Баллада об Огненном Цветке

Она никогда не верила в долгий мир. Когда Макалаурэ уезжал в Лотланн, проверять боеспособность своих воинов, Алмариэль погружалась в ожидание, словно в морские волны. Минута становилась часом, час - годом, год - вечностью. Маглорова крепость переставала быть надежным убежищем и становилась темницей, из которой невозможно вырваться. Впрочем — почему невозможно? За минувшие годы это стало для них странным ритуалом, который повторялся регулярно, но каждый раз был чем-то новым и волнующим. Алмариэль собирала вещи — для тех, кто кочевал в Лотланне постоянно, кто сжился с этой великой и пустой степью, пахнувшей горькими травами. Приближенные дамы, хорошо зная прихоти госпожи, шили и пели, вышивали и пели, и она пела тоже, а большая арфа в углу каминной залы тихо звенела в такт голосам. Затем из крепостных ворот, словно нехотя раздвинувших окованные железом створы, выезжали конники, которые вели в поводу навьюченных сменных лошадей. Алмариэль ехала верхом, из вооружения при ней был небольшой лук, позволявший стрелять на скаку, да изогнутый меч, которым было удобно рубить с коня. Использовать это в настоящем деле эльдэ еще не приходилось, но ей нравилось все — и оружие, и запах походных плащей тонкой шерсти, и стеганая серая куртка, и сапожки мягкой замши, вышитые по верху замысловатым узором. На третий день пути, после ночевок у костра и пения воинских песен, от которых у Алмариэль сжималось сердце, они уже могли разглядеть пролом в горной гряде, тот самый, который эльдар называли именем ее супруга. Маглоровы врата... Место, всегда напоминавшее Алмариэль прорванный кольчужный ворот. Отряд останавливался на последнем форпосте, их было несколько — эльдэ знала их все, с последнего можно было различить неясные очертания Химринга, но она любила проезжать восточнее, ближе к горному кряжу — воины посвящали день болтовне со старыми знакомыми, подготовке оружия и снова пели, пели, пели. На форпостах были и женщины, все они ходили в мужских одеждах, и окликали своих мельданья на синдарине переливчатыми голосами. Это были эльфийки из народа нандор, привыкшие к жизни в постоянном движении и часто ездившие вместе с мужьями в Лотланн. Алмариэль им немного завидовала — супруга лорда не могла позволить себе надолго оставлять дом в тыловой крепости. Даже эти ежегодные вылазки всегда были с привкусом запрета. “Но если мы живем в мире — то чего он опасается? - иногда спрашивала себя эльдэ и грустно улыбалась, ибо слишком тревожным был этот мир. Впрочем, тревожным он был только для нее. По крайней мере за последние годы Алмариэль убедилась в этом. Неуклонно сокращалось и количество патрульных, и количество форпостов. После Дагор Аглареб в цепи крепостей появились прорехи — эльдар надоела военная жизнь, и они уходили к югу или в Таргелион, а нолдорские строения оставались пустовать, потихоньку разрушаясь под холодными ветрами с гор. С последнего совета Макалаурэ приехал не то чтобы расстроенный, но что-то его явно беспокоило. После долгих расспросов Алмариэль узнала, что Верховный Король, которого она, как и ее супруг, называла просто лорд Нолофинвэ — называла не со зла, скорее от упрямства — призывал к войне с Ангбандом, и его поддержали пылкие Арфинги, хранители Ард-Галена. Сыновья же Феанора предпочли мирную жизнь на оборонных рубежах, и Алмариэль это обрадовало. Но иногда она думала, что лучше уж любая беда, чем это постоянное текучее ожидание. Орки блуждали по Лотланну и довольно часто нападали на стада и патрульных, один раз со стороны гор они пробрались в Таргелион, и брат Макалаурэ, Карнистир, с трудом сумел защитить поселившихся там людей. Вблизи рубежей ездили только с обозом и только под охраной, а о том, чтобы просто прогуляться в степь, не было и речи. Конечно, в крепости, где жила Алмариэль, все было спокойно и тихо, но нельзя же весь век провести среди камней. И потому она ехала в степь. Горький запах трав летом, морозный ветер зимой, грохот конских копыт, когда конница Лотланна разворачивалась для учебной атаки... Успокоение, приходившее в тот миг, когда из снежной дымки или из туманной мглы возникала знакомая фигура, закутанная в шерстяной плащ, вытканный ее, Алмариэль, любящими руками. Чистые озера и серебристая рыба в них. Несколько дней свободы и — как ни странно — покоя в этом довольно опасном месте. Звон походной арфы и голос возлюбленного, текший и переливавшийся, как струя старого золотистого вина, оставшегося от былых времен. Сейчас была зима, и Алмариэль уже предвкушала, как будет сердиться на нее, выехавшую в такое суровое время, ее мэльдо. Впрочем, гнев его будет притворным, а радость встречи настоящей. Зимой степь пустела. Макалаурэ до последнего хотел сохранить традицию постоянного патрулирования, но воины далеко не выезжали, жались к огню и поговаривали о том, что неплохо бы зиму проводить на форпостах. Орки, хоть они умом и некрепки, не будут наступать зимой — это же всем известно. Даже пылкие Ангарато и Айканаро в последние годы отводили воинов к нагорью, оставляя в Ард-Галене небольшие отряды. Кто осмелится нарушить мир? Ангбанд надежно заперт осадой, а отдельные отряды орков-мародеров опасности не представляют. Алмариэль ехала верхом, следом за Эльмирином, командиром патруля лотланнцев. Она знала этого эльда, их знакомство было настолько давним, что включало в себя совместные прогулки под звездами вместе с Макалаурэ и еще одной эльфийкой, которая так и не стала женой Эльмирина. Не стала потому, что не нашла в себе сил подняться по окровавленным сходням на готовый к отплытию корабль... Она, Алмариэль, переступила через кровь, и Макалаурэ протянул ей руку. И оно началось — путешествие, щедро приправленное любовью, страхом и чувством вины. А возлюбленная Эльмирина осталась на берегу. Эльдэ попыталась вспомнить лицо бывшей подруги и не смогла. Зато почему-то вспомнилось, как они вчетвером шли по светлому чистому песку в том краю, где никто ничего не боялся, и Макалаурэ сжал ее руку и задержал шаг, и те двое ушли вперед, а сын Феанаро вдруг резко обнял свою спутницу, прижал к груди и зашептал, касаясь губами ее волос: - “Нарьялоттэ, моя Нарьялоттэ” Волосы у Алмариэль, дальней родственницы Махтана, были темными, с тем же рыжеватым отливом, что и у брата ее супруга, Карнистира. “Словно огонь бежит по земле”, - говорил Макалаурэ и слагал песни о ней, своем Огненном Цветке. Имя Нарьялоттэ было только для них двоих. Больше его никто и не знал, кроме этого вот Эльмирина да той девы, которая не сумела взойти на корабль. Резкий вопль оборвал мысли Алмариэль. Эльмирин уже не ехал впереди, он исчез — молниеносно, как призрак, а конники окружили сбившихся в кучу вьючных лошадей, и что-то свистнуло совсем рядом, и эльдэ уже держала в одной руке лук, в другой стрелу и целилась в какие-то тени, возникшие на краю степной балки. Щелкание тетивы о перчатку, одна тень валится наземь, нет, не одна, другие тоже стреляют, стреляют прицельно — и вот нет уже теней, только Эльмирин снова рядом и заботливо спрашивает, все ли в порядке с леди. - Разведчики, Эльмирин? - голос Альмариэль не дрожит. Ну почти. - Возможно, госпожа, - Эльмирин явно рассержен, - странно... Зимой... А у нас опустел еще один форпост. Нужно предупредить лорда. Альмариэль спрыгнула с коня и осторожно подошла к месту стычки. Мертвых было четверо - твари некрупные, закутанные в какое-то тряпье поверх кожаных нагрудников. Орки показались эльдэ жалкими и совсем не страшными. Так близко она их видела впервые. У одного на руках были перчатки крупной вязки, и Алмариэль задумалась о существе, которое связало их для этого орка. Среди эльдар бытовала уверенность, что орки не знают любви, а спариваются как скот, но эти перчатки, казалось, говорили о другом. - Нужно ехать, госпожа, - сказал Эльмирин, - рингарэ, темнеет рано, а нам еще надо добраться до лагеря. *** Макалаурэ вздохнул и отложил листы с подсчетами. Дела были нехороши — из воинов, которые ранее желали служить в Лотланнской коннице, осталось менее половины. А зимой их будет и того меньше. Он представил себе гневное лицо старшего брата и поморщился. Майтимо легко говорить о дисциплине — Химринг позволял и охранять окрестности, и зимовать в тепле. Крепость Карнистира на востоке тоже была стратегическим узлом, крепость Аглонова прохода тем паче. А что тут? Пролом в горной гряде, а впереди степь, открытая всем ветрам. Нет, он сделал все верно, обеспечив тыл и закрыв форпостами проход. Но эльдар за годы покоя обленились и уже не верят в необходимость круглогодичного бдения в степи. В худшем положении только Ангарато и Айканаро в своем Ард-Галене. Потому они и желали драться, ибо что угодно лучше, чем бесконечное стояние на страже. Полог палатки приподнял вестовой, и с ним ворвался морозный ветер. - Гости к лорду, - сообщил воин. - Кано Эльмирин и госпожа... Макалаурэ подхватился с оленьей шкуры, на которой сидел. Вошли двое — Эльмирин сразу же протянул руки к огню, тлевшему в небольшой походной печурке, а Алмариэль подошла к мужу и коснулась в знак приветствия ладонью его щеки. Лорд был и рад, и разгневан одновременно — как всегда, когда жена, презрев опасность, приезжала к нему в Лотланн. Сейчас он ее тем более не ожидал — в такую погоду даже гауры сбежали в горы, покинув негостеприимную степь. - Ты снова можешь сказать, что я поступила неправильно... - сказала Алмариэль с улыбкой. Макалаурэ сдвинул назад мешавший ему капюшон плаща Алмариэли и увидел на ее лице все то же выражение лукавого упрямства, с которым она всегда делала ему вот такие сюрпризы. Он оглянулся на Эльмирина, но тот, вместо того чтобы учтиво покинуть палатку, сказал негромко: - Мой лорд, орочий отряд был обнаружен в нескольких часах езды от лагеря. - Заблудились? - спросил Макалаурэ. - каковы они с виду? - Горные орки, слабоваты на вид и плохо вооружены. Но мне это не нравится, мой лорд. - Усиль караулы. - Сделаем. Эльмирин вышел, и Алмариэль обняла мужа за шею. - Там действительно были орки, - пробормотала, дыша ему в щеку, - гадкие такие... А у одного на руках перчатки. Вязаные, представляешь? Неужели у них есть любимые, у этой нечисти? - Вот было бы о чем думать, - сказал лорд, уже передумав гневаться, - это у меня есть любимая, которая снова прибыла туда, где ее могут убить. Неужели ты не могла отослать провизию с воинами? И все те перчатки и теплые вещи, которые шили и вязали твои дамы? - Но тогда мы бы не увиделись еще месяц, а то и два, - сказала Алмариэль. - Месяц, - Макалаурэ улыбнулся, - у нас впереди вечность. За пологом послышались голоса. Снова поднялся полог, и Эльмирин не вошел, а ворвался внутрь. - Орки, - сказал, - много. Армия. - От Эред-Луина? - спросил Макалаурэ, резко оборачиваясь - Нет, с севера. Боюсь, что... - Гонцов в Химринг и к Карнистиру, сейчас же. Впрочем, если они напали по всему рубежу... Но все равно. - Да, мой лорд. - Отправишь леди в крепость, дашь охрану - Да, мой лорд. - Трубите в рога, поднимайте воинов Эльмирин выбежал наружу, и тут же заревел тревожный сигнал рога. - Успеешь уехать, - сказал Макалаурэ, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, - прибудешь к форпосту, сообщишь обо всем. И в крепость. Там безопасно. Жди. - Ждать, - еле слышно прошептала Алмариэль, - все время ждать. - Люблю тебя, Нарьялоттэ, - вымолвил Макалаурэ так, что эллет расплакалась, но тут же вытерла слезы. - Поезжай. В сопровождение ей дали небольшой отряд из десяти эльдар. Выехав на открытое место, Алмариэль обомлела. С севера надвигалась темная полоса — это было жутко, будто двигались огромные жуки или муравьи. Размеренно и тихо. Потом воздух разодрал вой и визг. Пахнуло дымом — словно горела сухая трава. Конница Лотланна разворачивалась для удара. Зоркий взгляд Альмариэль разглядел знакомый стяг с восьмиконечной звездой. Макалаурэ был там, он успел выстроить воинов в боевой порядок, он сможет, он... А она помчится сейчас к форпостам, сообщит о случившемся, потом поедет в крепость и снова будет ждать вестей, захлебываясь страхом и безумной надеждой. - Госпожа, пора, - поторопил командир отряда. Алмариэль выпрямилась в седле. Лук и колчан за спиной, на боку изогнутый меч... Они с Макалаурэ сейчас пили бы узвар из сухих вишен — лучшее средство согреться, а потом пришла бы ночь, ночь их любви, одна из ночей, украденных у вечности. - У тебя есть мэльдэ? - обратилась Алмариэль к молоденькому воину, который лихо сидел на своем скакуне. - Да, госпожа, - юноша улыбнулся, - она нандэ, мы только год как обменялись кольцами. - Именем лорда Макалаурэ — приказываю вернуться к форпостам и предупредить о наступлении. - Но госпожа! - Исполняй! - крикнула Алмариэль и стиснула коленями бока своего коня. Тот рванул с места, все убыстряя бег. Сзади слышался топот — кто-то из воинов все-таки последовал за ней, а битва оказалась неожиданно близко, и эллет нанесла свой первый удар, так, как ее учили когда-то во дворе только что отстроенной Маглоровой крепости, и этот удар погасил чью-то гнусную жизнь, искаженную страшной силой и предназначенную для убийств и разбоя. Затем водоворот боя завертел эльдэ и поглотил ее. *** Конница Лотланна в этом бою потерпела сокрушительное поражение. Не потому, что нолдор плохо сражались, а потому, что не в состоянии были одолеть огромное воинство, которое изрыгнул Ангбанд в тот проклятый всеми месяц Рингарэ, ставший началом Дагор Браголлах. Макалаурэ удалось вывести остатки войска к форпостам. Но орки все напирали, и эльдар были вынуждены укрыться в Маглоровой крепости. Потом пришел дракон. Лорд Маглоровых Врат, явившийся на Химринг с горсткой выживших в этом аду эльдар через несколько месяцев непрерывных боев, был радостно встречен Майтимо Руссандолом, который думал тогда, что потерял всех своих братьев, и больше не расставался с ним. И ни одной песни не было сложено им о Нарьялоттэ, Огненном Цветке, не побоявшейся ступить ни на окровавленные сходни корабля, ни на дымящуюся землю Лотланна. Но во всех боях, правых и неправых, лорд Макалаурэ сражался так, словно искал гибели — да только смерть обходила его стороной. И только лишь выронив из обожженных пальцев в морскую воду Камень Феанаро, Макалаурэ прошептал с облегчением: - У нас впереди вечность. Я иду, Нарьялоттэ. И море поглотило его.