Дэрил

Его оставили ждать в полутемной холодной комнате. Он опустился на пол, обхватил колени руками. Что ж, он сам виноват. Не следовало влезать в отношения между господином и его петом, не следовало… На их отношения можно было смело вешать табличку вроде тех, что красуются на электрощитах - череп с костями, сам за себя говорящий: «Не влезай - убьет!» - и это не было бы преувеличением. Он забыл самое главное правило любого фурнитура: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю». И как следствие - утилизация. У элиты слишком много секретов, чтобы позволить ему жить, тем более у Первого Консула. Его самый большой секрет, его постыдная тайна, которую знают только они трое, - Рики. Хотя, возможно, и это скоро перестанет быть тайной, его-то это точно не спасет. Если вспомнить того же Катце, то ему повезло только потому, что (помимо его личностных качеств) о его проступке знал только Ясон, а Дерил засветился перед всем Эосом. За это его по головке не погладят, и уж точно не Орфей Зави. Страшно не было. Было немного грустно от мысли, что его жертва скорее всего оказалась напрасной. Жалел ли он о чем-либо? Разве что о том, что он так и не узнает, чем закончится вся эта история. Не увидит своими глазами, как Ледяной Король окончательно исчезнет, а вместо него останется… Что это будет за существо и как его будут именовать? Не увидит падения своего господина, падения - в глазах остальных, которые ничего не понимают и вряд ли когда-нибудь поймут, если только с ними не случится чего-нибудь подобного. Впрочем, видя перед глазами пример Ясона, «остальные» будут втройне осторожны. Он чувствовал, пожалуй, гордость от того, что сделал, от своей сопричастности тому великому, неназываемому, что происходило между Первым консулом и его петом. До сих пор его сопричастность сводилась к отсасыванию у последнего и к устранению последствий их близости. И вот он вдруг захотел стать чем-то (кем-то) большим, чем был до сих пор, посмел шагнуть за рамки, очерченные для него системой. Как шагали эти двое, каждый день, каждую ночь, навстречу друг другу, с кровью продираясь через паутину из гордости и предубеждения. Дерил не пытался оправдаться, он хотел объяснить… самому себе. Рики был единственным, кто хоть немного держал его за человека, а не за предмет интерьера, который можно просто пнуть. Когда он сам уже забыл, что он человек, давно забыл. Так было легче и проще - чувствовать себя вещью, без собственных мыслей, без эмоций. Но то, что происходило на его глазах, не могло оставить безучастным даже камень. То, что происходило между теми двумя, - это было страшно. Так же не бывает! Блонди не делают ничего подобного, если только они в своем уме. Прикасаться к пету, тем более монгрелу - в понимании элиты это было сравнимо с зоофилией. Дерил знал, что поступает, наверно, глупо, но не смог остановиться. Хотелось сделать что-то, чтобы доказать самому себе, что живешь, что не до конца еще уподобился красивой бездушной машине, которой служил. Хотя нет, его господин уже больше не машина, но еще пока не человек. Может быть, теперь он поймет… Белое или черное, добро или зло, да или нет - машина не предлагала третьего варианта ответа, который, если и существовал, лежал не в сфере логики, а в сфере эмоциональной. У всего были оттенки, и только Ясон умел их различать. Ну, или учился этому. На ошибках - как же без них? Они оба учатся одному и тому же - компромиссу. Смогут ли? Успеют? Этого он никогда не узнает. Дурак ты, Дерил. Вставать на пути Первого Консула не просто глупо, а смертельно. Не ты ли сам пытался образумить Рики, чтобы он не рыпался, чтобы принял все как есть, если уж хватило ума самому так вляпаться. «Человек охотнее всего раздает то, что ему самому не нужно», кажется, так говорил кто-то из терранских поэтов. Что ж, он был прав. Он ждал так долго, что под конец уснул. *** «Будьте с ним поласковей», - захотелось почему-то сказать Ясону. В конце концов, Дерил был хорошим фурнитуром, просто не всякому под силу было вы-держать эту ужасную ломку стереотипов, через которую они все проходили. У него у самого порой, как сказал бы Рики, крышу сносит. Но Первый Консул промолчал.