолько низкий болевой порог? – деловым тоном спрашивает Дин, а Кас вдруг теряется, опускает глаза и сглатывает, будто не знает, может ли произнести то, что вертится на языке. Дин видит: что-то есть там, в этой голове, и оно просится наружу, но Кас не может сказать правду. Быть может, они недостаточно близки для таких разговоров, и потому Дин затыкается, снова настраиваясь на работу. Кас переводит дух и пытается расслабиться, когда Дин нависает над ним, прижимаясь бедрами к пояснице, и на этот раз вздрагивает не так сильно. – Нет, – откашлявшись, вдруг хрипло говорит Кас. Голос звучит глухо – он снова вжался лицом в руки и, скорее всего, зажмурился, пытаясь себя отвлечь хотя бы разговором. Впрочем, Дин мог бы и не спрашивать – и так понятно, что да, низкий болевой порог, раз не выходит привыкнуть к этим ощущениям. – Или да. Не знаю. Я никогда раньше не делал татуировок. – Это затягивает, – хмыкает Дин и едва удерживается от того, чтобы в подтверждение своих слов не сунуть Касу под нос собственные руки с выбитыми узорами и сюжетными рисунками. Старался Бенни, старинный приятель, но графику составлял сам Дин, не сумев доверить это дело никому другому. – У меня одиннадцать штук, знаешь ли, и я не собираюсь останавливаться. – А зачем? – спрашивает Кас. Ему правда интересно – он даже голову чуть повернул, чтобы расслышать ответ. Дин снова хмыкает, а потом кривит губы в усмешке и отвечает вопросом на вопрос: – А зачем ты пришел сюда? – Я... Я... – тянет Кас, подыскивая слова или придумывая какую-нибудь занятную историю. – Мне кажется, что мне их не хватает. – Чернил на спине? – Крыльев. Дин молчит, не зная, что на такое можно ответить, но работать не прекращает. Рисунок доходит уже до середины спины, а потом пойдет ниже, и после – на руки, до самих запястий. Дина и напрягает, и восхищает такой выбор: подобное набивать ему еще не приходилось. Небольшие картинки бьются в один присест, опыт позволяет. От и до – от контура до цветовой раскладки с тенями и объемом, конечно, если клиент не против. Некоторые не соглашаются, а с другими порой и Дин не хочет работать дольше и намеренно разбивает этапы работы на несколько дней. Кожа тоже у всех разная: может позволить за раз целую татуировку, а может не позволить. Но тут, с Касом, выхода нет – такой большой узор нельзя сделать за один сеанс, придется растягивать, и повезет, если не на неделю. В принципе, нельзя сказать, что тут очень много работы – крылья пустые, без тона, лишь местами на некоторых перьях есть немного тени, но все равно работа мелкая и тяжелая. У самого-то Дина руки все в рисунках – Импала, герои комиксов, оккультные символы, с которых все и началось когда-то. На груди есть пентаграмма в языках пламени, перебить которую у него пока что рука не поднимается. – Мне кажется, что они когда-то у меня были, – вдруг тихо раздается в кабинете, и Дин снова оказывается с машинкой в руках и спиной Каса перед собой. – Я даже помню, какие они тяжелые. – О, – вырывается у Дина. Рука дергается, и он случайно проводит лишнюю линию, но, слава Богу, ее потом можно будет включить в общий рисунок. Но все равно досадная и неприемлемая оплошность. – И давно?.. Ну, ты крылья ищешь? – Всю жизнь, – серьезно отвечает Кас, и Дин теряет всю веселость. – Я странный, я знаю – мне говорили. – Да почему, – начинает было Дин, но Кас смеется – и это скорее печальный смех, чем какой-либо иной – и мотает головой: – Да брось. Пришел человек, говорит тебе, что у него были крылья – и ты, конечно, будешь уверять его, что все с ним нормально? Да никогда. – Эй, – вскидывается Дин, возмущенный непонятно чем: то ли что Кас попытался влезть в его голову, то ли что высказал за него не его мнение. – Я бы, знаешь, хотел сам за себя говорить. – Извини, – отворачивается Кас. – Я вообще не должен был об этом... – Нет, – торопливо перебивает его Дин. – Все нормально. Правда. Должен был, Кас. Серьезно. Он убирает руку, медленно и вдумчиво стирая салфеткой лишнюю краску, а потом пару секунд гипнотизирует вырисовывающиеся контурные крылья. Линии складываются в непонятые фигуры, напоминающие ему что-то, и он очень не хочет думать, на что же именно они похожи. Машинка жужжит и греется в руках, но не так чтобы сильно, и Дин покрепче сжимает ее в пальцах, скрипя медицинскими перчатками, перемазанными в чернилах и немного – в крови. С Касом должно быть все в порядке, он наверняка никакой не странный и не сумасшедший. Потому что в таком случае к сумасшедшим Дину следует отнести и себя, потому что... – Мне часто кажется, что у меня в руках не машинка, а нож, – тихо говорит он, возвращаясь к работе. Жужжание почти заглушает его голос, и можно надеяться, что Кас ничего не расслышит, а значит, секреты Дина останутся при нем. – Или пистолет – с тонким длинным стволом. А еще – что я убиваю людей. Нелюдей. Призраков. Демонов. И еще – постоянно никого не могу спасти. – Дин... – Но самое прилипчивое это запах бензина. Он меня просто преследует временами, как будто я постоянно в салоне тачки, хотя я могу неделями не садиться за руль. Так что, – усмехается Дин, – с тобой все в порядке, потому что к безумцам я себя причислять не согласен. Кас ничего не отвечает, и Дин тоже молчит, а потом неожиданно для себя мягко и тепло произносит: – А еще я помню тебя.