Кружавчики

Нет в мире большего издевательства, чем одежда священниц. Эти маленькие моралистки – длинные ресницы стыдливо опущены, легкий румянец на щеках – разгуливают по улицам, откровенно сверкая своим исподним. И руки, так, блядь, застенчиво складывают у паха. Мол, да мы знаем, неприлично, но что поделать? Форма же. Не мы ее придумали. У юбки разрезы до пупка и видно все что можно, и что нельзя тоже, но мы с этим совсем-совсем ничего не можем поделать. Извиняйте нас, господа хорошие, придется демонстрировать свои кружавчики и подвязочки всем желающим. И как вот, спрашивается, жить в таких условиях порядочному человеку? Она благословляет, лопочет что-то, руки к небу в молитве поднимает, а под платьем размер этак третий, явно не стесненный бельем, колышется. Отвлекает, знаете ли. Вот почему, почему к нам в команду нельзя было взять парня-священника? Хорошие же ребята, ничем не хуже этих. По крайней мере, трусами не светят во все стороны. Я-то беду почуял сразу, еще только эта, рыжая, к нам наниматься пришла. Мы тогда как раз в Геффенскую башню собирались отправиться, а там без священника никак. Я еще ладно, разбойника нужно постараться, чтобы ранить, а вот профессор наш – тютя редкостная. Целитель кровь из носу нужен был. И отправилась, эта полуголая, значится, с нами. Ну, что там, в геффенской башне – всем известно. Ночные кошмары скачут, деверучи кишат, гули шатаются, зомби, одним словом – та еще пакость. Темно, страшно и грязно. Я все ждал-дожидался, когда эта моралистка голожопая ныть начнет и домой проситься. Ан нет, терпит. Лечит себе спокойно, благословляет. Старается, значит. Честно гонорар отрабатывает. И идем хорошо, не сегодня – завтра, глядишь, и Дракуле морду его поганую чистить станем. А тут, посреди ничего, опосля привала, подходит ко мне, садится, ноги голые растопыривает непристойно так, и говорит: – Не хотите ли, милостивый сударь, в грехах своих тяжких покаяться? – и глазом бесстыжим своим подмигивает. А я парень простой, семинарий духовных не кончал, с малых лет, как первый золотой украл, так по разбойничьей дорожке и пошел. Реверансам всем этим столичным не обучен. – Че мне каяться-то? – интересуюсь. – У меня норм все. А сам думаю, если я, значится, на ноги ее священные в чулках с подвязками, что наверняка самой пронтерской церковью одобрены, да на трусы кружевные смотрю уже третий день без продыху, считается ли это грехом? Тут еще и маг, задохлик этот ученый, встревает. Мол у вас тут тайна исповеди, и пойдет он по такому случаю прогуляется, аж вон до того оврага. И там посидит. С полчасика где-то. Вот же ж предатель выискался. Бросил меня тут с этой. А сам в кусты и дрочить там небось собрался на священное белье. А рыжая как-то дышать начинает чаще, и прям ко мне наклоняется, близко-близко, и под сутаной очертание грудей прямо до мельчайшей детали видно. И руку мне так ненавязчиво на колено кладет, поглаживает. – Может, тревожит что душу вашу? – ресницами своими длиннющими хлопает, вся из себя такая невинная овечка. А у меня уже член встал и штаны тесные, по последней моде, радовать перестали. И вот если она так рукой еще пару раз сделает, то точно будет мне в чем каяться. Ибо еще немного, и потревожу я ей душу, да по самые яйца. Как минимум в трех позициях. А я, хоть и разбойник, но человек честный. На святую церковь хреном своим замахиваться не хочу. Это мне сейчас покажется с дурных глаз, что она намеки делает, а как ее в позу поставлю и оприходую – так сразу же выяснится, что она девушка честная и вообще не такая. Потому собираю волю в кулак, встаю резко и священницу эту кружевную, за плечи схватив, поднимаю и от себя разворачиваю. Нечего тут меня в искушение вводить. Нам в этой дыре еще дня два колупаться. Спал я в ту ночь паршиво, все ворочался, жалея что, не трахнул таки рыжуху, пока возможность была. Пошли поутру дальше. Нормально так пошли. Качественно. Прибарахлились неплохо, я себе ножик новый добыл. Даже до Дракулы добрались. Упырина эта, значится, мышей летучих призывает, стаями. И все бы ничего, да только накидывались эти кровососки мелкие исключительно на священницу нашу. Но девка умелая оказалась: и себя в обиду не дала, и нас с профессором исцелять успевала. Хорошая, несмотря на трусы с подвязками. Распрощались мы с ней чин по чину. И долю добычи выдали, и даже подарили ободок красивый на рыжую голову. А как до Моррока я добрался, начал сумки свои лопатить, гляжу, а там, на самом дне, труселя, значит, лежат. Белые, и в подозрительно знакомые кружавчики. Подсунула, значится, стерлядь. Не просто так, видать, передо мной богатством своим светила. Это я, значит, оказался дебил редкостный. Такой шанс упустил. Ищи ее свищи теперь, рыжуху эту. Хотя, чего уж, видал я ее недавно, буквально пару недель назад. Повысили ее, кажись. Вместо платья – какие-то тряпочки невразумительные, в разрезах аж резинка от чулок видна. Надо, думаю, вернуть ей подарочек, ну или на новый, какой получше, обменять.