Один в городе

Снова я один в этом городе. Или нет, не один? Нет-нет, конечно же, нет. Какой дурак будет просыпаться один в моем положении? Мне 38, и в кармане моих брюк ключи от белого кабриолета и пять золотых кредитных карточек. Или не в кармане? Впрочем, неважно. -Вы, наверное, очень одинокий человек?-медленно говорит она. Она растеряна, ее голос тих и податлив. Я тут господин. Ей лет двадцать пять, на ней не по-провинциальному дорогое и вульгарное белье из красного бархата, а тонкие руки тянутся к спрятанной под грудой нашей одежды, валяющейся на столе, пачке сигарет. Волосы прямые, но сейчас они по-смешному завиты. Господь, а ведь ей уже двадцать пять. Я смеюсь. Над собой. Не понимаю, зачем. Это ведь все так по-идиотски несмешно. Но нет, я смеюсь, пусть тихо и подавленно. Скорее, это сдавленный смешок, чем смех. Я всегда так делаю, когда не знаю ,что сказать. Людям это, почему-то, нравится. -Нет, вовсе нет,- мямлю я. Как-то невнятно получается. Мне тридцать восемь. Друзья, деньги, дела. Я не могу быть одиноким. Никак. Это невозможно. Ни по каким канонам. Или?- Ну да, вообще-то. Черт, я не знаю. И вообще, ха это тоже надо платить? Это ведь ты задаешь вопросы?- вот теперь я заливаюсь смехом, как от удачной шутки. Но это всего лишь сказанный мной бред. Мне почти сорок, а я несу бред в ночном отеле на задворках какой-то провинциальной дыры. У меня ключи от белого кабриолета в кармане, и пять золотых кредитных карточек. А я философствую с проституткой. Снова философствую с проституткой. Хорош, определенно, хорош. -Я Мадлен,- представляется она своим настоящим именем, чтобы сдвинуть диалог с мертвой точки. Я удивлен. Такое не говорят ночью в отеле, это имя для вечернего шоссе. Как она мне представилась сначала? Катя? Мужчинам нравятся простые имена в наше время. Я вытягиваю руки и невзначай говорю, покусывая свой язык – все же, мы враги. -Не хочешь спросить, как меня зовут, например?- я улыбаюсь. Как будто она сможет увидеть это в темноте. -А скажешь?- она тоже улыбается. Ее губы нежно-розового цвета, и совершенно не сочетаются с тяжелым макияжем, под который она добровольно прячет свое по-детски красивое лицо. Пестрые, как радуга, тени, навязчивая пудра. Ей не идет. А еще, я чертовски люблю поцелуи. -Андре, -я делаю паузу, акцентируя внимание на свое красивое и необычное имя,- Меня зовут Андре. Я лгу, и делаю это совершенно бессовестно. Так врем только мы, журналисты, политики, и идиоты, которые думали, что можно игнорировать и тех, и других. Она это видит, но не хочет меня ловить. В конце концов, я слишком одинок, чтобы говорить правду небезразличным проституткам. -Хочешь меня? Еще раз,- ей нужны деньги, и я знаю это. Она знает, что я знаю. Она хочет меня. В конце концов, я не так уж плох – плачу за бесцельные разговоры, моюсь в душе регулярно, не интересуюсь сексуальными экспериментами. Мне даже больше 16, и я не девственник. Роскошь для придорожной проститутки. Обычно им приходится работать с залежалым товаром – дальнобойщики, больше похожие на животных в вони своих кабин, да пятнадцатилетние юнцы, видевшие секс только в роликах на YouTube и арендующие девушку вскладчину. Я взрослый, состоявшийся мужчина, набивший руку на куче одинаково скучных выпускниц второсортных вузов, представленных на рынке перспективных невест для богатых и голодных до секса дельцов, время которых слишком дорого, чтобы дарить цветы. -Пожалуй, да,- я улыбаюсь. Я хочу ее, в конце концов,- Но смой с себя эту дрянь,- я указываю на макияж. Отвратительно видеть это, выдыхая. Она не носит его обычно, я знаю. Она еще не настолько изуродована улицей, чтобы носить, и не настолько красива, чтобы быть уверенной, что однажды не будет изуродована. Все проститутки старше тридцати похожи на силиконовых кукол. Ну а мы, клиенты VIP-сервисов – на Кенов в крутых костюмах. Впрочем, я одинаково красив в костюме и без него. Она уходит в ванную. Там льется вода из крана – очень противный звук в этих отелях на окраине, она мерзко звенит, касаясь раковины, и поет свою неритмичную песенку, скатываясь ко дну. Я кричу ей вдогонку: -Подожди! Я просто дам тебе денег. Я вспомнил. Встречаюсь сегодня с одной судьей. Хочу, чтобы при нашем расставании ее выводили из здания в одних чулках и наручниках. Люблю скандалы. Красивая девушка снимает с тебя штаны, потом белье. Вот, вы с ней уже лежите вместе – не важно, где. Где придется. Ты молодой, красивый, богатый. Она тоже. Для тебя, скандал – привычное дело. Для них – конец. Стерву непременно уволят, застукав со мной в закрытом на ключ кабинете. Третий размер, золотые распущенные волосы до пояса, обтягивающая юбка-карандаш, которая так смешно рвется, когда лопаются швы. Приятный вечер. Потом надеваешь штаны, даешь короткое-интервью-отписку и уезжаешь на тонированном лимузине. Простои красиво. Она удивленно выглядывает из ванной. Ее лицо красивое, почти белое. По щеке течет красная струйка не смытых теней. Я зову ее к себе. Она снимает белье, обнажая тело, и послушно залазит под одеяло. Я касаюсь ее, стремясь избежать сексуального контакта. Наши тела соприкасаются, и я послушно обнимаю ее, зажав в ладонях небольшие груди. «Будем спать,»- шепчу. Я снова засыпаю один в этом чертовом городе.