Выбор

Кристиан много думал. И много чувствовал. Много думал о том, о чём думать совершенно не хотел. И чувствовал то, что чувствовать был не должен. Кристиан искал и не находил. Прикасался, но ничего не ощущал. Его жизнь казалась бессмысленной, но вместе с тем он видел столько возможностей, чтобы не прекращать этот спектакль. И он забывал и забывался в объятиях женщин, любивших его. И он дарил им свою любовь, пусть короткую, но такую яркую и искреннюю, и они всегда прощали его, когда он уходил. А он всегда помнил, с теплом и нежностью. И тосковал. И было горько, и было больно. Но это была жизнь, и это был её вкус. Кристиан многое помнил. И многое забывал. Помнил запах духов, помнил улыбки и взгляды. И забывал места встреч, забывал моменты, когда счастье было совсем близко, но он пропускал его сквозь пальцы, словно песок, отворачивался и бежал. Кристиан слишком часто убегал. От женщин, от проблем, от самого себя. И его никто не преследовал, никто не останавливал. Но он убегал слишком долго, и бежать становилось всё труднее, дыхание сбивалось, ноги подкашивались. И однажды он споткнулся. Падение было неизбежно, он был готов к нему, втайне даже желал разбиться. Но в последний момент, ровно за миг чья-то рука вцепилась ему в плечо и остановила. Кристиан не знал, что эта рука отправит его в другую бездну, из которой выбраться он уже не сможет, да и не захочет. Он не понимал, в чём дело. Он пытался думать, но не мог. Он хотел чувствовать, но не получалось. Он пытался вспомнить едва заметную улыбку в её глазах, но всё ускользало. Тогда он постарался всё забыть, но неизменно возвращался к станции метро, где впервые её встретил. Кристиан даже не знал её имени. Чёрт, даже имени. Они встречались не часто, но и не настолько редко, чтобы он успел за это время сойти с ума. Она рассказывала ему о том, чего в природе не существовало. Она заставляла его смотреть на мир с другой, возможно, самой неприглядной стороны. Но это было так чудовищно прекрасно, что он впитывал в себе каждое ощущение. И тонул, а она не спасала, не делала ему искусственного дыхания, забирая оставшееся с каждым поцелуем. Кристиан не знал, почему именно она. Ничего не было в ней особенного, ничего примечательного. И красоты в ней не было: угловатая, слишком резкая, с холодными руками и паучьими пальцами — тонкими и длинными. Грубая, безразличная к ласкам. И вечно курила с закрытыми глазами, не удосуживаясь даже стряхивать вовремя пепел в банку из-под кофе, служившую пепельницей. И пусть он не знал, пусть не понимал, но бежать не бежал, оставался и просил оставаться её, но она уходила всегда, оставляя его в пустоте и темноте. И он лежал и смотрел в потолок, счастливый и разбитый одновременно. Не думал, не чувствовал, не хотел. Но был жив, жив как никогда раньше. А потом она ушла навсегда. И её «навсегда» было именно таким, в первозданном своём значении. Говорят, что никогда нельзя говорить «никогда», и то же правило касалось и «навсегда». Но только не в её случае, потому что она единственная из человеческого рода умела держать слово. И ушла навсегда, не оставив ему ничего, кроме странных слов: — У меня был выбор, но я ничего не выбрала. У тебя был выбор, но ты от него бежал. Кажется, нам обоим пора решить эту проблему. Кристиан много дней, недель, месяцев думал, что же за выбор сделала она. Было ли её выбором оставить его? Было ли её выбором быть с ним? Думал он и о том, между чем должен выбирать сам. И смутно догадывался, и намеренно как можно дольше не признавал это. А потом, в один распрекрасный день всё понял. И запретные мысли впервые посетили его, те мысли, которые он всегда пропускал сквозь своё сознание, оставляя определённые впечатления, но не давая им там задерживаться. Те самые мысли, что были её единственной, кажется, слабостью. *** В тот вечер она стояла на своём балконе и курила, как всегда, забывая стряхивать пепел вовремя. Лёгкий весенний ветерок играл с занавесками, откуда-то с улицы доносились звуки музыки: торжественные ноты, сменяющиеся тихими и таинственными отголосками её недавнего — или, наоборот, слишком далёкого — прошлого. Она смотрела вниз и думала о том, какой недолгий полёт её ждёт, реши она перемахнуть через перила, чтобы, возомнив себя Икаром, устремиться вместо солнца к народившемуся месяцу. Пара движений, а столько свободы. Она затушила окурок и вернулась в комнату, сделав свой выбор. Окончательный и навсегда. В тот же момент, когда балконная дверь за ней закрылась, кто-то на другом конце города прыгнул вниз, в объятья небытия.