Я болен тобой

      Я смотрю на тебя и мне страшно. Понадобилось годы и годы, женитьба, смерть друга, черед подружек и интрижек, чтобы здесь и сейчас понять вдруг, что это – навсегда. У тебя морщинки на лице, улыбка уже не так сияет в твоих глазах. Это не возраст, да, Бэм? Это я. Я и ты. Ты видишь отражение этого в собственном зеркале и на моем лице. Даже сейчас, когда ты сидишь передо мной, и мы молчим. Молчим не потому, что нечего сказать, а потому, что давно не нуждаемся в словах. Время признаний прошло.       Ты изменился, Вилле. Снова. И я даже не знаю, рад я этому или нет. Ты – как качели, Вилле. Только они раскачиваются вверх-вниз, а ты – плюс десять лет, минус десять. Я знаю все твои таланты. И вот этот вот – из обросшего, обрюзгшего, насквозь прокуренного и пропитого финского бомжа превратиться меньше чем за неделю в восхитительное, безумное, сумасшедшее существо - всегда сводил меня с ума. Так можешь только ты. Знаю, я тоже пытался. Только я – не ты. Ты сломал мою жизнь, Вилле, но я буду последним, кто тебе об этом скажет. Да, ты не виноват. Я сам пришел к тебе. Сам отдал все, что у меня было. Вот только забыл забрать назад, а ты мне не напомнил. Ты помнишь, как я пытался уйти, убежать от тебя. Я так хорошо спрятался за семьей, женой и хлопотами, что почти поверил, что у меня это получилось. Но вот я снова здесь. Нет, не раздавлен и не унижен. Я здесь просто потому, что так – правильно. Я там, где я должен быть. И я знаю, что ты в курсе. Ты всегда умел читать мои мысли.       Мне никогда не было нужно каких-то особенных стимулов. Я мечтал, нет, знал, чего хотел, и шел к этому. Я знаю, что то время, наше с тобой время, называют «золотым». Когда ты был рядом, мои песни были лучше, музыка – осмысленней. Электронная обработка никогда не вдохнет настоящую жизнь в голос или гитарное соло, это могут сделать только люди. Я знаю, что у всего есть рассвет и закат. Свой рассвет я пережил, закат… На небосклоне – новые «звезды», новые стили и новая музыка. Я стал классикой. Легендой. Смешно звучит, да, Бэм? Я чувствую себя экспонатом в музее, но это не так, совсем не так. Хотя… На той неделе я чуть не умер от приступа астмы, и теперь курю меньше. Я не постарел, я просто стал взрослым. Я стал взрослым, но не перестал нуждаться в тебе. Мне всегда тебя мало. Даже сейчас, когда ты передо мной, я тоскую, хоть и знаю, что пройдет пятнадцать, максимум тридцать минут, и мы займемся любовью. Не сексом, Бэм, как когда-то, а любовью. Возможно, стоило прожить все это время рядом с тобой, а потом без тебя, чтобы понять – мне никуда от тебя не деться. Как и тебе – от меня. Ты можешь воспитывать детей или правнуков, жениться или разводиться, я все равно буду в твоей жизни. Снова и снова. Прости.       Можно бесконечно бежать по замкнутому кругу. Но, знаешь, что меняет нас, Вилле? Смерть. О, этой даме по плечу все. Я вдруг подумал, что могу тебя потерять. Навсегда. Насовсем. Как Даана. И что ты так и не узнаешь, что все это время был центром моей жизни. Всегда был. Я никогда не умел говорить красиво или складно, я мог только таскать твои шмотки, клеймить себя твоими символами и любоваться твоей фотографией над камином. Но сейчас… Я знаю, чего хочу. Я хочу тебя. Безудержно, страстно. Как в последний раз. Безобразный мужик с помойки или мужчина-модель с обложки – мне все равно, какую роль ты выбрал для себя сегодня. Я знаю, что ты – это ты. Это ты держишь сигарету так, что теплеют губы, это ты смотришь сквозь ресницы. Это твой взгляд. Всегда только твой. Мне стоило понять это раньше. Хотя, может, все и к лучшему. Теперь нам не нужны слова, хватит одной только легкой полуулыбки. Ты улыбаешься мне, Вилле, и я знаю, о чем ты думаешь.       В этом есть какое-то извращенное удовольствие – тянуть время, зная, что должно случиться дальше. Это не ожидание смерти или неизвестного, это слаще, острее. И все же мне страшно. Каждая наша встреча – как последняя. Мы живем рывками, короткими столкновениями в постели и болезненными касаниями губ. Мы давно забыли, что такое нежность, нам никогда не хватало на нее времени и терпения. Сейчас между нами только боль и еще что-то горячее, яркое. Что-то, что будет жить и после нас. Мне так кажется. Нет, я так хочу. Но ведь одного желания всегда мало, правда, Бэм? Есть еще семья, которой ты нужен, работа, которой все еще нужен я. И еще сотни и сотни вещей, которыми, как иголками, утыкана наша действительность. Но знаешь, я смирился с ней. С тем, что мы – по разные стороны этого мира. С тем, что не могу быть рядом каждую минуту. Только к одному я все еще привыкнуть не могу. Мне страшно. Страшно, что когда-нибудь у тебя хватит сил и правды сказать: «Я больше не болен тобой».