30 Zone

Дженсен сглатывает вязкую слюну, снова приоткрывает рот, жадными глотками вталкивая в легкие воздух. Железо капота давит на грудь, холодом терзает голую кожу. Его ведет, по-полной. Наполовину застегнутая рабочая рубашка стягивает плечи, ограничивает любые попытки прогнуться, подставиться; обездвиженный грубой тканью как наждаком натирающей тело. Дженсену кажется, он балансирует на пальцах ног, только и удерживается благодаря члену, который мучительно медленно раскрывает его, с каждым толчком все больше и глубже, ввинчиваясь до упора. Скованные наручниками запястья пульсируют кровью. Прижатый весом Джареда, долбящегося в задницу, Дженсен чувствует себя сукой на вязке. Он откровенно наслаждается. Джаред тяжело дышит в затылок, что-то говорит, но Дженсен его не слышит за собственными гортанными стонами, отчаянно рвущимися из горла – бешеная пульсация концентрируется где-то в глотке, выбрасывая их наружу. Дико хочется избавиться от лишней одежды, втереться влажной кожей, вылизать по миллиметру каждый дюйм этого тела, но Джаред просто спускает форменные брюки, сдергивает с плеч Дженсена серую робу; расстегнув только до половины, стаскивает вниз на щиколотки штаны с бельем. Дженсен давится слюной, успевая краем глаза увидеть его член. Резко и грубо прижатый к холодному железу он, как может, пытается вывернуть шею, рассмотреть. Нахуй! Ошпаривает, как кипятком. Не просто смотреть — сжать, облизать, втянуть в рот… Его крупно трясет. Джаред не церемонится, и он нихрена не нежный, недавние мечты осыпаются прахом. Не на такого Джареда Дженсен надрачивает в душе каждое утро. Он помнит, как месяц ломит неудовлетворением, обжигает внутри злостью. С того самого утра. Патрульный Джаред Падалеки ровно месяц каждое утро в девять покупает кофе напротив автомастерской. Автомеханик Дженсен Эклз каждое утро ровно в девять под уже палящим солнцем стоит на пороге бокса, стирая пот со лба, размазывая мазут и, едва сдерживаясь, чтобы не схватиться за сводящие тягучим желанием яйца. Он видит каждую ночь в полусне-полубреду, как сливаются тела, как горячо и жадно скользят по телу языки и руки. Сейчас все не так. Но он ни разу не жалуется, ни про себя, ни вслух. Это охуенно. Долбаная фантазия воплощается в реальность — неожиданно, навыворот. Его нагибают прямо на капот служебного ниссана, не задавая вопросов. К чему вопросы — на лице как вычерченное красным маркером сияет – «трахни меня». Везение — этой ночью дорога пуста, хотя, Дженсен абсолютно уверен — чье-либо появление не сможет их остановить. Но реальность подстраивается под них с того самого момента, как Джаред, остановив его и зачитав права, дергает за волосы, с животным блеском в глазах мажет языком под губой и ниже, задевая зубами кадык. Он, как будто, только этого и ждал. Дженсен горит от невозможности какого-либо ожидания. Разбитый задний габарит и зашкаливающая стрелка на спидометре. Визг тормозов. Налички нет, бланк штрафа летит на пустую, темную гладь дороги. Можно просто договориться. Дженсена выгибает, бьет дрожью — насадиться сильнее, принять так, как нужно. Как хочется. Чтобы глубже, сильнее, чтобы яйца бились о задницу с каждым толчком. Джаред продолжает долбиться, полностью отдается ощущениям члена в узкой дырке, не обращает никакого внимания на стоны Дженсена, на то, как тот царапает коротко остриженными ногтями по руке Джареда в попытке ухватиться за что-то непослушными пальцами. Растягивает до предела, безжалостно вламывается. Размашистыми толчками утверждается в новообретенном, щедро подаренном праве трахать так, как захочется. Резко выходит — не до конца, держит на одной головке, заставляет беспомощно скулить. Дженсен подставляется под каждое движение, ощущает всплеск кайфа бегущего по венам, смешанного с саднящей болью, чувствует, что в правильном месте. В правильной роли. Джаред убирает руку со скованных запястий, неловким движением обнимает поперек груди. Тянет на себя. Дженсен оседает, теряет опору, не чувствует костей в теле. Джаред ведет рукой, задевает соски, вверх, на горло, тут же сжимает. Хватка — уверенная, мощная, Дженсен глотает хрипы, в уголках глаз щипает влагой. Джаред огромен. Везде. Кажется, он нанизан на член распирающий изнутри и, лишь он и ладонь, сдавливающая горло, держат, кажется, отрывают от асфальта. Его вздергивают вверх, снова подчиняют. Выносит, скручивает, острым спазмом наслаждения и иллюзорным ощущением парения. К чертям нежные объятия – только так. Дженсен воет зверем, забывает, что может стонать, говорить; член Джареда давит, растрахивает, наполняет его. Ему нечем и не за что держаться, цепочка наручников звенит с каждым движением, напоминает о бесполезных, скрученных, онемевших руках. — Какой ты узкий, блядь, — Джаред на выдохе выталкивает из себя слова, — трахал бы тебя сутками. Так давно хотел... — Господи...— Дженсен задыхается в накатывающем совершенно не к месту возмущении: «Какого черта молчал?!». Его праведный гнев, толком не зародившись, гаснет на очередном толчке. — Он тут ни при чем... – давление пальцев на руках усиливается, болью прошивает натертую браслетами кожу — такой правильной болью. — Я хочу делать это с тобой... всегда… — Делай... — Дженсен хрипит, откидывает голову на крепкое плечо. Надежное, твердое. — Я и собираюсь, — Джаред мокро ведет языком по шее. — Каждый. Гребаный. День. Он срывается на высокий стон, щекочет огромной ладонью по голой груди, задевая соски, и обхватывает дженсенов член. Это, блядь, больно. Дженсен не осознает степень взрывоопасного возбуждения, пока теплые пальцы не касаются головки. Он дергается, вскидываясь, но ему не дают уйти от прикосновения, прижимают к себе. Дженсена колотит. Большие, длинные пальцы обвивают член полностью, не затрагивают только головку. Играя, скользя, не давая нужного облегчения, Джаред ласкает по всей длине — спускается к подтянувшимся яйцам, и вверх к болезненно чувствительной щелке. Не прекращая глубоко, жадно толкаться внутрь, не позволяет кончить. Мучает, тащит за грань. Он останавливается, засадив член до предела. Дженсен ерзает. Выламывается на нем, чувствуя, что одного ощущения растянутости уже мало. Он подается бедрами, ноет, думая, что так не сможет кончить никогда, пока не слышит хриплый приказ у уха: — Кончай. Джаред дрочит ему — грубо, почти доит, и Дженсен проваливается в оргазм, повинуется голосу и руке, сжавшейся на члене. Ноги отказывают окончательно — он почти заваливается назад на Джареда, желеобразным по ощущениям телом. Эти руки. Господи боже. — Дыши, — мягкий, ласкающий голос, дыхание на щеке. Дженсена дергает судорогой остаточного удовольствия, он прижимается спиной к крепкой груди. — Ну, что, будешь оформлять, патрульный? — хочется прокашляться, голос сел, горло дерет огнем. — О, поверь – я тебя оформлю, и не раз, по многим статьям, — Джаред выскальзывает из него, отстраняется. Звон ключей и, наконец, Дженсен может почувствовать свободные, покалывающие болью руки. Дженсен снова опирается о машину, переводит дыхание, чувствуя, как начинает стекать по бедрам теплая, вязкая сперма. Блядь, они даже не вспомнили о резинках. — Я помню, что ты мне говорил, патрульный Падалеки, — шепчет он Джареду, пока тот натягивает ему на плечи рубашку и медленно застегивает. Дженсен не в состоянии двигаться. Никогда больше. — Садись, если можешь. — Джаред ухмыляется, открывая пассажирскую дверцу машины. — Отвезу тебя домой, механик. Он смотрит на улыбающегося Джареда, распознает, слышит в сказанном уверенность — подтверждение ранее данного обещания. Каждый. Гребаный. День. Ебаный боже, да! — Думаю, ты оценишь мой кофе. — Утренний кофе, — уточняет Джаред. – И не только его. *30 Zone — начало зоны ограничения скорости до 30 км/ч