Да будет дождь

— Я снова все изменю, — разговаривает Фель сам c собой и со свинцовыми тучами над головой. Когда Широ хоронят, всегда идет дождь. А за эту церемонию не начался. В этот раз, так немного отличный от прочих, Фель не улыбается у могилы. Интуиция подсказывает — все в самом деле закончено, а он растерян. Это чувство настолько полно новизны, что Фель не знает, как себя повести. Он прожил слишком долго, уже все испытал и почти ничего не жаждал, когда встретился с Широ. И ничего в том особенного не было. Силен, но Фель знавал и других силачей. На вид не противен, но куда ему до красавцев, которых Фель повидал. Веселый, но далек от таких шутников, как сам Фель, его братья, сестры и папочка-Сатана. В постели, правда, хорош, но скорее страстен и грубоват, чем искушен. Но рядом с ним жизнь Феля становилась другой, но ощущал ее полноту, словно не было тысяч лет пресыщенности и скуки. Дни проходили быстро, а не тянулось улиткой, не надоедали. Время — река, все, кого он знает, плывут по ней. Но есть и те, кто может вертеть ее руслом. Точнее, таков он один. Что изменится, если Рин и Юкио не родятся? Что претерпит перемены, если Сатана никогда не притронется к их матери? Если не станет Тру Кросс, да даже, если весь мир станет другим? Ничего, Фель проверил это и не по разу. Широ всегда умирает, не доживая до старости. Сатана постоянно приходит за его телом — самым сильным на свете. Можно сделать Широ слабее, самому искалечить его, изломать, пока мал. Но тогда он станет другим, не тем, кого хочет Фель. Время течет, слезы тоже текут. И есть вещи, с которыми сделать нельзя ничего, даже если ты демон со сверхъестественной силой. — Я все изменю, перестану играть, — слезы затекают в рот. Противные, соленые, словно у человека. — Стану на сторону экзорцистов не ради развлечения, буду биться рядом с Широ против отца, — больше он ничего придумать не может. Замирает, сбивается. Не дерзнет он никогда отважиться на такое. Есть, был и останется грешником, деяния которого не отмолить. Он уже думает о смехе Широ, его сильных руках, поцелуях, пропитанных горьковатым табаком и саке, что всегда казались крепче самого алкоголя. Грусть уходит, когда Фель начинает понимать себя. Широ навсегда останется лишь человеком. Рано или поздно, он все равно уйдет из жизни, так пусть столько раз, чтобы это успело приесться. Фель вертит рекой времени, чтобы раз за разом быть с ним ради своего удовольствия. Во всех реальностях они легко сближаются. И начинают, когда Широ все моложе, чтобы было больше лет на странные отношения без обязательств с бурным сексом и буйными ссорами. А потом льется дождь, маскирующий слезы, и все начинается заново. Вот прямо сейчас Фелю хочется убить родителей Широ, чтобы тот не появился. Только что это даст? Он все равно будет помнить. Навсегда позабыть — это только лечь в могилу возле Широ. Но Фель, как все демоны, слишком дорожит собой. Смерть пугает его, никогда не знавшего страха, кроме, очень давно, перед глупыми сказками. Неисчислимое количество времени назад Фель опасался историй о том, как демоны влюблялись в людей, отчего чахли, теряли власть и умения. Пока не уверился — он-то любить не может. Его силы никогда не уйдут. Захочет — перевернет будущее, пусть тучи уже и угнал ветерок. — Да будет дождь, — приказывает Фель надломившимся голосом. Но дождь не идет.