Аркхэм

Один из работников проводил экскурсию по лечебнице для Брюса Уэйна. Не похоже, чтобы мистер Уэйн был счастлив здесь находиться, но он «держал марку». Санитар представил себе, что вся жизнь мистера Уэйна состоит из таких демонстраций. Это было довольно печально, особенно – если в твоем распоряжении вечеринки, женщины, выпивка, деньги и весь супер-привилегированный образ жизни. Он вынырнул из своих мыслей в темный, сырой коридор лечебницы; заметно передернувшись и вздрагивая каждый раз, когда какие-нибудь жалкие ублюдки начинали кричать или стучать в двери камер. Брюс постоянно поправлял галстук, когда они проходили мимо камеры, в которой кто-нибудь пел. Здесь было много поющих пациентов. – Я сожалею об этом, мистер Уэйн. Обычно мы ходим мимо менее опасных заключенных, но у нас сейчас меньше людей, чем раньше, до… инцидента в столовой. И из тех, кто остался, только я спускаюсь сюда, чтобы проверить камеру Джокера. К чести мистера Уэйна, он лишь небрежно пожал плечами. – Все нормально. Они продолжали путь, их шаги порождали гулкое эхо. Коридоры лечебницы напоминали лабиринт, и единственным, что напоминало о том, что это – все-таки госпиталь, был типично больничный запах Аркхэма. Средства для дезинфекции и лекарства с примесью крови и отчаяния. Неудивительно, что многие из сотрудников принимали антидепрессанты. Окна были закрыты решетками и находились слишком далеко, чтобы их было видно отсюда. Единственным источником света являлось искусственное освещение, тусклое, желтое и мигающее. Из коридоров, ведущих в другие части больницы, выползали тени. Трубы времен постройки текли, слышался звук падающих капель. Им пришлось пройти мимо камер, из-под двери которых вытекала моча, наполняя воздух запахом аммиака и собираясь в лужи у них под ногами. Мистер Уэйн обходил лужи, не наступая в них дорогими туфлями, и лишь слегка морщился в намеке на отвращение. А санитар каждый раз вздыхал и нажимал на кнопку у соответствующей двери. Он посмотрел на спутника, пояснив свое поведение. – Я подаю сигнал, чтобы кто-нибудь спустился сюда и прибрался. Такое нередко случается. Бедные идиоты даже не знают, какой сейчас день. Брови Брюса слегка приподнялись, и санитар опять ощутил неловкость. – Я сожалею об этом, мистер Уэйн. Брюс поднял руку, жестом продемонстрировав, что все ОК. Санитар улыбнулся ему и кивнул. – Уже рядом. Он продолжил движение, а Брюс задался вопросом, как тут вообще можно ориентироваться. Уэйн предположил, это – такой эффективный способ предотвращения побегов. И, кстати, довольно жестокий. Брюс был уверен, что, даже находясь в здравом уме до прихода сюда, будет сложно остаться нормальным в такой обстановке. Его мысли уже начали путаться. Санитар краем глаза взглянул на мистера Уэйна. Чем ближе они подходили к камере, тем более нервным казался миллиардер. Он полагал это очень естественным. Даже у тех людей, которые работали здесь годами, учащался пульс и пересыхало во рту, когда они направлялись к центрально расположенным одиночкам. Здесь была нездоровая аура: ненависти, зла и безумия. Санитар тоже почувствовал, как на лбу появляются бисеринки пота. Мистеру Уэйну должно быть действительно плохо. Брюс хотел видеть Джокера. Он хотел рассмотреть существо за гримом, хотел увидеть человека, в котором прятался такой монстр. А еще он беспокоился о том, что Джокер его узнает… Санитар знал, что Брюс Уэйн был сильно травмирован смертью своей подруги детства, Рэйчел Доуз. Он знал также и то, что ее убил Джокер, а поэтому предположил, что Брюс хочет увидеть лицо человека, который лишил его лучшего друга, чтобы удостовериться в том, что он действительно реален. Брюс боролся с желанием совершить этот визит достаточно долго, ему очень хотелось приехать сюда сразу же после поимки Джокера, потому что он как-то не верил в то, что его смогут здесь удержать. Но он противился этому. Он проводил время в погоне за удовольствиями, оставив Бэтмена в его пещере, он оплакивал Рэйчел. И вот однажды ему снова потребовалось увидеть Джокера. Брюс сам не знал, почему, но на сей раз не устоял. Это было похоже на некий магнитный импульс, воздействующий на него и тянущий их друг к другу. Он ненавидел подобные мысли. – ОК, его камера – чуть дальше по коридору. Вероятней всего, он отжимается. Мы не можем с этим покончить, он ведь не причиняет проблем, но у наших сотрудников просто мурашки бегут от его фитнеса. Когда мы открываем смотровое окошко, он смотрит на дверь, но обычно этим и ограничивается и просто продолжает делать, что делал. Охранник нервно облизал губы, внезапно напомнив Брюсу Джокера. – Но насчет этого раза вы сомневаетесь, правда? – Да. Я беспокоюсь, потому что вы – не сотрудник, и он может все сделать иначе. Я имею в виду, что вы – Брюс Уэйн. Он же не идиот, как раз напротив. У вас нет навыков, необходимых для общения с ним, а Джокер будет знать, что он уже с вами сделал. Я не знаю, попытается ли он провернуть что-то еще, или нет. – Что-то еще? Санитар вздохнул: – Он проникает в умы людей. Это его метод. Не знаю, как именно он это делает, но у него хорошо получается. Нам пришлось изолировать его психиатра, потому что он подчинил ее себе. Я даже не хочу знать, чем они там занимались, но она начала устраивать взрывы в городе, сея хаос. Бэтмен доставил ее сюда. Она кричала и пинала стены ногами до тех пор, пока не разбила их в кровь. И попыталась вскрыть себе вены пластиковым ножом, мистер Уэйн. Как он такого добился? — Санитар покачал головой. – Люди, работающие с ним сейчас, полагают, что это неким образом связано с тем, как работает его мозг. Они отрицают то, что у него вообще есть какая-то личность и считают, что он просто просыпается утром и решает, кем он хочет быть. Иногда он просто хочет играть в карты, практически умоляет об этом. В такие дни он будет тихо сидеть на терапии, играть в настольные игры, показывать фокусы, и рисовать цветными мелками письма Бэтмену. Неизменные цветы и сердечки, изображенные безупречно. Серьезно, цветы и сердечки всех цветов радуги. Он будет охотно рассказать вам все, что вы хотите о нем узнать. Каждый раз – новую историю. Мы все согласны с тем, что он просто не помнит, кто он… ну, хорошо, кем он был. Но в эти дни с ним приятно общаться, он просто душка, знаете ли. Санитар снова вздохнул. – А в другие дни нам приходится бороться с ним, чтобы затащить в кабинет для терапии. После того, как он убил нескольких парней, мы решили оставить его в покое. Я полагаю, что это следовало бы сделалась уже после первого раза, но эти психи вверху, они ни хера нас не слушают. Сейчас он уже ничем не сможет вас достать, только смехом. Время от времени он угрожает людям, сыпет проклятиями. Но чаще всего – просто смотрит. Он может заглянуть прямо к вам в душу, приятель. И эти шрамы лишь… усиливают эффект. Как-то особо не сомневаешься в том, что, если бы он смог выйти из камеры, то, перед тем как вернуться на улицы, он бы убил здесь всех до последнего человека. Просто ради забавы. Это читается в его глазах. Джокер часто рассказывает истории о людях, которых убил, обо всех способах, которыми он отнимал у них жизни. Я не знаю, придумывает ли он эти истории, или действительно хорошо помнит всех жертв, но он очень легко припоминает любые детали. Вспоминает это – но не свое прошлое. Я даже не знаю, что было бы хуже: то, что он может придумать такие подробности, или – то, что он действительно их убивал. Я полагаю, что он это делал, мистер Уэйн. Он помнит каждого, и всех своих… жертв он убил своими руками. Кем нужно быть, чтобы сделать такое? Мы говорим: «у него нет совести», утверждаем, что он – сумасшедший, а Джокер рассказывает нам про убийства в деталях. Как именно брызгала кровь, какие эмоции он прочитал в их глазах. Он говорит нам все это с целью шокировать, и это срабатывает. Но – зачем ему это помнить? Почему он хранит в памяти эти лица? Бывают дни, когда он произносит только одно слово и спрашивает лишь об одном. Просто «Бэтмен» снова и снова. Мы не знаем, является ли эта его одержимость сексуальной, или же Джокер просто видит в Бэтмене достойного противника. Временами он пускается в длинные разглагольствования о том, как «его Бэт» дополняет его, и как они будут вечно бороться друг с другом. Что Бэтмен не может жить без него так же, как он не может без Бэтмена. Джокер говорит: Бэтмен знает, что это – правда, он просто не хочет ее принять. Я не знаю, ставил ли он своей целью заставить нас нервничать, когда поднимал эту тему, но сама эта мысль вынуждает нас ежиться. Представьте, что было бы, если б они объединились? Я не думаю, что Бэтмен на это пойдет, но, с учетом всех обстоятельств – кто знает? Что, если он столь же чокнутый, как и Джокер? Что делать, если клоун надавит так сильно, что Бэтмен сломается? Лекарства не помогают. Ничего из того, что мы пробовали. Он даже лишний раз не зевнул, и ему слишком трудно сделать инъекцию. Мы потеряли хороших людей в этих попытках. Джокер… он – как ребенок. Психопатический ребенок-убийца в теле взрослого человека с развитым интеллектом и удивительной силой. Он слишком быстр для нас, слишком жесток. Нам всем пришлось научиться считывать его настроение, но эти, там, наверху, не хотят ничего слушать. Они ходят вокруг него кругами, будто вокруг нежеланного рождественского подарка. И никто никогда не узнает, что там внутри, потому что у них духу не хватит. Он ... я не знаю, мистер Уэйн. Если бы я верил в инопланетян, или в дьявола, или во что-то подобное, то я бы сказал: это он и есть. Но мысль о том, что он – просто человек, как и все мы, пугает меня больше всего. Санитар остановился перед отдельно расположенной дверью, запертой тщательнее, чем остальные. Сама дверь была массивнее, более прочной. Он улыбнулся Брюсу. – Ну вот. Просто… игнорируйте его, сколько сможете, ладно? Брюс кивнул, но, тем не менее, переместился так, чтобы иметь возможность лучше видеть внутренность помещения. Санитар дрожащими пальцами поднял заслонку и отвел ее в сторону. Джокер кинул быстрый взгляд вверх из своего положения на полу, его бицепсы напрягаются, он отрывает тело от пола и – позволяет ему опуститься назад. Те части его тела, которые были видны из-под оранжевого жилета и серых спортивных штанов, слабо поблескивали от пота. Брюс удивился, почему он не носит стандартную униформу, но потом предположил, что это потому, что он – Джокер. Клоун был чем-то особенным. Зеленые глаза опять устремились к полу, но затем Джокер нахмурился и оборвал движение, его тело замерло в воздухе. Он пробормотал: «двести сорок семь», а потом склонил голову набок, еще раз взглянув на санитара. Его взгляд переместился на Брюса… и язык Джокера пробежал по его шрамам. Брюс был поражен обращенным к нему лицом. Джокер был, вероятно, на пару лет младше его. Его кожа была смуглой, и бледно-розовые шрамы чудовищно врезались в плоть его щек. Те отметины, которые нанес ему Бэтмен, были еще свежи. Они были маленькими, но глубокими и чуть покрасневшими, по сравнению со старыми рубцами. У Джокера были темные круги под глазами, напоминающие о черноте грима, которым он пользовался вне стен лечебницы, он выглядел так, будто не спал несколько лет. Его волосы были светлыми и вьющимися, но грязными, как и всегда, а, когда он открыл рот, чтобы провести языком по губам и шрамам, Брюс увидел по-прежнему желтые зубы. Теперь Джокер смотрел прямо, не отводя взгляда, и Брюс был больше всего поражен тем фактом, что у него на носу красовались чертовы веснушки. Джокер поднялся на ноги, заставив обоих мужчин за стеклом отпрянуть. Пациент усмехнулся и неторопливо двинулся вперед с таким видом, будто он контролирует ситуацию. Он остановился у двери и скрестил руки на груди, чуть наклонившись вперед, чтобы иметь возможность опереться на них. Затем – наклонил голову, глядя через стекло прямо на Брюса Уэйна. Джокер снова облизал губы и фыркнул, сдерживая смех. А потом – просто подмигнул. Обычному человеку этого было бы достаточно, чтобы содрогнуться. Брюс заставил себя несколько раз отвести взгляд, нервно сглотнуть и изобразить дрожь. Джокер засмеялся, и этот звук привлек внимание Брюса, притягивая его, как собаку притягивает запах следа. Санитар оглянулся на Брюса, и Джокер воспользовался моментом. Он подпер голову одной рукой, а вторую поднял, помахав одними пальцами, и беззвучно произнес: «Привет, малыш». А потом – начал смеяться, не отводя взгляда от Брюса. Санитар повернулся и покачал головой, снова опустив заслонку прямо перед растянутым в ухмылке ртом Джокера, перед его желтыми зубами, блестящими розовыми губами и шрамами, стягивающими и искажающими лицо. Когда она закрылась, санитар содрогнулся. – Он – сумасшедший ублюдок. Мне жаль, мистер Уэйн. Я надеялся, что он просто проигнорирует вас. Он сейчас должен быть в одном из таких настроений. Они возвращались назад по пропитанному мочой коридору с протекающими трубами и тенями, тянущимися к ним из углов, слушая эхо своих шагов и видя пар от дыхания. Смех Джокера следовал за ними, становясь все громче и громче, по мере того, как они отходили от камеры, он проникал в их уши – и в головы тоже. Они оба видели перед собой белое лицо с черными кругами у глаз, красными губами и зелеными волосами… Человек из камеры преследовал Брюса. Он так отчаянно хотел встретиться с ним, а теперь ему очень хотелось бы отыграть все назад и не видеть этого. Такое чувство, что все это вытягивало из него силы. Когда он вышел из ворот Аркхэма обратно в Готэм, то почувствовал, будто с его плеч упал тяжкий груз. Даже полный выхлопных газов готэмский воздух показался Уэйну свежим и чистым по сравнению с этим зданием, полным потерянных душ. ... Все тот же санитар совершал очередной обход коридоров, согласно графику дежурств. На это требовалось около получаса. Он нажал на кнопки возле дверей камер, откуда вытекала моча. Чем ближе он подходил к камере Джокера, тем чаще билось его сердце, а волоски на шее вдруг встали дыбом. Легкий шум за спиной заставил мужчину вздрогнуть, санитар обернулся, быстро включил карманный фонарик и осветил нишу. Естественно, там было пусто, и он обругал сам себя за то, что позволил так сильно себя задеть себя шоу, устроенным Джокером. Он слегка усмехнулся, подумав о том, что мистер Уэйн лишится сна на недели. Он повернул за угол и сразу же почувствовал что-то неладное. Ощущение чужого взгляда… он посмотрел через плечо, но никого не увидел. Затем – сделал шаг вперед и поскользнулся, наступив ботинком во что-то мокрое и липкое. Подумав об этом, он ощутил в воздухе металлический привкус. Санитар посмотрел на свои ноги, и увидел на полу кровь. Он бросился к двери камеры Джокера. Она была распахнута настежь, а один из многочисленных сотрудников Аркхэма лежал в луже крови с перерезанным горлом. Санитар подбежал к телу и склонился над ним. Труп был еще теплым. Он не знал, кем был этот человек, и что он сделал. Не знал, убил ли его Джокер из-за того, что он ему не нравился, или же он просто оказался не в том месте и не в то время. Санитар перевел взгляд на стену. Белое было запятнано красным. Надпись гласила: «Моя детка скучала по мне». Джокер также добавил смайлик, рот у которого был в форме летучей мыши. Мужчина вдавил кнопку тревоги, и тут же включилась сирена, перекрывшая обычные звуки лечебницы. Заключенные стали кричать и стучать кулаками по дверям, мигом усилив шум до невообразимого. Санитар бежал по коридорам, оставляя за собой кровавые следы, пока легкие не стали гореть, а в ногах не появилась боль. В конце нового коридора стоял Джокер, оттирающий руки спиртом, и, увидев его, санитар резко остановился. Его рубашка, брюки, руки и даже волосы были залиты кровью. Он был босиком, окровавленная обувь лежала у его ног, и мозг мужчины зачем-то отметил: «Поэтому я и не заметил следов». Джокер улыбнулся и помахал санитару, при этом часть окровавленной пены, покрывающей его руки, упала на пол и растеклась кляксами розовых пузырей. – Ты тоже можешь отмыться. Не хочу распространять инфекцию. Во рту у санитара пересохло, он попытался заговорить, но не смог. Джокер приблизился к нему плавным, крадущимся шагом, его лицо исказилось в недовольной гримасе. – В чем дело, а? Собираешься мне улыбнуться? Давай, парень, почему такой серьезный? Санитар засмеялся. Он все равно умрет, так – почему бы и нет. Джокер тоже улыбнулся. – Славный мальчик, это мне нравится больше. Он повернулся и пошел прочь. – Эй, куда ты направился? Джокер остановился и оглянулся через плечо. – Разве ты не видел мое послание? Я сделал его довольно заметным. Видишь ли, я, в некотором роде скучал здесь, и мне это не нравилось. Как думаешь, Бэтси скучал по мне? Я полагаю, что да. Не могу заставлять его ждать ни минуты. Я просто уверен, что у него уже чешутся кулаки, и он предвкушает их встречу с моей физиономией. Джокер рассмеялся. – А что насчет меня? – Что насчет тебя… гм, напомни-ка мне свое имя, приятель. Никогда толком не видел твой бейдж. – Генри. – Генри. Ну, Генри. Ты, вроде как, нравишься мне. Ты же привел в эту адскую яму Брюса Уэйна чтобы он мог со мной повидаться. Он там не обоссал свои туфли? Очень надеюсь, что да. Бьюсь об заклад, он сожжет их, как только вернется домой. Джокер опять засмеялся. – И вообще, если я убью тебя, кто передаст мое послание? Конечно же, ты получишь компенсацию за нервотрепку. Оттянись там как следует, я имею в виду – где-нибудь в другом месте, ведь тут реально кошмарно. Психическое здоровье стремительно улетает в трубу. Это славно для отпуска, но – работать? Мне тебя прямо жаль. – Кто-то же должен это делать. – Верно, верно. Я не собираюсь убивать человека, «просто делающего свою работу». До тех пор, пока ты не встанешь у меня на пути. Ты ведь не планируешь перейти мне дорогу, а, Генри? Генри покачал головой. – Вот и славно. Ну, тогда – счастливо оставаться. Скажи, что я тебя ударил, или вроде того. Что я тебя вырубил. – Джокер обернулся и прищурился. – А впрочем… Санитар почувствовал, как что–то тяжелое обрушилось на его голову, и мир померк. ... Генри очнулся, окруженный врачами. Он лежал на плоской поверхности в очень светлой комнате, и в голове пульсировала боль. Все выглядели очень довольными тем, что он пришел в себя. Генри пришлось повторить свою историю, по крайней мере, семи разным людям, прежде чем ему разрешили уехать домой. ... Джокер вышел из Аркхэма в город прямо в чем был, не снимая ярко-оранжевого жилета, запятнанного кровью. Но всем было плевать. Выйдя за ворота, он ненадолго притормозил, чтобы обуться. Он не спешил, но ни один чертов прохожий не посмотрел на него дважды. Он нашел это забавным. ... Брюс следил за новостями. Он уже знал, как сбежал Джокер, видел послание, которое он оставил на стене, тайно снятое одним из сотрудников на камеру мобильного телефона. Он вспомнил, как смотрел в глаза Джокера, вспомнил его лицо под клоунской маской. Лицо живого, реального человека… Уэйн вздрогнул. Раздался звонок в дверь. Брюс позвал Альфреда, но, не получив ответа, сам двинулся к двери. На пороге, небрежно облокотившись о дверной косяк, стоял молодой человек. Он был в оранжевом жилете и серых спортивных штанах, густо заляпанных кровью. Он улыбнулся Брюсу, продемонстрировав пожелтевшие зубы и искривив шрамы. Затем – откинул с лица волосы, склеенные кровью, как гелем, и облизал шрамы. – Здравствуй, красавчик, как жизнь?