Правда же, Бён Бэкхён?

Ночь всегда искренняя. Она не задушена потоком людской лжи и раболепства, она оголяет чувства и эмоции. Заставляет тебя выставлять наружу все самые тайные желания и топит в своей обжигающей страсти. Ночью все равны. Ночью все такие, какими нас сделала природа. Ночью все настоящие. Правда же, Бён Бэкхён? Облизывает губы и откидывает голову назад, подставляясь под скользящие лучи света на танцполе. Крутит бёдрами и трогает себя между ног. Душно. Опрокидываю новый стакан с каким-то пойлом, совершенно похуй с каким, лишь бы переключить мозг в другую сторону. Подальше от аппетитного тела в центре бушующей гормонами толпы. Хватаю воздух жадно, пытаясь унять горечь от алкоголя, и не могу взгляда от него отвести. Бён Бэкхён, сладкая прелесть, где же ты так научился сводить с ума? Где ты научился трогать себя так, чтобы скручивало внизу живота и бесцеремонно хотелось трахнуть тебя прямо в клубе? «Не отходя от кассы». Улыбаешься. Смотришь прямо на меня и улыбаешься, продолжая ласкать себя тонкими пальцами. Скользишь оценивающим взглядом по мне и довольно хмыкаешь. Даже сквозь громкую музыку слышу этот звук. Понравился? Или это так на тебя столь грязный и пошлый антураж влияет? И снова – похуй. Отталкиваюсь от бара и, не отводя глаз, направляюсь к нему. Губы еще больше растягиваются. Ты ждал этого, маленькая дрянь. Провоцировал. Наказать бы тебя, поставить в угол… А потом снять штаны и вдалбливаться в тебя, заставляя царапать обои в сраный цветочек. Никогда бы не подумал, что столь скромное создание, прилежный студент-заучка, днем, может быть таким блядски охуенным ночью. И этот контраст лишает разума, заставляет мысленно нагибать тебя, такого милого в черном галстучке, на столе преподавателя и, опять-таки мысленно, оттягивать волосы назад, вымазывая твои губки спермой, не смея оторвать взгляд от твоих подведенных тонкой черной линией глаз. Разрешишь мыслям превратиться в реальность? М, Бэкхённи? Прикрывает глаза, когда мои руки касаются кожи на его животе. Мягкая, гладкая. Хочется. Позволяет скользить пальцам под кромку узких джинс и выгибается, обхватывая меня за шею руками. И я понятия не имею, кто сильнее бьется: сердце под горлом или член в штанах. Слишком приятный на ощупь, сладкий, когда касаюсь языком шеи, невозможный. Слева, справа, впереди, сзади люди. Толпа, которую я сквозь пелену желания настоятельно посылаю ко всем чертям. Ибо безумно хочется взять Бэкхёна прямо сейчас, сорвать с него одежду и украсить гладкую кожу узорами из синяков и ссадин. А еще заставить умолять и просяще выгибаться. Только бы не сорваться. Хватаю за руку и тащу на выход. Сдавленно хихикает сзади, даже не пытаясь меня остановить. А как же повыёбываться, Бэкхённи? Сказать, что «я не такой» и «отъебись, Пак Чанёль»? Покорно следует за мной и, как только подходим к моей машине, прижимается к спине. Обжигает дыханием лопатки и едва слышно выдыхает: – Чанёлли, хочу… Не помню, как доехали до моего дома. Помню только пульсацию в висках и его запах по периметру салона автомобиля. Быстрее бы… Вваливаемся в квартиру, жадно сплетаясь языками. Так мокро и сладко. Бэкхён дрожит и толкается в меня бедрами. Так не терпится, солнышко? Отстраняюсь и под осуждающим взглядом медленно разворачиваюсь, закрываю дверь на ключ, затем обратно, лицом к лицу. Рычит и с разгона запрыгивает на меня, стискивая и кусая в открытую шею. Маленькая задница трется о возбужденную плоть в штанах, а я молю Бога, чтобы не спустить раньше времени от таких манипуляций. Слишком уж хочется полюбоваться на то, как этот мальчишка будет выглядеть на моих простынях. Я уверен, что ему это пиздецки пойдет. Так же, Бэкхённи? Ласково, с болезненным обожанием целую его пальчики. Мило краснеет и отводит взгляд. Смущает нежность, маленький? Что-то бормочет под нос и стягивает с меня рубашку, гладит и в ожидании кусает губки. Не нужно, они и без того восхитительно припухшие. Целую его, медленно проскальзываю языком внутрь, пока он в сладкой истоме дышит через раз. Хотел снять с него одежду медленно, но похотливый и до ужаса нетерпеливый сученыш буквально срывает её с себя. Дааа… Бледная кожа с красными пятнами от моих пальцев. Я же могу к этому привыкнуть. Не страшно, Бён Бэкхён? Кровать приглушенно скрипит под нашими телами. Похуй. Лишь ты – мой сладкий мальчик. Лишь твое тело и призывно раздвигающиеся ноги имеют значение. Резко за руку тяну на себя и ставлю раком, ладонью надавливая, заставляя выпятить круглую попку. Отвожу руку и с размаху шлепаю ею по коже. Под ладонью сразу же краснеет, а он сладко хнычет. Чувствительный. Еще шлепок. Стонет и запрокидывает голову назад. Ещё. Ещё. Да, да, да… ещё‼! Громче… Кричи! Захлебывайся стонами, Бэкхён! Неосознанно тянусь к своей ширинке и ловлю заинтересованный взгляд через плечо. Стягиваю штаны с бельем, а моя прелесть тяжело дышит и жадно облизывается. – Лапочке нравится, да? Утвердительно кивает и подползает ближе, морщась от легкой боли. Прости, обязательно поцелую потом там, где болит. Обвожу пальцами головку и подставляю её к призывно открытому рту. Дааа, вот так, мой хороший. Послушно берет в рот и плавно, до дрожи медленно скользит языком. Глубже. Поднимает свой взгляд на меня, а потом стонет так, что на затылке волосы встают дыбом! Специально же, сученыш! По члену проходят приятные вибрации, а я задыхаюсь и рычу, когда твердая плоть полностью проскальзывает внутрь, до самого горла. Мокро и адово жарко. Мой личный дьявол тесно обхватывает припухшими губами ствол и просто трахает свой рот моим членом, пальцами лаская себя между ног. Втягивает щеки и урчит, слушая моё тяжёлое дыхание. – Шшш, легче… – отодвигаю от себя и с восхищением наблюдаю, как он языком собирает влагу с губ. Нарывается, все ещё, так показательно, что скулы сводит. Кусаю за возбужденно торчащий сосок и переворачиваю к себе спиной. Глажу лопатки, скольжу по хребту, медлю. – Чанёль, блять! – так обиженно и мило звучит его голос. Двигает бёдрами по кругу, пока я не раздвигаю ягодицы и не проскальзываю внутрь сразу двумя пальцами. Громко и болезненно стонет, но самостоятельно насаживается на пальцы. Скользкий и тесный внутри. До прокушенной губы и сорванного до хрипоты голоса. Моего. Хватаю за волосы и заставляю прогнуться еще. Трахаю уже тремя пальцами, упиваясь твоими всхлипами. Но этого мало. Ничтожно мало! Ты должен кричать! Так громко, чтобы на утро все соседи обходили мою квартиру десятой дорогой. Слышишь, Бэкхённи? Вынимаю пальцы и резко засаживаю член во влажную тесноту. Кусает губы и подмахивает бедрами навстречу, руками разрывая простынь под собой. Слишком хорошо для обычного секса, так чертовски хорошо, что пальцы на ногах поджимаются. Тебе тоже нравится, Бён Бэкхён? Сдавливает меня и выгибается, сильнее выставляя попку. С характерным звуком снова опускаю свою ладонь на мягкую кожу. С размаха. Не сдерживаясь, продолжая сильными толчками выбивать воздух из легких. А похотливый сученыш лишь мычит и просит еще. Ещё. Ещё. Ещё. Глубже, больше, сильнее. Кричи‼! Задыхайся! Проси, Бён Бэкхён! Удовольствие долбит по вискам, скручивает и с особым наслаждением вырубает свет перед глазами. Яркими белыми потеками по твоим бедрам расползается, остывает. Переворачиваю дрожащее и охрипшее чудо, сцеловываю почти высохшие соленые дорожки с щек и аккуратно стягиваю испачканную его спермой простынь. Обнимаю и с трепетом осознаю, как идеально он смотрится в моих объятьях. И, кажется, он тоже это чувствует, поэтому прижимается ближе и совсем невинно касается моих губ. Дрожит и смотрит. А я тону, медленно падаю в омут его глаз. И словно в чёртовом «Блюзе для черного кота» сладкая тьма на дне темных зрачков довольно хмыкает, проглатывая добычу.