Сказка о людях

- ...Ну вот, снова заснул, не дослушав сказку, - со вздохом качаю головой. – Я знаю, что сказочник из меня не очень, но чего же ты ожидал от Смерти? Смотрю на спящего мальчика. Интересно, что в такие моменты думают родители, когда заходят выключить ночник в комнате своего чада? Иногда я все же завидую людям, потому что я сейчас не чувствую ровным счетом ничего. Я не удивляюсь тому, как Илья довольно посапывает, положив маленькую ладошку под щеку. Конечно, блин, он доволен. После двух-то гамбургеров и этого его дурацкого «пепси». У него же сама Смерть в официантах, что еще требуется этому несносному чудовищу для счастья? А чего хорошего, скажите на милость, в пятнах, оставленных на подушке и одеяле вымазанными в шоколаде пальцами? Нет, все-таки люди – невероятно странные существа. И чего Мастер в них такого нашел, что они все до сих пор живы? По правде говоря, мне уже давно пора в Небоскреб, а если быть до конца честным, то здесь меня вообще не должно было быть. Но я приехал, спихнув парочку неотложных дел на Макиавелли. Да, черт побери, я снова в больнице у метро Выборгская. Что я тут делаю? Сложный вопрос. Больше всего я склоняюсь к версии, что я просто беспокоюсь за Илью. Кто знает, что еще могут выкинуть братья под руководством обожаемой сестрицы Полемос? Но где-то там, в глубине сознания, я знаю, что это не правда. Не вся правда. - Хотя то, что ты спишь, даже хорошо, - изображаю подобие улыбки, но получается из рук вон плохо. – Я могу поговорить с тобой, исключив всякую возможность твоих комментариев. Все верно. Мне решительно надоело разговаривать с проекцией Анубиса. Все то, что прозвучит сейчас из моих уст, я обсуждал уже не единожды. Правда, либо мысленно и сам с собой, либо вслух, но с безучастным к моим размышлениям египетским богом. Больше поговорить мне, увы, не с кем. Родственнички у меня те еще, Макиавелли всецело разделяет позицию Анубиса, а людские души... Им бы после смерти вообще сообразить, что только что произошло. В такие моменты им как-то не до чужих бредней. Понимаете ли, даже Смерть иногда нуждается в живом собеседнике. Но, упаси меня кто-нибудь, не в ответах этого собеседника: вот представьте, что вы занимаетесь своими делами, никому не мешаете, а тут перед вами появляется Смерть и начинает изливать вам душу. Вот и я думаю, что это слишком. Не стоит создавать райские условия для целого взвода психоаналитиков и психиатров. - Я вот чего не могу понять. Почему вы, люди, вечно куда-то спешите? Ладно, признаю. Бывают ситуации, когда реально лучше ускориться: автобус там догнать или на работе появиться раньше начальства. Так вы ведь этим не ограничиваетесь, вам мало! Все всегда бежите, не только в необходимых случаях, но и по жизни вообще. И я бы не возмущался, делайте что хотите. Но ведь потом, когда вы расширившимися от ужаса глазами смотрите на свою же мертвую тушку, что вы делаете? Вы поворачиваетесь ко мне, разеваете рот в истерическом крике и требовательно интересуетесь: «А почему я?!» Меня всегда удивляло то, что все претензии вы предъявляете именно мне. Я, что ли, несся сквозь года, словно спринтер на соревновании? Все. Финита ля комедия. Финиш! Вы получаете то, к чему спешили, вот и все. Я перевел дух и посмотрел на Илью. К счастью, его совершенно не волновали мои душевные излияния, и он продолжал спать сном младенца. Только на другой бок повернулся. Эх, как же у него все просто. Я даже завидую по-черному. Никаких проблем у человека в жизни: уничтожай вредные сладости, слушай сказки да спи. Мне бы так, а. А то в последнее время, благодаря Полемос и Никао, аврал за авралом, даже спирту с перцем-то выпить или в призрачную кальянную заглянуть некогда. - А еще меня удивляет ваше весьма интересное представление о жизни после смерти и о принципе распределения душ между облаками и адскими котлами. Каждый ведь наивно полагает, что он самый правильный и именно он будет канонизирован через какое-то время после смерти. Именно он попадет в Рай. Другие недостойны. А вообще, почему Ад и Рай? Неужели за все время своего существования вы не смогли сгенерировать хоть что-то более похожее на правду? Да хрен бы с этой правдой, вы ведь зациклены на двух дорогах! Либо вы топаете в небо по лестнице, на верхней ступеньке которой добрый дяденька с его свитой вашу душу встретят, как гостя дорогого, да угостят конфеткой, да препроводят на курорт, либо земля под вами вдруг разверзается – и вы летите прямиком в адское джакузи. И второго варианта боится каждый. Почему бы элементарно не придумать хоть какую-нибудь альтернативную версию, если все всё равно осознают, что их гнилым душонкам рай не светит? Бог, Дьявол... Какая умиляющая непоколебимая вера в сказку, которую непонятно кто и непонятно когда выдумал в горячечном бреду! И скажи вам, что нет ни того, ни другого: так поверят только атеисты. Ну, может, еще агностики. Остальные будут отстаивать свое мнение с упертостью баранов и без единого дельного аргумента. Зато какое потом удовольствие – смотреть на ваши лица, когда вы узнаете, что после смерти у вас все те же две дороги, правда, в несколько иной вариации: или вы годами, десятилетиями пашете без продыху на злобного мужика в черном костюме, или распадаетесь на атомы в Бездне. Не этого ведь вы ждете в финале. И какой был смысл бежать? Илья что-то невнятно промычал во сне. Не знаю, что ему виделось в мире грез, но моей фантазии хватило на то, чтобы принять это за скудную реакцию на мой монолог, которая могла бы означать согласие со мной и сомнение в существовании у людей логики как таковой. А большего мне и не надо. - А это ваша поразительная, непреодолимая жажда следования стадному инстинкту? – я невольно скривился. Пожалуй, это бесило меня в людях даже больше, чем тяга к самоуничтожению. – Вы ведь ничего сами не можете: вам важно мнение окружающих даже по поводу того, во сколько вам следует лечь спать и как повесить занавески. Истинно то, что диктует большинство, верно? И каждый из вас будто загипнотизирован тысячами голосов, которые сливаются в один, проговаривающий все, что нужно делать, как мантру. Снова и снова. Изо дня в день. Из года в год. И почему-то каждый из вас за счастье считает быть еще одним безликим уродцем, движущимся по неисправному конвейеру жизни. А знаешь, откуда это все идет? От вашей боязни того, что вы не в состоянии контролировать. Ведь индивидуальность – это плохо. Индивидуальность – брак. А бракованная вещь есть мусор. А мусор подлежит уничтожению. Вы поджимаете хвосты от одной лишь мысли о том, что кто-то вас, бедненьких, не примет и не оценит по достоинству. Проще говоря, выбросит. И окажетесь вы на обочине жизни в гордом одиночестве, где вас и затопчут до смерти те, кто оказался изворотливее. На что только ни пойдет человек, подгоняемый страхом, который наступает на пятки, опаляя спину ледяным дыханием... Ведь именно к страху восходит ваше виртуозное умение менять маски. Сколько масок в личной гардеробной каждого человека на этой чертовой планете? Сотни? Тысячи? Как человеку удается не заблудиться в своем личном театре страха? Не поймут, не примут, не поддержат, не выслушают... Ведь есть куча других способов избежать такого поворота событий, но вы, черт побери, выбираете самый простой! Это вас и убивает. Вы ходите, едите, смеетесь, заводите семьи. Но каждый из вас уже давным-давно мертв в душе. И ведь вы даже об этом не догадываетесь! Природа даровала вам мозг, превышающий по размерам грецкий орех, так какого же черта вы не пользуетесь им, а просто отключаете, деградируя с завидным успехом и полным отсутствием желания жить как нормальные высокоорганизованные существа, а не как стадо жвачных? Какого хрена, люди? Кажется, последняя реплика была громче, чем следовало: Илья заворочался, но вскоре снова затих и умиротворенно засопел. Фух. Пронесло. Что-то я разошелся. Нужно держать себя в руках. Не к лицу Смерти позволять себе подобные вольности. Кидаю взгляд на настенные часы. Вот это да! Я уже час как должен проводить совещание в Небоскребе. М-да. Я думал, что это займет куда меньше времени. И кто меня за язык тянул? Знал же, как это обычно бывает с душевными разговорами: ты хочешь ограничиться парой предложений, а приходишь в себя только через пару часов, когда уже выложишь кому-нибудь всю подноготную. Нужно торопиться: приемные часы закончились задолго до моего прихода, а чеченец и скинхед наверняка разнесли уже добрую половину конференц-зала и принялись за вторую. Никак не выбью дурь из их призрачных голов. И что за собачья работа? Поднимаюсь со стула. Сегодня я в образе пожилого мужчины с ежиком седых волос, смотрящего на мир сквозь толстые стекла очков в роговой оправе. Я одет с присущей мне элегантностью: серый костюм-тройка, из нагрудного кармана пиджака аккуратно свисает цепочка часов, в качестве верхней одежды – черный плащ нараспашку и защищающий шею от ветра серый шарф крупной вязки. Подобный образ всегда ассоциировался у меня с библиотекарем, жившим этак на рубеже XVIII и XIX веков. Смерть – библиотекарь. Смерть – хранитель историй. Смерть – Сказочник. Весьма интересная мысль. Я многое видел за свою бесконечную жизнь, прочел сотни тысяч книг, узнал миллиарды историй и судеб. Будь я героем какой-то книги, быть может, я смог бы стать библиотекарем-Хранителем. Выхожу из комнаты, почти бесшумно закрываю дверь. - Прости, Илья. Я совершенно не умею рассказывать сказки.