***
Хиро всегда казался Масе поразительно общительным. Если он сам предпочитал отмалчиваться в компании незнакомцев из других групп, то Хиро незамедлительно заводил новых приятелей. Ему достаточно было нескольких минут, чтобы заслужить добродушные улыбки собеседников и завязать подходящую тему. Он мог шутить и ребячиться, подобно подростку, или же серьезно рассуждать о чем-то философском. Вокалисты… они вечно смотрели на вещи глубже, мыслили нестандартно и легко превращали обыденную простоту в исключительный мир грез. Он являлся в их текстах — грустный, безоблачный, цветной или бесцветный, стоило лишь представить, взяв за основу нечто близкое. Хиро притягивал к себе людей, притягивал безостановочно и необратимо. Масе, выбравшему недолговременное одиночество, оставалось лишь смотреть, как он хлопал других по плечу раз за разом и кивал на каждое утвердительное предложение, с которым соглашался. А соглашался Хиро с чем-либо достаточно редко: его было сложно убедить в сомнительных суждениях, он чаще спорил, доказывая свою правоту, чем поддавался чужим выводам. И Маса, наблюдающий за его взаимодействием с прочими вокалистами, едва заметно улыбался, осознавая свое несомненное преимущество: среди всех он был единственным, кто знал Хиро достаточно хорошо. Хиро доверял ему даже свои тексты. Бывало, он подходил к Масе с просьбой взглянуть на них, быть может, сразу подыграть. Во взгляде Масы светлела благодарность, и допустимое огорчение терпело неминуемое поражение, бесследно исчезая внутри. И было совсем неудивительно, когда после прочтения нескольких строк Маса постигал созданный мир своего вокалиста, наигрывая на гитаре мгновенно пришедшую в голову мелодию. Тогда Хиро садился рядом и слушал, даруя драгоценные минуты своего присутствия лишь ему. Неизменно только ему. — Как тебе? — тихо интересовался Маса, последний раз проводя пальцами по тонким струнам. — Прекрасно. Не будем ничего менять, — момент, казавшийся бесконечно личным и созданным лишь для двоих, продолжался, когда Хиро просил играть вновь. Так рождались их лучшие песни.***
Хиро всегда казался Масе оптимистичным. Сам Маса считал себя непоколебимым реалистом с юношеского возраста. Чтобы поверить во что-то, ему требовалось немало подтверждений. Ему чудилось, что таким образом он здраво смотрит на окружающий мир. Его трудно было подвигнуть на смелый и безрассудный поступок, его трудно было расшевелить в обстоятельстве, которое он воспринимал с излишней серьезностью, осознавая каждое мелочное последствие, его трудно было убедить, когда его мысли были заняты «сложной составляющей жизни». — Не беспокойся, мы не простоим здесь долго, — Хиро не прилагал усилий, чтобы приободрить Масу, он, улыбаясь и мысля в бесповоротной оптимистичности, похлопал его по плечу и обнял одной рукой. — Ты уверен? — Маса поднял на Хиро подозрительный взгляд. Уж больно скверной для него была ситуация, когда лифт, не успев подняться выше шестого этажа, вдруг пошатнулся и остановился. Свет раздражающе мигал, а кнопки, на которые Масы нажимал несколько раз, перестали работать. — Конечно, — живо заверил Хиро, явно оценив всю сложившуюся ситуацию достаточно забавной. — Знаешь, а мы бы могли… — Еще чего! Нет, — Маса даже не дал договорить, мгновенно выпутываясь из объятий и становясь мрачнее прежнего. В частой смене своего настроения он напоминал Хиро серую тучку, угрожающе повисшую над городом, который до этого нежился в лучах яркого солнца. — …поиграть во что-нибудь, — все-таки закончил Хиро, еле подавляя победную улыбку. Как бы он хотел поделиться частичкой своего оптимизма с расстроенным Масой, который еще утром сиял счастьем. Хиро даже начал сомневаться в том, что Маса — реалист, скорее уж — пессимист. — Поиграть? — Маса робко захлопал пушистыми ресницами, понимая всю неловкость положения, в которое он сам себя привел. Нет, все же он — реалист, подверженный быстрой смене своего настроения. В отличие от Хиро, который не изменял своему жизнелюбию с позитивной точки зрения. — Именно. Мы ведь не в попсовом фильме, чтобы предаваться утехам прямо здесь, — от пошлой шутки Маса даже покраснел, смущаясь, и улыбнулся легкой улыбкой в следующий миг. Он был согласен, принимая оптимизм Хиро как способ избавиться от плохого настроения и провести время с какой-никакой, но все же пользой.***
Хиро всегда казался Масе ревнивым и властным. Каждый раз, находясь в гостях у друга, Маса забывал о времени и ставил телефон на беззвучный режим, даже зная, что Хиро обязательно будет звонить ему, беспокоясь, как долго продлится его отсутствие. Даже в отношениях Масе нужна была свобода, и дело было не в гордости. Он был непомерно вольнолюбив, чтобы подчиняться требованиям и возвращаться домой к определенному времени. Он, в отличие от Хиро, считал, что они не обязаны друг другу, ведь их чувства никуда не денутся и никем оборвутся. Но Хиро все равно боялся чего-то, даже если доверял Масе, как себе самому. Эту черту его характера невозможно было стереть даже ласковым взглядом Масы и его нежным тоном мягкого голоса: — Ревнуешь, да? Маса не испытывал ни угрозы, ни страха, глядя в карие глаза, наполненные ретивым огоньком. Оставив вещи в коридоре, и проходя в комнату, где ждал Хиро, Маса останавливался напротив него, склоняя его к своему теплу. Сердце билось постоянно часто в присутствии ревнивого Хиро, и дрожь пробирала до самых кончиков пальцев. Хиро был такой, как он есть, и Маса, несмотря ни на что, не желал его менять. Странно, наверное, но ему даже нравилось сгорать под пылким взглядом. — Ревную, Маса. Еще как ревную, — Маса необъяснимым образом терял из внимания, как быстро Хиро преодолевал расстояние в несколько шагов и оказывался до умопомрачения близко, смыкая крепкие объятия на его талии. — И скучаю, когда тебя нет, — шепот и нетерпеливый, властный поцелуй вслед. Маса, пожалуй, с первой встречи принадлежал ему и только ему одному. За это Хиро смело можно было назвать собственником, вот только Маса не мог совладать с собой, отвечая на проникновенную ласку и забывая обо всем. Даже о том, что хотя бы раз стоило бы испытать терпение Хиро в отместку несерьезной обидой.***
Хиро всегда казался Масе лидером. Если он сам был формальным лидером группы, то Хиро был истинным лидером по жизни. Он добивался всего, чего хотел. Он шел к своей цели, невзирая на трудности, невзгоды и разногласия, он был твердо убежден в себе. И Маса, принимавший непосредственное участие в его судьбе, часто задумывался, что он был лучше, лучше него самого в плане лидерства. Если бы Хиро попросил, Маса бы уступил ему. Но вместо этого Хиро, как и остальные участники группы, ценил Масу как, пусть и доброго, но все же справедливого лидера. Иногда Хиро заворожено смотрел на него и долго молчал, вслушиваясь в каждое произнесенное слово. Маса не желал командовать, он выполнял необходимые распоряжения, согласовывая будущие релизы или выступления со всеми участниками группы. Он умел взаимодействовать, и Хиро, будучи более жестким лидером, лишь соглашался с ним. Группе не нужен был диктатор, группе нужен был друг и руководитель в одном лице. Хиро, невзирая на свою общительность, не подходил под этот критерий. В отличие от Масы, он не мог быть близок со всеми сразу. Однажды в группе случился разлад, и Маса, утратив веру в свои возможности, действительно хотел оставить место лидера, но… — Маса, — тогда он стоял на улице возле входа в студию и наблюдал, как заходит солнце вдалеке. Конечно, он ждал Хиро и обернулся, когда тот окликнул его. Но не было привычной улыбки. — Идем? — только неуверенно произнес Маса, когда Хиро коснулся его руки. — Это тебе, — в раскрытой ладони Масы оказался самодельный конверт с его именем. — А что внутри? — Маса поднял на Хиро доверчивый взгляд, когда закат уже тонул за горизонтом. — Песня… для моего любимого лидера, — Хиро незаметно для прохожих прикоснулся к щеке Масы. Он, хоть и был безоговорочным лидером по жизни, продолжал уступать Масе, посвящая многие неспетые песни лишь ему. Они до сих пор хранились в конвертах, аккуратно лежащих на полочке за совместной фотографией.***
Маса всегда казался Хиро непредсказуемым. Даже внимательно следя за ним, Хиро не мог предугадать, прочитать по взгляду или выражению лица, чем заняты его мысли, чего он хочет или чего он ждет. Он, заинтересовавшись, изучал Масу с первого дня знакомства, но так и не смог свыкнуться с его непредсказуемостью. Она была необузданным и внезапным вихрем, всплеском чувств или эмоций, обрушивающихся на Хиро ослепительным натиском. Маса работал над музыкой часами напролет, старательно сливаясь с тишиной в комнате, а через несколько минут мог бросить свое занятие едва законченным и начать что-то новое, никак с творческой деятельностью не связанное. Так случалось множество раз, и, если Хиро пытался вмешаться, то Маса лишь пожимал плечами. Недавно он заставил Хиро прекратить просмотр фильма прямо в кинотеатре и повел его за собой в парк аттракционов, чтобы поцеловать того на колесе обозрения. Уж такого поворота событий Хиро, глядящий вниз с высоты, никак не предвидел. Тогда Маса перестал держаться за поручни и обнял его за шею, вынуждая бояться сразу за двоих. Сердце отчаянной птицей билось о грудную клетку, но Хиро, тревожно вжимаясь в железные прутья, отвечал Масе на неистовый поцелуй, который до сих пор вспоминается с трепетной дрожью и ощущением головокружительной высоты. — Я не знал, что ты умеешь бояться, — оживленно улыбаясь, признался Маса, выходя из парка вместе с Хиро далеко за полночь. Он был беззаботен и счастлив, и Хиро был готов забыть первичное возмущение. — Опасности боится любой здравомыслящий человек, — сострил Хиро, не давая Масе обогнать себя возле дороги, где горел красный свет. — Сегодня ты чертовски неуправляемый. — Перестань, я пытаюсь веселиться, — Маса легко толкнул его локтем, но отходить дальше не стал. Он выглядел опьяненным этим днем. Хиро, безусловно, разделял его чувства в глубине души, но предпочитал следовать рассудительности, опасаясь за Масу всегда больше, чем за себя.***
Маса всегда казался Хиро эмоциональным и горячим. Он не стеснялся своей вспыльчивости, своих чувств и необузданной страсти. Это относилось и к творчеству, и к личной жизни, когда закрывалась завеса, и раскрывался потаенный, безграничный мир, недоступный посторонним. Никто даже из догадывающихся не знал, что происходило между Масой и Хиро порой: днями, вечерами или же ночами — неважно. Маса был единственным человеком, способным прививать Хиро свою волю. Он, отдаваясь, мог умолять и даже приказывать, сгорая от страсти и разрешая Хиро дышать своими эмоциями, которые рвались наружу трепетным шепотом, шумными вздохами и исступленными сердечными ударами. Хиро не подавлял порочную слабость, пробуя сладость с чувственных губ и лаская Масу, дрожащего и жаждущего. В такие моменты Маса нуждался в беспрестанных поцелуях и зарывался длинными пальцами в волосы Хиро. Это не было моментом обоюдного безумия, но именно тогда с его губ срывались самые неожиданные откровения и просьбы. Иногда он, не выдерживая, кричал для Хиро, иногда лишь тихо постанывал и ни в коем случае не давал Хиро отстраниться, непрерывно клоня его к себе и не размыкая сильных объятий. Его страсть не угасала долго, она кипела в крови, даже когда тело расслаблялось в приятной неге. — Каким я нравлюсь тебе больше? — голос после такой ночи был хриплым, но все равно мягким. Согреваясь жаром тел, они не укрывались и дарили друг другу нежные прикосновения. Вопрос не застал Хиро врасплох: он ждал, когда Маса подумает об этом: — Ты нравишься мне таким, какой ты есть, — он был решителен и честен, глядя в черные глаза. Это были последние, но повторенные на несколько раз слова. Маса любил спрашивать, а Хиро отвечать.***
Маса всегда казался Хиро недоверчивым. Если Маса открыл Хиро себя и свою душу, то с другими людьми он был осторожен и подозрителен. Они вызывали его недоверие лишь потому, что не имели разрешения приблизиться к нему дальше дозволенного. Он был рад впустить в свою жизнь новых приятелей или друзей, но прежде он их тщательно выбирал, продлевая обычное формальное знакомство. Многие переставали интересоваться им, а он лишь беспечно улыбался, не имея причин сожалеть. Он бы, конечно, пожалел, если бы они знали что-то, о чем он им так и не рассказал. Именно поэтому у Масы было мало друзей. Но, как он считал, чем их меньше, тем лучше. Круг людей, которым можно доверять, не должен быть широким. И Хиро охотно согласился бы с ним, вот только друзей у него было в разы больше, чем у Масы. Даже в Америке до сих пор жили те, с кем он общался, обмениваясь сообщениями в социальных сетях. Маса только хмыкал, слушая, как Хиро безостановочно щелкает клавиатурой, но ничего не говорил. Куда уж им всем до него. Он был прав, следуя своей уверенности, что все секреты Хиро доступны лишь ему одному, а остальное не имело значения. Даже когда кто-то из конференции пригласил Хиро в Америку на несколько дней, Маса знал, что он откажется, потому что не сможет бросить его одного. Другое дело — друзья Масы. Был среди них тот, кто не был в состоянии смириться с мыслью, что у Масы теперь есть любимый человек, которому он предпочитает даровать большую часть свободного времени. И Хиро злился. Злился, слыша разговоры Масы с ним по телефону, слыша каждое его оправдание. Если Хиро мог хотя бы в шутку послать своего друга, то Маса надеялся прийти к компромиссу. В такие моменты Хиро думал, что Масе не хватает категоричности. — Ну и? — Хиро недовольно скрестил руки на груди, вопросительно глядя на Масу, когда тот нажал красную кнопку на дисплее телефона, сбрасывая завершенный вызов. — Он пригласил прогуляться нас обоих, — Маса был добр, и несложно было догадаться, что он не сказал другу «нет». — Прекрасно! — Хиро цокнул и рассерженно поджал губы. — До чего же ты упрям, — Маса покачал головой, находя обиды Хиро донельзя детскими. — Может быть, — Хиро пожал плечами и ушел в другую комнату. Но Маса улыбнулся ему вслед, зная, что через несколько минут он все равно вернется и вымолвит наконец свое «да», соглашаясь пойти на прогулку вместе с ним и его другом.***
Маса всегда казался Хиро безмерно мечтательным. Он мечтал часами, перебирая толстые струны баса, лежа на кровати, смотря на луну или даже помогая Хиро с текстами. Его мечтания не были утопическими, они, скорее, были близки к романтике, и Хиро иногда разделял их с ним. Он делал все возможное, чтобы порадовать Масу в неисчислимый раз. Бывало, Маса даже забывал о воздушных замках и светил для Хиро ярче солнца. Порой его мечты помогали творить. Они искушали и вдохновляли, тогда Хиро придумывал лучшие баллады, исписывая очередной белоснежный лист красивыми словами и улыбаясь Масе в вечернем свете. Иногда они писали оба, с хрупким волнением соединяя свои мысли и чувства воедино. Мечта сразу же приобретала насыщенный оттенок и играла в воображении совсем по-другому. В такие минуты Хиро думал, что Маса не станет желать ее воплощения, а оставит ее незабвенной в памяти. То ли Маса научился от Хиро иррациональному мышлению, то ли это было действительно так, потому что он вновь принимался писать, стараясь не отставать от своего вокалиста. Было нелегко совладать с фантазией и подбирать для нее особенные выражения, но Маса был не один в этом деле, и если что-то не получалось, Хиро помогал ему, улавливая выскользнувшую мысль. Маса дрожал и опускал ресницы, когда Хиро придвигался ближе к нему и шептал нужные слова. — Смотри, полная луна, — поставив в тексте точку, Маса отложил ручку в сторону и поднял взгляд, глядя в окно. — Красиво, — но Хиро не смотрел туда, он наблюдал, как блестящие серебряные лучи скользят по аккуратным чертам лица Масы, затаившего дыхания, как будто он никогда не видел полную луну. Так было и с поцелуями, и с объятиями, и даже с легкими прикосновениями. Для Масы все случалось впервые каждый раз. — В детстве я мечтал дотронуться до нее, — сейчас это казалось Масе по-детски глупым, наивным, но с Хиро можно было поделиться. Он не смеялся, он кивнул, прежде чем столкнуться с Масой взглядом. — Не многое изменилось с тех пор, — Хиро убрал со лба Масы непослушную светлую прядь и провел большим пальцем по зарозовевшей скуле. — Ты так и остался мечтательным мальчишкой. — Наверное, — Маса не сомневался, но почему-то не мог сказать об этом прямо. Они оба были мальчишками: один придумывал мечты, а другой — не похожие ни на что вселенные.***
— Знаешь, я все же подумал, что противоположности и вправду притягиваются, — поутру поделился Хиро, когда Маса, привыкший вставать раньше него, уже готовил кофе. Хиро сел за стол, достал пачку сигарет и придвинул к себе свою пепельницу. Маса, хоть и избавился от вредной привычки несколько лет назад, не запрещал Хиро курить в своем присутствии. — А я подумал, что пора бы мне перестать верить фактам, — Маса как обычно положил в чашку Хиро три ложки сахара. Его вокалист, в отличие от него самого, был неравнодушен к сладкому. Маса не шутил, лишь улыбался по обыкновению мягкой улыбкой, чувствуя на себе одобрительный взгляд. — И чему ты предпочтешь верить теперь? — Хиро, несомненно, уже разгадал его решение, но все равно желал, чтобы Маса произнес его вслух. — Только своему сердцу, — Маса вновь улыбнулся Хиро, ставя рядом с ним чашку с горячим кофе. Конечно, он и Хиро — слишком разные противоположности, но такие родные друг для друга, что все доказательства реальной совместимости меркли за их чувствами, не угасающими с того момента, как первый кроткий поцелуй коснулся губ.