Эта женщина будет моей

— Она ушла от меня. В голосе Черныха не было злости, только горечь и обреченность. Он как сейчас помнил звук захлопнувшейся двери, которому предшествовало тихое: «Я вернусь. Мне просто нужно подумать». Но по тому, как Лаврова отвела взгляд при этих словах, он понял: она не вернется. Не простит. И винить в этом он может только себя. — Она вернется. — Скрипач говорил со странной уверенностью, и Стрелец удивленно взглянул на него, наконец оторвавшись от разглядывания пейзажа за окном. — Обязательно. — Почему ты так думаешь? — невесело усмехнулся Черных, с тоской вспоминая вчерашнюю ночь. Она просто прощалась, а он… — Если бы она хотела уйти, то сделала бы это сразу. И уж точно не так деликатно, ты разве ее не знаешь? — Она не сможет меня простить. — Ты так в этом уверен? — усмехнулся Скрипач. — Никогда не говори «никогда». Она все обдумает и вернется, потому что слишком любит тебя. — Посмотрим, — хмыкнул Стрелец, в глубине души надеясь, что друг и в этот раз окажется прав. Он не сможет нормально жить, оставшись один. Наверное, это эгоизм, но без Кати он просто существует. Потерять ее — значит лишиться самого важного в своей жизни. Только бы она вернулась… Он все исправит, обязательно, он горы свернет, лишь бы у них все стало как раньше. Только бы вернулась… — Мне тут надо будет на недельку отлучиться в область, там какие-то напряги, — перевел разговор Черных, отходя от окна и опускаясь в кресло. — И у меня к тебе просьба. — Он помолчал, прикидывая, верно ли поступает сейчас, озвучивая ее. Он доверял другу как никому больше, но когда дело касалось Кати… Кто знает, как все может повернуться. Однако все же продолжил, отгоняя назойливые сомнения. Кому еще можно верить, если не Скрипачу? — Будь с ней. После всего, что случилось… Мало ли что. Я боюсь за нее. — Я не подведу тебя, — тихо ответил Дмитрий. — И…спасибо за доверие. Черных улыбнулся, чувствуя, как тугая пружина сомнения распрямляется от спокойного тона Скрипача. — Знаешь что… Поезжай к ней прямо сейчас. — Черных старался не выдать голосом тревоги, засевшей в груди с того момента, как такси увозило Катю прочь от их квартиры. Почему-то казалось, что если его не будет рядом, с ней обязательно что-то случится, она моментально вляпается в неприятности или сама натворит глупостей. Когда Скрипач уже выходил из кабинета, его настигла фраза, совсем недавно сказанная им самим. Фраза, полная надежды и доверия. — Береги ее.

***

Катя никогда не думала, что общение с почти незнакомым человеком может настолько затянуть ее. Дима Скрипач, прежде всегда державший дистанцию, сдержанно-приветливый, но при этом словно закрывший свои мысли и душу от чужого любопытства, сумел в считанные дни перейти от просто доброго знакомого до лучшего друга, и Лаврова не уставала удивляться, как ему удалось добиться этого от нее в таком состоянии. Катя, переступая порог своей квартиры, показавшейся совершенно чужой, вообще не представляла, как будет здесь жить: одна, изводя себя работой и мучительными воспоминаниями и сомнениями. Она понимала, как тяжело ей будет одной, но предпочла сбежать, оставив мужа с чувством вины. Эгоизм, наверное. Хотя бежала она не столько от него, сколько от себя. Все, случившееся между ними ночью, показалось ей таким чудовищным, что Лаврова начала сомневаться в своей нормальности. Ни одна нормальная женщина не простила бы такого обращения с собой со стороны даже самого дорогого человека, а уж тем более не могла так бесстыдно его хотеть и так страстно желать с ним остаться. Но она смогла. И это пугало Лаврову гораздо больше, чем все выходки Черныха в последнее время. Мазохизм, сумасшествие… И тем более странно было то, как легко и просто она призналась во всем Скрипачу, как высказала ему все, в чем боялась признаваться даже себе. Она вообще не понимала, почему с этим немного загадочным парнем ей так легко и спокойно. Черных, чьи мысли, эмоции и мотивы для нее были как открытая книга, манил ее, будоражил, и каждый день с ним был для нее чем-то новым, но неизменно чудесным. Именно был. А Дмитрий, которого она совсем не знала и никак не могла разгадать, казался ей таким родным, таким близким, как будто они знакомы тысячу лет. И с каждым днем, точнее, вечером, которые он неизменно проводил с ней, Катя чувствовала, что все больше привязывается к нему, открывается перед ним, забывает рядом с ним о том, что, казалось, забыть невозможно. — Димка, ты не гипнотизер случайно? — смеялась она, прижимаясь к другу и спокойно устраивая голову на его плече. — Случайно нет, — улыбался он, внешне совершенно невозмутимо, а сердце сладостно сжималось от ее близости, и Скрипач уже не мог понять: это сон или все же явь? Он готов был отдать все за эти мгновения с ней, и если бы Дмитрия спросили, как он хочет умереть, он бы ответил: вот так, когда она наивно, совсем по-детски прижимается к нему, обдавая легким ароматом медового шампуня и улыбается, словно позабыв о всех проблемах, о боли, которую ей пришлось пережить. Его такое простое счастье не омрачалось даже разговорами о Стрельце. Дмитрию и в голову не приходило ревновать, да и какое он имел на это право: ревновать чужую жену к законному мужу? Он был счастлив просто быть с Катей, просто разговаривать с ней о чем угодно, просто чувствовать ее дыхание, щекотавшее шею, когда она обнимала его, словно ища защиты у старшего брата. И каждый раз, выходя из ее квартиры с необъяснимым чувством умиротворения, неверующий прежде Скрипач впервые обращался к Богу с горячей благодарностью. Благодарностью за позволение любить единственную женщину, умереть за которую он посчитал бы наградой.