=========
«Единственный, кто может меня победить — это я сам!» И верить, что это — правда. Верить в собственное превосходство. Верить в непобедимость. Верить — и облажаться, будто в последний момент обрубило ниточки. Словно кто-то, умело управляющий не по годам сильным телом, подрезал веревки, поддерживающие конечности, и он мертвой, бездыханной, тряпичной марионеткой рухнул прямо на гладкий пол спортзала. Упал, едва оранжевый мяч прошел в кольцо. Всё кончено — и животный рык горечью поражения раздирает легкие. Пальцами — в темно-синие короткие волосы, сжимая, силясь сдержать вой. Не сумел. Не доказал. Не справился. И ненавидеть. Всей душой, каждой клеточкой ненавидеть это красноволосое чудовище, с надменностью и грацией дикого тигра прошедшее мимо, бросив лишь полный презрения и злорадства взгляд. И поклясться себе. Пообещать самым отчаянным и изощренным способом отомстить, унизить, растоптать. Уязвленная гордость рассыпалась искрами, поджигая высохшую душу — и пламя разгорелось. Рывком на ноги, оскалом на смуглом лице отражая всю бурю захвативших, закрутивших, зажавших в угол собственной яростью эмоций. — Ублюдок… — одним вздохом возле самого уха, проходя мимо. Поймать на себе рубиновый взгляд, озадаченный, но с легкой иронией. И только сейчас понять, что по щекам текут слезы. Поклон — и прочь из давящей атмосферы полного поражения. Поражения перед собой.=========
Ночь. Пустой спортзал с двумя горящими лампами — полумрак сейчас лучший друг, какого только можно представить. С остервенением мяч с семи метров — в кольцо. Схватить новый — и тот же результат. Так почему не вышло тогда?! Режущий барабанные перепонки крик — и наотмашь в щит. И плевать, что не попал. Пнуть корзину с мячами — до боли. Отшвырнуть в сторону, заглушая грохотом бессвязную ругань. Ругань и желание отомстить. А на часах, как приговор — два часа ночи. И надо домой. И нельзя домой. Только не в четыре стены, где самобичевание и чувство растоптанности поглотят, с головой накрывая волнами ненависти. И сердце — рваным ритмом. И пульс — к вискам набатом. И руки — в кулаки, до хруста. И жаль, что упустил момент.=========
Взвопив: «Кагами!», влететь за ограждение, минуя непонимающий взгляд своей бывшей «Тени», что сейчас фантомом следует за новым «Светом». За Тайгой, разломавшим на куски веру в собственное превосходство. — Мне нужен реванш! — проорать, испепеляя глазами, силясь морально вдавить в грязный пол уличной баскетбольной площадки. И захлебнуться под насмешливым, цвета мутной крови, взглядом, услышав короткое, язвительное: «Идет!»=========
Ночь. Пустой спортзал с двумя горящими лампами. Он пришел, чтобы ответить. Пришел, чтобы теперь наверняка проиграть. Пришел, чтобы быть уничтоженным и размазанным по скользкому паркету, вдавленным в пол унижением и болью от сбитой спеси. Двое — одно кольцо. Одна игра. Один шанс. Сорваться с места синей молнией, попытка обойти — и мяч бесцеремонно выбит из рук. Ринуться следом, хрипло дыша от кислотой прожигающей нервы ярости. Потерять из виду. На мгновение увидеть красный отблеск глаз — и два очка. Данк. Кто бы сомневался. Игра до пятидесяти очков. Ещё не конец! Перехватить, выбить, за линию… Пять метров от кольца. Шесть. Семь. Разворот — без паузы, без расчета. Одно желание — забить, впечатать чертов мяч. Три очка. Чувство превосходства — горячей волной по телу. Борьба. Не игра, но война за право называться «лучшим». 48:47 Глаза полыхают синим пламенем в предвкушении победы. Дриббл. Мячом по полу в такт ударам мечущегося в груди и разгоняющего кровь по венам сердца. Прыжок. В последний раз посмотреть в разъяренные красные глаза. Дабл.=========
Вопящее в груди чувство медленно осело в душе пеплом, оставшимся от былой ненависти. Только пустота и холод — и никакого удовлетворения. Ведь ТОТ матч он проиграл. «Зар-р-раза!» — и кулак летит в стену душевой в попытке пробить, будто она виновата в том, что простого реванша один на один оказалось недостаточно. «Чёрт бы тебя побрал, Кагами!» — и лбом к отсыревшей плитке, вдыхая медленно поднимающийся к потолку белый пар. — Не переусердствуй, — ехидный, немного с хрипотцой голос заставил мышцы на спине напрячься, чувствуя угрозу. И молчание в ответ. И горечь превращает металл сердца в ржавчину, мерзким налетом покрывающую каждый нерв. Размазать. Замарать. Уничтожить. — Играть не сможешь, а ваша команда ещё не вылетела из отборочных. Не слушать. Не оборачиваться. Не показывать. — Как знаешь. Рыкнув сквозь сжатые зубы, выключить воду. Полотенце — «в топку». Главное уйти. Выхватить вдогонку: «Эй!» — и укорить шаг. Натянуть майку и джинсы — и застыть в дверях, встретившись с огненно-пылающим взглядом из-под красных всполохов, не торчащих сейчас в разные стороны, а мокрыми прядями прильнувших ко лбу. Дернуть плечами — расправляя. Подбородок — надменно вверх. Глаза ледяными искрами — в его глаза. — Отвел душу? — И снова этот тон. Будто ждет чего-то. Будто нарочно распаляет. Будто издевается. — Так и будешь молчать? — Да пошел ты! — вырвалось, слишком неуверенно, чтобы сравнять шансы. — Я-то пойду, — одеваясь. — Только не хочу ловить спиной этот взгляд, — подходя. — Хочешь сказать — говори, — нависая. Пламя. Жжет! — Так и думал, тебе этого мало. «Скотина! Мысли читает? Ударить побольнее хочет?!» — пулей в голове. — Хватит на меня так смотреть! Бесишь! — Тайга схватил его за майку, притягивая к себе. Сжать пальцами его футболку ответным жестом. Выпрямиться во весь рост, с холодным безразличием взглянув сверху-вниз. — Пусти, — угрозой. — Сам пусти! — в ответ сквозь зубы. Кагами напрягся, сильнее натягивая ткань в надежде наклонить Дайки к себе. Демонстрируя, что сильнее. Доказывая, что не позволит втаптывать себя в грязь. Рывок — и вот оно. Холодным потом по спине, барабаном в груди, пустыней во рту. Облизнуть пересохшие губы, закусить нижнюю. Разум — «ручкой» на прощание. Смысл — в бездну нереального, дикого, всепоглощающего желания. Последняя битва. Он прав — реванша мало. Поэтому руками — за плечи к себе, губами приникая к раскрытому от непонимания рту. И получить коленом в живот. Согнувшись от тупой боли, кинуть гневный взгляд в полыхающие негодованием рубины. И сорвать с петель остатки закрытой на все замки морали. Ладонью — во влажные красные пряди, оттягивая назад, оголяя чуть загорелую влажную кожу. Другой рукой пресечь сопротивление, припечатав спиной о стену, фиксируя запястья над головой. Не слушать рычания, зубами прикусывая шею, коленом разводя в стороны накачанные, совершающие немыслимые прыжки во время игры ноги. Заглушать маты поцелуем. Затыкать проклятия языком. — Пусти меня, ублюдок! Но адреналин придает силы, позволяя развернуть спиной к себе, всё так же держа дергающиеся в попытке освободиться руки. Одним словом. Безапелляционно. Безропотно. На ухо. «Реванш!»=========
Брыкаться в попытке стряхнуть с себя горячие тиски, сдерживающие запястья. Заорать: «Нет!», почувствовав чужие пальцы под футболкой. Дернуться, когда его руки стянули шорты. — Скотина! Нет! Прекрати это! Из последних сил – в сторону, вырываясь. Утереть пот, серебристыми каплями стекающий со лба к вискам. И со всей яростью, на которую способен, смотреть на тяжело дышащего главного бомбардира Академии Тоуо. — Совсем рехнулся! Проигрывать учись! — Ядом по ушам. — Только не тебе! — В ответ. В два шага — к нему. Всем телом — о металл шкафчика. Рукой — за затылок. Притянуть, впиваясь поцелуем. Давить, упрямо сминая чужие губы. Ладонью — под майку, вдоль рельефного влажного от пота живота к груди. Ущипнуть сосок, поймав ртом рычащий вскрик. И ощутить его пальцы на своих коротких тёмно-синих волосах, надавливающие, вжимающие… дрожащие. Язык по нёбу, по деснам, сплетаясь с его языком. Частое дыхание — до окончательной потери воздуха, пульс — разрядами по телу, стоны — хриплые, эхом в пустой раздевалке. В два счета избавиться от одежды. И снова прессинг, но теперь уже без отрицаний и здравого смысла. Аомине Дайки Потерял контроль над ситуацией, едва не проиграв. Снова. Но теперь не сдамся, не облажаюсь. Минуя доводы разума, сжал рукой член Кагами, стараясь не думать, переводя для себя всё в шутку, в попытку поизгаляться над чересчур зарвавшимся, слишком много «хватанувшим» новичком. Ненавижу! Но упорно надрачиваю уже колом стоящую плоть, поцелуем отвлекаясь от нехитрых, сотни раз совершаемых над самим собой манипуляций. Сдавленно хрипит, цепляясь за мои плечи и подаваясь бедрами навстречу моей ладони. Сдавайся, Тайга! Пара-тройка рваных движений, грубо вдоль ствола, большим пальцем надавить на сочащуюся головку — и финал. Громкий, бурный, невыразимо яркий. Вот теперь я точно победил — и красноволосая стена дала трещину в моих руках. А утром оправдаю себя тем, что просто хотел размазать его самолюбие по полу раздевалки. Увлекшись разработкой аргументации в опаленном адреналином и невесть откуда взявшимся возбуждением мозгу, упускаю момент — за что меня грубо разворачивают и вдавливают лицом в шкафчик, мгновенно лишая возможности пошевелить хотя бы одним мускулом, связав руки моей же майкой. Какого хрена?! — Ещё одна игра, м? Аомине… — сиплым шорохом в самое ухо, мурашками вдоль взмокшего позвоночника. Чужой палец врывается в задницу резким толчком — и последняя связная мысль тонет в болезненном шипении и хриплом стоне: — С-с-сука…=========
Два пальца внутри — распирают, растягивают, причиняя дикую, саднящую, безумную боль. И не развернуться, не оттолкнуть. Скулеж, нижняя губа — в кровь. Дрожь по телу — раскаленным металлом по коже. Хрипом, срываясь на подвывания — но терпеть. Ибо нельзя дать слабину. Ибо тогда всё насмарку — и игра, и поражение, и победа. — Х-хватит! Не надо! Блять, стой! — Самообладание рушиться по кирпичикам, медленно, слишком мучительно, чтобы можно было хоть немного расслабиться. Но, вместо ответа, пальцы покидают разгоряченное отверстие. Сжаться сильнее, не давая проникнуть. Напрячь все мышцы натренированного тела, чувствуя влажную головку у самого «входа». И два варианта: пустить — и отмучиться, или не пустить — и мучиться вдвойне. Широкие ладони на ягодицах, разводя. Твердая плоть трётся о покрасневшее кольцо мышц — смазывая, будто просясь внутрь. И на выдохе — боль. Разрядом по нервам, гулом в ушах, трехочковым на последней секунде… — А-а-ах! И прикусить смуглую кожу предплечья — до крови, до ярко-красных, как его волосы, следов. — Сука! Ненавижу! Тварь! — орать, заглушая клокочущие в груди рыдания. И слёзы вперемешку с потом — по щекам. И трясущиеся ноги, согнутые в коленях. И его руки на бедрах — насаживая.=========
Уткнуться носом в его ключицу, рваным хрипом выпуская из легких сбившееся дыхание. Кусать, посасывать, ласкать языком — отвлекая. Абстрагироваться от приглушенных рукой всхлипов, опуская ладонь к его члену. Чувствовать отсутствие возбуждения, понимать, что делаешь ошибку, вбиваясь, вколачиваясь в дрожащее тело. Причинять боль в попытке наказать, при этом вопя внутри от гнева на самого себя — и никак не остановиться. Сжимать, гладить мягкую плоть в попытке хоть немного поделиться удовольствием, горячими стенками обхватывающим его напряженное естество. И не чувствовать отклика, лишь сдавленные ругательства и слова ненависти. И пальцы на ногах — судорогой. И оргазм — раскаленной лавой в мозг. — Ао… мине…=========
Сидеть на полу раздевалки, вытянув трясущиеся ноги. Один среди душной темноты. И думать, что с него хватит. Что никакая гордость не стоит этого. И пальцами по губам — вспоминая его поцелуи. Попытка встать — пульсирующей болью в «пятой точке». И ненавидеть. А на часах — три ночи. Пересилив себя — в душ. Смыв грязь и одевшись, выйти на улицу, вдыхая ночной прохладный воздух, отвлекаясь от неприятных ощущений и окончательно растоптанного самолюбия. И в голове — одним словом, безапелляционно, безропотно: «Реванш!»