Посуда

Даз всегда возвращается в кафе, когда Паула меньше всего этого ждет. Как будто специально каким-то чудом подгадывает момент, когда посетители расходятся, и она расслабляется, погружается в свои мысли, занимается мелкими делами, которые никак не сделаешь, когда в кафе толпится народ. Сейчас Паула приводит в порядок посуду. Стаканы, бокалы, грубые пивные кружки и тонкий кофейный фарфор — все расставлено на барной стойке, в руках у Паулы полотенце, и это занятие сродни медитации. Натереть основание бокала, переложить его так, чтобы придерживать низ, натереть стенки, отставить в сторону, взять следующий. И снова. И опять. И в этот момент возвращается Даз. — Давно тебя не было видно, — улыбается ему Паула. — Хочешь выпить? От Даза пахнет пылью и солнцем. Паула замечает, что губы у него успели сильно обветриться с прошлого раза. — Потом, — отмахивается Даз. — Есть новости? — Нет, никаких, — качает головой Паула. Ее руки не останавливаются. Два полотенца, ловкие и уверенные движения, бокалы постепенно перемещаются с одного края стойки на другой: от просто вымытой посуды к уже натертой до блеска. Даз кивает и подходит ближе, опирается на край стойки. Паула достает бутылку сакэ — она легко угадывает предпочтения даже случайных клиентов, а уж напарника знает прекрасно. — Я же сказал: потом, — качает головой Даз и делает призывный жест: — Лучше иди сюда. Ладони у него огромные, и пальцы длинные, и руки сильные, и когда он легко подхватывает Паулу за бедра и усаживает на стойку, то даже не напрягается. — Эй, осторожнее! — предостерегает Паула. — Здесь же посуда! Их лица оказываются на одном уровне, и Паула может в мельчайших деталях рассмотреть отслаивающиеся чешуйки кожи на его губах, и пробивающийся пушок на бритой голове, и ресницы, короткие и со светлыми кончиками, как будто выгоревшие на солнце. Даз глубоко дышит, и крылья носа у него чуть трепещут. Паула целует его, обвивает шею руками, притягивает к себе. Даз гладит ее по спине и подается вперед, налегает на стойку, вынуждая Паулу немного прогнуться. В такой позе долго не просидишь, и Паула разрывает поцелуй. Даз вжимается бедрами в ее промежность, Паула льнет к нему, они трутся друг о друга сквозь одежду. Пауле кажется, что за считанные секунды в кафе стало темнее и жарче — или это просто ее так ведет от самых простых ласк? — Соскучилась? — спрашивает Даз, развязывая ее косынку. Волосы распадаются пышной копной. — У меня, в отличие от тебя, нет времени скучать. — Паула сама снимает очки. — У меня кафе. Даз оглаживает ее бедра, проводит подушечками пальцев по животу над краем джинсов. Он так суров и сосредоточен — губы плотно сжаты, брови нахмурены, — как будто ему требуется необычайная концентрация для этих простых ласк. Паула не может сдержать тихий смешок. — Но, конечно, я рада тебя видеть, — добавляет она. Даз наконец-то слегка улыбается, почти не размыкая губ, но Паула все равно думает, что в такие моменты он удивительно мил для громилы-наемника. Она гладит его по щеке, проходится пальцами по коротким колким волоскам на виске. Даз расстегивает ее джинсы, тянет вниз, и Паула вынуждена уцепиться ногами за его талию и приподнять бедра. Джинсы вместе с трусами летят на пол, Паула ерзает на стойке, пытаясь усесться удобнее. За спиной звякает бокал, и этот звук ее нервирует, заставляет обернуться. — Я тоже соскучился, — говорит Даз, развязывая пояс. — Да уж я догадалась, — смеется Паула, снимая майку. — И я передумал, я все-таки хочу сакэ, — решает Даз, стаскивая с себя остатки одежды. — Сейчас? — удивляется Паула, но все-таки тянется за предусмотрительно выставленной бутылкой. — Я не достану до чоко, возьмешь сам? — Да, сейчас, — кивает Даз. — Не надо чоко, сомкни ноги. — Серьезно? — вскидывает бровь Паула. — Никогда не пробовал вакамэ сакэ, — хмыкает Даз. Паула плотно сжимает бедра, и он льет сакэ на ее живот и ноги, и это щекотно. Прозрачная жидкость собирается в промежности треугольником, блестит немного маслянисто, темные волоски, колыхающиеся в ней, и правда напоминают водоросли. Паула отклоняется назад, а Даз, наоборот, нагибается к ней, приникает губами к сакэ и втягивает его со смешным звуком. — И как впечатления? — спрашивает Паула. — Кажется, так вкуснее, — заключает Даз. — Из хорошей посуды всегда приятнее пить, — очень серьезным и наставительным тоном говорит Паула, и они вместе смеются. Даз очень редко смеется, но в такие моменты он становится еще милее. — Еще? — спрашивает Паула, забирая у него из руки бутылку. — Да, — кивает Даз. Паула держит бутылку высоко, сакэ льется длинной струей, разбрызгивается во все стороны, и Даз шершавыми обветренными губами собирает капли с ее бедер. — Следующим этапом падения будут суши с моего тела, — замечает Паула, когда он выпивает вторую порцию. — Мне не хватит терпения, — отмахивается Даз. — Мне уже его плохо хватает. — Тогда я просто обязана налить тебе еще, чтобы ты скорее сдался, — Паула снова льет сакэ себе на лобок, а когда Даз наклоняется, чтобы выпить его, сама приникает губами к горлышку, делает глоток. Все равно поить посетителей из этой бутылки она уже не сможет. Даз снова прижимается к ней, только теперь они оба раздеты, и его член трется о ее промежность, там, где все еще сладко и липко от сакэ. Паула делает еще глоток и отставляет бутылку прочь. — Может, все-таки на кровать? — спрашивает она. — Диван? Стол? — Давно хотел усадить тебя на стойку, — качает головой Даз. — Не побей мне посуду, — предупреждает она, обнимая его руками и ногами. — Даже если разобью все, мне есть, откуда пить, — усмехается Даз, подаваясь вперед.