Ликёр

      Шарон хитро сверкнула глазами, приподнимая левый уголок рта в легкой ухмылке. В помутившемся сознании мелькали не самые невинные мысли, во рту сушило, а руки сами тянулись за очередным бокалом цветастого, отдающего розой ликёра. Сладость во рту быстро сменилась горьким привкусом спирта. Шарон немного поморщилась, довольно отмечая, что ликёр приятно обжигает горло, согревая грудь, а перед глазами расцветают пестрым калейдоскопом яркие пятна. Чувство легкой эйфории с головой накрыло её: в расслабленном теле чувствовалась необычайная легкость и сила. В помещении было необыкновенно душно из-за большого скопления людей, и ситуацию еще усугубляло сочетание сотни запахов одеколонов и духов, которыми выступающие щедро опрыскали себя. Все эти ароматы мешались друг с другом, превращаясь в одну невыносимую вонь.       Шарон подняла глаза, выискивая в разношерстной галдящей толпе знакомое лицо, которое минуту назад было обращено в её сторону. Но перед глазами мельтешили одни незнакомцы — славные представители новых рок-групп, также участвовавшие в фестивале. Крепко ухватив бутылку ликёра пальцами, Шарон нетвердой походкой направилась к столу с пуншем, одиноко стоящему в углу и обделенному всеобщим вниманием лишь от того, что помимо сока и лимонада на нем ничего не наблюдалось. Организаторы удачно расположили практически всех участников фестиваля в одной гостинице, между прочим, принадлежащей им же. После фееричного концерта администрация устроила богатый банкет, одарив музыкантов выпивкой и легкой закуской, как детей подарками под Рождество. А тем большего и не требовалось. Довольные обилием алкоголя, пирожных и различного рода канапе люди веселились, развязно и громко. Без замаскированных фанатов мероприятие тоже не обошлось.       Успешно добравшись до стола с пуншем и при этом ни разу не упав, Шарон примостилась на высоком стуле, пристально оглядывая толпу. Ближе к крохотной сцене, на которой, едва держась на высоченных каблуках, скакала Флор Янсен, активно жестикулируя руками и что-то яро объясняя своему коллеге, она заметила несколько знакомых лиц, но возвращаться в беснующуюся толпу ден Адель не спешила. Взгляд скользнул дальше и неожиданно обнаружил стремительно приближающуюся фигуру Турунен. Легкая уверенная поступь, совершенно трезвый взгляд и усталая улыбка на губах. С тяжелым вздохом Тарья села рядом, принимая в руки стакан с соком от подруги.       — А я тебя искала, — заплетающимся языком прошепелявила Шарон, чуть щурясь и силясь разглядеть лицо подруги. Та удивленно приподняла брови, но ничего не ответила — лишь бросила в сторону сцены грустный взгляд. Администрация предпочла не учитывать былые конфликты между участниками фестиваля. Видно, понадеялась, что проблем удастся избежать посредством суеты и шума. И не прогадала: при подготовке к выступлению у музыкантов совсем не было времени на встречи со старыми знакомыми. — Как здесь шумно… Будешь? — Шарон демонстративно потрясла перед носом Турунен бутылкой. В ответ Тарья рассеянно пожала плечами.       — Нет, спасибо, — она вымученно улыбнулась, — боюсь, алкоголь мне не поможет.       — Это все из-за того усатого цилиндра? — хихикнула Шарон, пальцем указав в сторону сцены. Коллегой, с которым так живо спорила Янсен, был маэстро всея Суоми собственной персоной. — Ой, да ладно тебе! Прошло уже десять лет!       — Да не в этом дело, — отмахнулась Тарья, — я забыла и простила, но…       — Знаешь, что, подруга, — уверенно перебила её Шарон, упорно толкая бутылку ликёра в руки собеседнице, — тебе надо отвлечься. Давай выпьем! — Тарья оценивающим взглядом окинула ден Адель, — долой депрессию и тоску! Жизнь прекрасна!       — Да и ты и без меня хороша, — в шутку заметила финка, на что Шарон весело хмыкнула.       — Роберт уехал с другом в какую-то студию звукозаписи. Сказал, чтобы я не ждала его — вернется завтра. Вот я и скучаю тут одна. Всеми брошенная и никому не нужная, — она жалостливо всхлипнула, театрально закатив глаза, — слышала, Марсело увез тебя в другую гостиницу?       — Да, ему не понравились здешние номера. Но сдается мне, дело было вовсе не в этом…       — Тарья-я, давай выпьем, — двусмысленно поддергивая бровями, снова предложила голландка, складывая ладони в умоляющем жесте. — Я же не отвяжусь.       — Не хочу поднимать Марсело посреди ночи. Если я выпью, то сама уж точно до гостиницы не доеду.       — Так оставайся у меня! — широко улыбнулась Шарон. — Мой номер сегодня пустует! Хочешь, я даже ему позвоню? — она легко толкнула Тарью плечом, вызывая у последней тихий смех, — мы быстро договоримся. Он, кажется, давно мечтал о тех веселых формочках для льда из Амстердама…       — Я отправлю ему сообщение… — Тарья смущенно покраснела и опустила глаза, едва подавляя улыбку.       — О! Видишь, как все здорово складывается! — Шарон, пока никто не видит, быстро слила сок из стакана Тарьи в чашу с пуншем и после заполнила его наполовину ликёром. Увлеченная написанием сообщения мужу Турунен не заметила подмены и почти залпом выпила содержимое стакана. Горло обожгло, как кипятком, а в нос секунду спустя ударил чуть приглушенный розой характерный запах спирта. По телу моментально распространилась раскрепощающая волна непривычного жара и сладкой неги, расслабляя напряженные мышцы и вызывая пьянящее головокружение. Тарья хотела было раскрыть рот и выразить свое негодование относительно необдуманного поступка подруги, но встретившись с насмешливым, по-детски наивным, ликующим взглядом блестящих карих глаз, весь её пыл чудесным образом улетучился, сменившись желанием повторить. Ден Адель, будто прочитав мысли Тарьи, с готовностью протянула бутылку ликёра ей в руки. — Думаю, мы найдем способ развлечься, — хитро подмигнула ей Шарон, победно улыбаясь своей очаровательной улыбкой.       Второй стакан развязал Тарье язык. Она повеселела, заулыбалась и то и дело стала звать Шарон танцевать, но голландка едва ли сидела на неудобном скользком стуле, норовя съехать с него и шлепнуться на пол в любую секунду, а поэтому отказывала подруге, ссылаясь на свою неспособность даже твердо встать на ноги. Тем не менее, алкоголя для себя она не жалела. Через полчаса произошел небольшой конфуз: кто-то устроил драку прямо на сцене, что оказалась моментально окружена заскучавшими к тому времени музыкантами. Даже напившиеся в хлам какие-то финские толстые рокеры заставили себя вылезти из-под стола и вдоль стены поползти в сторону шума. Какая же пьянка без драки?       — Мне кажется, нам пора уходить, — задумчиво протянула ден Адель, с удивлением оглядывая взорвавшуюся хохотом пьяную толпу. — Задавят… о, смотри, Флор! Ой, Фло-о-ор… — Шарон скривилась, брезгливо морща носик: Янсен упорно лезла в самый эпицентр драки, отшвыривая нападающих в стороны, как бумажных кукол. Ничего не ответив, а лишь довольно гоготнув, Тарья схватила подругу за руку и потянула в сторону выхода. На ватных ногах ден Адель послушно зашагала следом, попутно взрезаясь лбом в каждый встречающийся дверной косяк. Но в пылу пьяного бреда Шарон лишь нервно хихикала и усиленно пыталась вспомнить номер снимаемых апартаментов.       — Семьдесят три! — внезапно выпалила она стоящей у стойки администратора девушке, пахнув на неё странным сочетанием горького спирта с тонким ароматом розы. У лифта маячил консьерж, услужливо предлагая каждому постояльцу свою помощь в надежде на чаевые. Тарья спешно сунула ему пару зеленых купюр с тем условием, что в лифте женщины останутся одни. Мужчина, бросив на пьяных подруг понимающий взгляд, вытащил за шкирку какого-то парня из кабины и жестом предложил дамам войти. Шарон тем временем, пока финка проворачивала нехитрые махинации, исподлобья увлеченно рассматривала её, про себя отмечая, что сегодня Тарья особенно хороша: молочно-белая кожа особенно резко контрастировала с темным макияжем, а красивое вечернее платье, обнажающее плечи и ключицы и соблазнительно обтягивающее грудь, выгодно подчеркивало все прелести изящной фигуры. Сумбурные мысли кружили в голове ден Адель, путая и окончательно сбивая с толку. Единственное, что чувствовала Шарон — это легкое возбуждение от неудержимого веселья. Перед глазами все смазывалось в непонятную картинку, в нос бил знакомый приторно-сладкий запах французских духов, вызывающий одурманивающее головокружение и непривычную тяжесть внизу живота.       — Кажется, я немного не в себе… — виновато улыбаясь, засмеялась Шарон, не сводя пристального взгляда с Тарьи. — Пардон! — Турунен, нажав номер нужного этажа, уперлась плечом в стенку кабинки и, откинув голову, облегченно выдохнула. Её щеки пылали румянцем, глаза были крепко зажмурены, а между чуть приоткрытых губ белели жемчужные зубы. Замерев на месте и жадно разглядывая её, Шарон внезапно поймала себя на мысли, что начинает возбуждаться. Дыхание спёрло, ден Адель даже остро почувствовала, как тоненькая струйка пота стекает по шее, по левой ключице и скользит холодной змейкой по ложбинке между грудями, провоцируя мелкую, но пробирающую до самых костей дрожь. И в собственном теле ей вдруг стало невыносимо тесно и душно, жарко до потери пульса.       — Шарон?       — М-м?       На какое-то мгновение Тарье показалось, что у Шарон челюсти свело судорогой. Финка заметно напряглась, опустив голову вниз и открыв глаза. Она неуверенно переминалась с ноги на ногу, собираясь что-то сказать, но будто не подбирая нужных слов. Повисло неловкое молчание, прерываемое лишь мерным гудением поднимающегося лифта. Все внутри Тарьи сжалось в ожидании какого-либо действия, и эти секунды полнейшей тишины показались ей целой вечностью. Внезапно осмелев, Шарон резко схватила её за руку и рывком притянула к себе.       — Как на счет нестандартного веселья? — мягко прошептала ден Адель, касаясь губами мочки уха. Тарья ощутимо вздрогнула, сразу догадавшись, на какое веселье намекает Шарон. Большое количество выпитого алкоголя давало о себе знать, поэтому Турунен, легко махнув на все свои принципы и мужа рукой, сдержано улыбнувшись уголками рта, сказала:       — Нам бы добраться до номера.       — К черту, — недовольно хмыкнула ден Адель и легко коснулась губ подруги, всем своим телом навалившись и прижав слабо сопротивляющуюся Тарью к стене. Легкие жгло от раскаленного воздуха, а ослабевшие ноги подкашивались; финка не могла не сдаться под напором блуждающих по вспотевшему телу рук и чужого горячего языка, уверенно проникающего во влажный рот, дразняще касающегося десен и чувствительного нёба. Шарон смело прижалась к её груди, не разрывая глубокого поцелуя и жадно вдыхая естественный запах её кожи, отдающий горьким красным апельсином, малиной, ядреной мятой, от которой сводит ноздри и щиплет слизистые, и пчелиного меда, смешанного со свежим воском. Ни один парфюм не мог заглушить, перебить это многогранное амбре. Такое мощное, вкусное, сочное, насыщенное, яркое, как лазурное небо над Мальдивскими островами. Губы голландки скользнули ниже, оставляя на женской шее блестящую дорожку из невесомых поцелуев. Увлекшись ласками, Шарон не заметила, как лифт остановился, и его дверцы с характерным жужжанием разъехались в стороны. Утерев сверкающие в тусклом свете настенных ламп бисеринки пота со лба, Тарья несмело потянула ден Адель из лифта в темный коридор. Нехотя оторвавшись, Шарон податливо, чуть покачиваясь, направилась следом, дыша полной грудью. Страсть немного поубавила воздействие алкоголя, и женщина начала осознавать в каком шатком положении они находились несколько минут назад. Но стоило двери в номер захлопнуться, а ключу в замке пронзительно звякнуть, как волной нахлынувшее дьявольски сильное чувство экстрима окончательно помутило её рассудок. Она грубо прижала Турунен к стене, властно сжимая её плечи в крепких и вместе с тем необыкновенно нежных объятиях.       Желание порывисто захватило её, сводя с ума от нарастающего возбуждения. Все тело ломило и трясло от вожделения. Низ живота нестерпимо тянуло, порождая в пьяной голове ден Адель неприличные, почти безрассудные мысли. Шарон отчетливо слышала каждый удар сердца Тарьи, ощущала собственной грудью каждый её вдох и выдох, каждый еле слышный стон, срывающийся с её губ, каждое её раскрепощенное движение, прикосновение ледяных подушечек пальцев к плечам и лбу. Чувствовала, как Тарья прильнула к ней и жадно целует в губы, тянет к себе, проводя по зубам кончиком влажного языка, чувствовала её дыхание на своих губах, чувствовала этот потрясающий запах приходящего в возбуждение вспотевшего тела. Не позволяя Турунен перехватить инициативу, Шарон коснулась женской скулы, запечатлев глубокий нежный поцелуй под самым подбородком. Пальцы вычерчивали на впалом животе Тарьи путаные узоры, щекоча, вызывая дрожь и мурашки, острыми ноготками оставляя полосы на ткани платья. Робкие, несмелые прикосновения мокрых ладоней к бедрам, одурманивающие мягкие поцелуи. Мышцы сводит, в голове бешено бьется невнятная мысль, а руки нетерпеливо стаскивают одежду, по-хозяйски хватая Тарью за бока и плотнее прижимая к своему горящему от животного желания телу. Все внутри дрожит и сжимается в предвкушении сладкой истомы, в горле комом застревает несдержанный пошлый стон. Шарон неожиданно отстраняется, пытаясь отдышаться, чем вызывает приглушенное рваным дыханием недовольное мычание со стороны Турунен.       Туника Шарон трещит по швам, а после отлетает в самый темный угол номера. То же самое ден Адель не стесняясь проделывает и с вечерним платьем Тарьи, оставляя ту в одном черном кружевном белье. Голландка, криво ухмыльнувшись, завела руки подруги за голову, наклоняясь, чтобы снова поцеловать её, чуть оттянув зубами припухшую нижнюю губу. А тоненькие пальчики настойчиво скользят по горячему животу и, стягивая резинку гипюрового кюлота, кончиками касаются гладко выбритого лобка. Тарья протяжно стонет ей в рот, непроизвольно подаваясь бедрами навстречу её рукам. Тело финки бьется в болезненно-сладких судорогах. Перед глазами все темнеет. Она чувствует, как Шарон медленно проникает одним пальцем в её нутро, ноготком царапая чувствительную кожу интимного места, чувствует, как женские губы смещаются на плечи, как ден Адель оставляет слабые засосы, как сквозь тонкую ткань нижнего белья ей в грудь упираются затвердевшие соски. Близость человеческого тела сводит с ума. К одному пальцу добавляется второй. Легкая боль импульсом затрагивает каждый капилляр, каждый позвонок. Тарья выгибается в спине, непроизвольно насаживаясь на пальцы Шарон, аккуратно проникающие все глубже и глубже в судорожно сжимающееся влагалище.       Движение вперед сменяется ритмичными проникновениями вглубь. Запрокинув голову и обняв ден Адель за плечи, Тарья, задыхаясь, тихо постанывает в такт. Ловким движением свободной руки голландка освобождает грудь подруги от бюстгальтера и теснится к ней, резко толкаясь пальцами во влажное нутро Турунен. Прикосновение мягкой груди к своей коже, ощущение её острых от возбуждения сосков, горячего дыхания на щеке приводят Шарон в дикий экстаз. Тарья непроизвольно наматывает прядь волос подруги на кулак и тянет их вперед — в нос бьет запах сухого печенья, чуть приглушенного корицей, померанца и душистого иланг-иланга, —, а ден Адель не сопротивляется, полностью отдавшись незнакомому доселе чувству. Им обеим непривычно происходящее, но от того эксперимент еще интереснее.       Кончиком носа Шарон проводит между грудями, собирая капельки пота, ноздрями втягивает запах её пота, жмурится от удовольствия, едва подавляя в себе разъедающее изнутри желание укусить, оставить след, метку. Вожделение паутиной оплетает все тело, колет сводящий спазмом живот, кровью распространяет горячую слабость по венам и артериям и пузырьками шампанского бьет в голову, порождая черноту перед глазами. Губы дрожат, соприкасаясь с уголками чуть приоткрытого рта, ловят и заглушают новый стон. Это кружит голову, ошеломляет, приводит в состояние восторженного исступления, порождает грязные, самые отвратительно-пошлые мысли, бессовестно заставляя краснеть и опускать глаза, сжимать кулаки, борясь с нахлынувшим возбуждением, острым желанием ощутить жар ласкового прикосновения, вызывая мелкую дрожь и дикую ломку, нетерпение и злость. Тупая боль искрой проникает в голову, сводя с ума от слабости и жажды тепла, лезвиями режет изнутри, в ушах звучит перезвоном хрустальных бляшек и жалостливым охом застревает в глотке. Тяжело дыша Тарье в шею, ден Адель свободной рукой нащупывает ладонь Турунен и ребром ногтя чертит дугу, сначала поднимаясь по пальцам до мягких подушечек, затем спускаясь к самому запястью, надавливая на судорожно дрожащую взбухшую венку, оставляя серповидную краснеющую вмятинку. И сама дрожит всем нутром, внезапно отстраняясь со словами: «Здесь шикарная ванная».       Карие глаза лихорадочно блестят из-под дрожащих ресниц, пальцы нетерпеливо поглаживают бедро, и сердце стучит так громко, что не нужен никакой аппарат, чтобы его услышать. Его четкий ритм набатом гремит в ушах, и кровь приливает к лицу, обжигая изнутри. Задуманное ден Адель веселье медленно перетекает в физическую муку — тело требует удовлетворения. Легкий толчок в грудь, смешок: «Освободи дорогу», поворот крана, шум ударившей в акрил воды. Громкий всплеск и пьяный смех, резко сменяющийся протяжным стоном, срывающимся на рваный выдох. Тарья забывает, как дышать, внезапно ощутив повторное проникновение чужих пальцев во влагалище — на этот раз более глубокое и уверенное, совсем не похожее на то осторожное и робкое. Внезапный толчок пальцев вперед — и Тарья с силой вжимается в спинку ванной, ощущая, как холод скарабеем забирается ей под кожу и тисками сжимает грудь до полной неспособности к дыханию, как стенки нутра пульсируют, отдаваясь ноющей болью в животе. Её всю передергивает от странного сочетания острой рези с нарастающим удовольствием, рот раскрывается в безмолвном крике, и она задыхается, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть, полностью сосредоточившись на движении пальцев внутри себя.       Это чувство было единственное и неповторимое в своем роде. Болезненное, но вместе с тем до противного приятное, кратковременное и сладкое, как спелая вишня. Оно плющом вилось вокруг её шеи, рук, талии, давило и вибрировало, корнями впивалось в кожу, обвивало кости и сжимало их до хруста. Оно заставляло выгибаться дугой, вынуждало подавлять клокот в горле.       Шарон, будто дразня, давит ладонью на лобок, костяшками пальцев стискивает бусинку клитора, восторженно мычит и улыбается, блаженно прикрыв глаза. Собственнически обнимает, плотно прижимается губами к губам, не позволяя Тарье их разомкнуть, наслаждаясь этим жестом и мучая нетерпеливо извивающуюся под ней подругу. Она в угаре развязно шевелила пальцами, то соединяя их, то разводя в стороны, расширяя тугие стенки нутра. Тарья захлебывается собственным мычанием, прокусывает губу до крови, дугой выгибаясь навстречу ласкающим рукам, порывисто поводит плечами, пытаясь выплеснуть переполняющую её тело энергию. Внутри все будто искрится, горит, растворяется в едкой кислоте, сжимается, разрывается и соединяется обратно, тянет, сворачивает, колет, бьется в дикой агонии, отдаваясь в ушах оглушающим треском. Низ живота будто наливается свинцом, пик наслаждения коротким импульсом охватывает все существо мучающейся в судорогах Тарьи, нестерпимо горячим теплом разливаясь по сосудам и будто выжигая вены изнутри. Её мышцы напрягаются, деревенея, в преддверии скорого оргазма. Истома вместе с кровью с невероятной скоростью распространяется по всему телу, затрагивая каждую клеточку, каждый напряженный мускул. И на секунду, на едва уловимый миг, Тарье кажется, что по телу ее идет длинная трещина, разрезая ее надвое — она лентой движется по животу, огибая темнеющую ямку пупка, молнией проскальзывает между грудей и режет кость челюсти. Мышцы сводит сладкой судорогой, и, наконец, Тарья кричит. В голос. До хрипа.