« - Люси, ты должна быть стойкой и сильной. Не должна плакать по пустякам. Я знаю, что ты сможешь сделать все, чтобы жить счастливо. Главное, верь в свои силы, помни, что свобода совсем близко. Раздвинь эти стальные прутья и летай же так высоко, как птица. Ты найдешь своего принца, не сомневайся в этом. Он станет тебе поддержкой и опорой. Покажи ему свое доброе сердце, покажи ему свою любовь. Ты сможешь, я знаю. Жаль, что я не увижу твое счастливое лицо, когда ты его встретишь…»
- Люси? – Нацу дотронулся ладонью до ее кисти, и девушка словно очнулась ото сна. Вернее, от кошмара. Кошмара ее детства. - Да-да, я в порядке. Юноша продолжил беседу с девушками, изредка поглядывая на Люси. Ее взгляд был прикован к закату, пока ее нога не почувствовала что-то чужеродное. Девушка повернула голову к столу, обвела всех взглядом и уже хотела опустить глаза под стол. Прикрываемая крепко сжатым кулаком улыбка Нацу и еле заметное движение головой были признаками того, что Драгнил является инициатором этого чужеродного «что-то», а именно своей ноги. Девушка посмотрела на Эльзу, затем на Минерву, а потом на довольного Нацу. Ее улыбка сама расцвела на ее лице, и чтобы хоть как-то «снизить ее яркость» блондинке пришлось приложить немало усилий. Благо этот стеклянный стол был накрыт насыщенно-красной скатертью, иначе бы Эльза и Минерва стали свидетелями флирта Нацу и Люси под столом. Девушка чуть ли не посмеивалась от накатившего веселья. Ей понравилась эта затея, ведь скрасить скуку можно только позитивом. В данном случае, азартом и флиртом. Ее нога поднималась вверх, по ноге парня, а потом спускалась вниз и слегка толкала его ногу. Нацу смотрел на дверь в ванну и улыбался. Это выглядело странно, учитывая, что он ни с кем не разговаривал и смотрел только на дверь. - Нацу? – Минерва будто застала юношу за чем-то крайне неприличным, и он, всполохнувшись, взглянул на нее. - Да, Минерва? - Что с тобой? – На Нацу уже смотрит и Эльза, но это его не удивляло, гораздо больше его поразила реплика Люси: - Да, что с тобой? - Со мной? – Нацу выразительно на нее посмотрел, из-за чего Люси поджала губы, дабы спрятать веселую улыбку. – Вспомнил былые времена. - Поделись, - аловолосая толкнула его локтем. Драгнил не смог противостоять им двоим, а нет, троим - Люси тоже присоединилась к компании «слушателей». - Это был 21 год моей жизни. Со мной был Цюрих, «люксембургерли»* и бутылка Fendant. Это был мой заслуженный отпуск после тяжелого семестра. Мой отец, как и все примерные отцы, направил меня в Европу, где я пробыл одну неделю. Но даже эта неделя была пропитана новизной «старого», прекрасным видом и невообразимым вкусом местной еды… Рассказы парня начались именно с этой истории. Девушки внимательно слушали его и воображали все те картины, которые он описывал. Люси, подперев подбородок руками, сосредоточено слушала юношу, как ребенок слушает сказку. Иногда Нацу посмеивался, когда рассказывал нечто забавное. Его глаза светились радостью и счастьем, но в голосе чувствовалась легкая грусть по былым временам, и блондинка подумала: а что если она мешает ему жить так же беззаботно, как он делал это до нее? - А совсем недавно, месяц–полтора назад, я ездил на выходные в Эл-Эй. Я остановился у своей знакомой. Ее дом выходил прямо на пляж Санта-Моника. Утром, когда солнце начинает всходить, я выходил из ее дома и плавал минут двадцать–тридцать. Потом возвращался в дом, но Ванесса уже бодрствовала к тому времени. Она готовила блинчики, и мы вместе завтракали, обсуждая последние новости в Эл-Эй. А еще у нее был пес, белый и мохнатый, с мокрым носом и вечными слюнями. Мы с Ванессой как-то выбрались из дома, прихватив ее Далла. Странное имя у собаки, да? Но она так его назвала. У нее в руках был желтый теннисный мячик, и, не брось она его в воду, я не сразу бы понял, зачем она его взяла. Но потом до меня дошло, когда Далл побежал за ним. Я еле как сдержался, чтобы не стукнуть себя по лбу, но когда Далл принес мяч своей хозяйке, я не сразу понял, зачем она кинула его мне. Лишь когда мокрый здоровенный пес не кинулся на меня и не сбил с ног. Я был в песке, в белой шерсти и порядком промокший. И еще этот пес пытался меня лизнуть. И я ему говорил, смеясь, что не подпущу его слюнявую морду к своему лицу, пока он не почистит зубы. Тогда, помню, Ванесса долго смеялась над моими словами. Эльза с Минервой счастливо улыбались, то ли радуясь за Нацу, то ли испытывая веселье от его рассказов. Но одна Люси улыбалась так, будто была там и скучает по тому времени. Но на самом деле ей грустно потому, что тогда парень жил так, как хотел, а сейчас он будто связан бременем под названием «Люси». И эта мысль не давала девушке покоя. Гостьи ушли, пожелав паре не спокойной, а бунтарской ночи, подмигнув на прощание. Хартфелия убрала со стола, поставив остатки еды в холодильник, а посуду в раковину. Люси начала мыть посуду, когда руки Нацу обвили ее за талию. Вдыхая ее аромат, прижавшись к шее, Нацу медленно водил губами по ее коже. - Ты вкусно пахнешь. - А если ты не прекратишь, то одна из тарелок все-таки разобьется. - Разбитая посуда к счастью. - Разбитая посуда либо к порезу, либо к трате денег на новую посуду. - Не будь такой реалисткой, - Нацу поморщился, но не оторвался от девушки. - Ты захмелел, что ли? – Люси выразительно посмотрела на юношу, а тот снова поморщился. - Нет, я трезв. - По тебе не скажешь. - Но даже если это так, то мне поможет только одно лекарство, чтобы снова стать трезвым. Мне его озвучить? – Драгнил с хитрой ухмылкой прижал блондинку еще ближе. - Не надо. - Ну ты скоро? А то не хотелось бы тащить тебя в постель с пенными руками. - В таком случае, я буду всегда ходить с пенными руками. - Ты не хочешь секса со мной? Девушка рассмеялась, веселясь чуть-чуть пьяному поведению Драгнила. - Господи, Нацу, ты сейчас это так сказал! Я не могу, - Люси смывала с рук пену, умудряясь не падать на колени в приступе хохота. Закончив, девушка повернулась к юноше и тут же оказалась в крепких руках Нацу. Ее легкую и веселую улыбку не могли даже подавить сотни его поцелуев. Она не знала, в какую комнату он ее принес, но точно поняла, что произошла смена обстановки, так как в помещении стало темно. Как оказалось, он принес ее в свою комнату, так как интерьер в комнате отличался от ее привычной, хоть и видимость была не очень хорошей. Ее положили на мягкую кровать, попутно снимая платье. Девушка подняла руки вверх, не сопротивляясь действиям парня. - К твоему сведению, я не захмелел и уж точно не опьянел, - Нацу усадил блондинку к себе на колени. Люси хихикнула, хватаясь за краешки его футболки. - Знаешь, чего я сейчас хочу? – Хартфелия взяла его лицо в руки. - Чего же? - Чтобы ты заткнулся, - Люси упоительно его поцеловала, всасывая в рот его нижнюю губу. - Где ты так научилась целоваться? – Нацу судорожно вздыхал, когда Люси, покусывая его кожу, спускалась вниз, а потом снова вверх. - У меня был хороший учитель. - Почему был? Ты еще не знаешь, чему я могу тебя научить… Девушка лежала на боку, лицом к окну, а рядом с ней, впритык, лежал Нацу. Его рука покоилась на ее талии, свободно свисая с бока. Девушка наблюдала за звездным небом, пыталась сосчитать звезды, но это было без толку. Хотя все было без толку, потому что она пыталась уснуть. Люси считала и овец, и считала до ста, и пыталась не думать ни о чем, и наоборот, воображала. Ничто не помогало. - Нацу, - девушка шепотом звала парня. Она хотела у него кое-что спросить. Хартфелия надеялась, что розоволосый не спит. – Нацу-у. - Чего? - Ты не спишь? - Как видишь, нет. Чего хотела? - Что ты делаешь в выходные? – девушка повернулась к нему лицом, укладывая руку на его бок. - Эмм… провожу их с тобой. - Я не про это. Куда бы ты хотел отправиться на выходных? - С чего бы это? - Ну, ты так искрился, когда рассказывал, что бывал везде и всюду. Вот я и… - Стоп-стоп-стоп, только не говори мне, что ты подумала, будто я скучаю по этому? - Это было заметно. - Люси, нет. Если я скучаю по тому времени, это еще не значит, что я хочу снова так жить. - Разве нет? - Нет. Если бы хотел, то не лежал бы сейчас с тобой. - Но я все равно хочу куда-нибудь сходить. - Так бы и начала разговор. Как на счет клуба? - Слишком шумно и пафосно. - Почему? - Ну ты бы по-любому напился и начал бы лапать меня при всех, а потом бы затащил в какое-нибудь убогое место и жахнул бы меня там, а я не смогла бы тебе отказать. - Жахнул? - Чем тебе не нравится это слово? - Слово «трахнул» ее напрягает, а «жахнул» так нет. - Не суть. - Пляж? - Можно рассмотреть как единственный ПОКА нормальный вариант. - Эм… в океанариуме мы были. - Да. - В парк нет. - Однозначно. - Можно еще в гольф-клуб. - Гольф-клуб? Но за него нужно заплатить бешеные деньги! - Не паникуй, ты же идешь со мной. - Тебя бесплатно пропустят? - Нет, я заплачу за тебя. - Я так не могу, - девушка приняла сидячее положение. - Это еще почему? – Нацу сел следом за блондинкой. - Я будто… живу тут на халяву! Питаюсь, живу под чужой крышей, за меня платят, меня возят, меня одевают. Это слишком для меня! - Тогда скажи мне: что ты сделаешь со своей крохотной зарплатой? Сможешь ли ты жить под такой крышей, наблюдать за закатом с такой высоты, смотреть из окна Ауди? Ты думаешь, что недостойна всего этого, - юноша обвел руками комнату, хотя он указывал на все свое имущество. – Но ты единственная из всех знакомых мне людей, кто так легко отказывается от моих денег. - Деньги вовсе не твои, а отцовские, учитывая, что ты не работаешь. - Вот ведь проныра! – Нацу повалил ее на кровать, придавливая сверху. Его улыбка чувствовалась на шее у Люси, и это помогло ей расслабиться. - Все равно, я не… - Что мне тебе сказать, чтобы ты не противостояла «моим» деньгам? - Эмм… ну разве что какой-нибудь секрет или тайну. О, лучше скажи причину, почему ты покрасил свои волосы в розовый цвет? - Предпочитаю говорить малиновый. - Не суть. Так что? – девушка выбралась из-под Нацу и теперь лежала на животе, скрестив ноги в воздухе. - Ты правда хочешь знать? – заметная грусть пронеслась в голосе Нацу, но Люси приняла это как усталость от ее болтовни. - Давай уже. - Но ты будешь должна мне гораздо больше. Секрет на секрет? - Идет. Начинай. - Мальчик шести лет с темными волосами и с довольно худым телосложением для своего возраста проживал свои несчастные лета, отсчитывая дни до того дня, когда он наконец станет свободным…***
https://vk.com/audios209176861?performer=1&q=Lana%20Del%20Rey%20money%20power%20glory Маленький мальчик прижимался щекой к стене, сидя под столом. Скатерть доставала лишь до середины стола, и мальчик не мог полностью скрыться от этого грязного мира под скатертью. Маленькие соленые капельки подсохли, образовывая сухие дорожки на щеках. Он вслушивался в образовавшуюся тишину в доме. Хотя жилище, где он жил, трудно было назвать домом: обшарпанные стены, кое-где скрипели доски, мебель скудная и невзрачная, еды не хватало. Мать с мальцом еле сводили концы с концами, но потом ей предложили постоянную работу, за которую им с сыном будут приносить еду и давать деньги на личные расходы. Естественно, эти слова были насквозь пропитаны ложью. Но мать мальчика так грезила об этом, что согласилась, не обдумав решение. С тех пор они оба попали в кромешный ад. Мужчина, что предложил ей работу, оказался всего-навсего конченным сутенером. Разные мужчины регулярно навещали мать мальчика и занимались с ней непристойными вещами прямо в их доме. Этот мужчина против воли женщины заставлял делать то, чего никто бы другой не сделал, и при этом угрожал, что расскажет о том, как это она была посредником местных наркодиллеров, что, конечно, было неправдой. В те времена даже шуточное обвинение в подобной связи было сродни смертельному приговору: тебя ловили и сажали в тюрьму. Ничего не спрашивайте, просто время было такое. Продолжаем. Мальчик в первое время так сильно кричал и плакал, что мужчинам приходилось его бить, лишь бы он заткнулся, а мать ничего сделать не могла, ведь угроза дамокловым мечом висела на ее сыне, а не на ней. Любое бы неверное ее движение - и мальчик мог быть сильно избитым от рук негодяя. Со временем, юнец научился сдерживать свои эмоции, понимая, что за его плач он мог бы получить еще больше побоев, чем за простую попытку помешать мужчинам проходить в комнату матери. Обычно, он прятался под стол и закрывал уши и глаза так крепко, что потом они начинали болеть. Но слезы… Слезы не могли не течь при каждом посещении людей. Мальчик слышал крики матери. Ему было больно. Ему было ужасно. Во всем его дрожащем теле было столько страха и ненависти одновременно, что заглушая их, он впивался пальцами в руки. Впивался так, что оставались красные следы, но для него это не важно. Важно то, что очередной клиент только что ушел, а его мать осталась одна в своей комнате. Мальчик мигом выскочил из своего убежища и подбежал к постели матери. Она лежала на спине, прикрытая простыней, и глядела в потолок. Женщина услышала шаги сына и привстала на локтях. Мальчик бросился ей на колени, всхлипывая и прижимаясь плотнее к ее телу. - Тшш, не плачь, мой принц. Все наладится, вот увидишь. Однажды ты проснешься и увидишь этот мир не таким, как вчера, - мать гладила его по голове, нашептывая ободрительные слова. Вера в будущее, надежда на лучшую жизнь – в их случае это светлый луч, указывающий дорогу, или бессмысленная трата времени, сил и терпения? Дни шли, сменялась погода, но в том доме все оставалось по-прежнему. Мужчина все так же часто навещал их дом, мальчик все так же скрывался под столом, прижимая руки к ушам, а женщина видела, как ее сын медленно увядает на ее глазах. И это было больнее всего. Она не могла ничего сделать. Почти всю еду она отдавала ему, но этого все равно было мало. Его психика с каждым днем сходила на нет. Он просыпался ночью, весь в слезах и с криками. Кошмары преследовали его. Надежды больше не было, как и сил… В один день все изменилось. Раз и навсегда. Конец старой жизни. Женщина знала, что должна сделать, и была готова к этому. Ради своего сына. Мальчик с самого утра был занят своей маленькой деревянной машинкой. Одно колесико еле держалось, но это не важно, ведь машинка ездит. Их квартирка располагалась в двухэтажном доме. Снизу жила многодетная семья. Один парнишка был настолько хорошим, что помогал женщине покупать продукты. Сама она не могла, ей было строго запрещено покидать пределы квартиры. Она могла бросить ему мелочь через окно, чтобы он мог под дверь положить купленные продукты. Было мало, но они держались, как могли. Женщина в этот раз кинула не деньги, а записку. - Отнеси это в полицейский участок, - не сказав больше ни слова, женщина закрыла окно. Сыну она сказала сидеть в гостиной, ссылаясь, что ей требуется чуточку времени отдыха. Мальчик без слов вышел из ее спальни, закрыв за собою дверь. Она знала, на что идет, только не была уверена. Мальчик катал машинку по всей квартирке, за исключением спальни матери. Он катал ее так долго, пока руки совсем не устали. Он присел на пол, на кухне, вертя в руках машинку. Вскоре послышались громкие шаги, а потом резкий хлопок двери. Мальчик сразу узнал злобного дядьку. Он на шатавшихся ногах прошел в кухню, откуда следовал путь к спальне его матери. От него несло дешевым бурбоном и сигаретным дымом. Пройдя мимо ребенка, мужчина направился в комнату матери. Раскрыв дверь, он прошел внутрь. Потом же донесся его грубый и ядовитый голос. - Все-таки отбросила свои коньки, дрянная сука. А ты что смотришь, щенок? – мужчина вышел из комнаты, уставившись на мальчика. Нет, он не верил ему. Нет, это не могло быть правдой. Нет, мама не могла его оставить! Мужчина вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Мама учила его не верить ему. Она говорила, что скоро все закончится, что настанут светлые счастливые дни. Он сможет жить нормально. Она говорила ему все это. На следующий день пришли полицейские. Они силой оттаскивали мальчика от тела мертвой женщины. Его глаза раскраснелись, а тело сильно трясло. Темные круги под глазами, впалые щеки. Вид у этого мальчика был не самый лучший, и сотрудники полиции понимали это. Это было ужасное зрелище, как и его любовь к умершей матери. Женщина–полицейская взяла мальчика на руки и навсегда унесла из той проклятой квартиры. Навсегда…***
- Нацу-у, и что дальше? - А? – юноша словно выпал из времени, поддавшись воспоминаниям из детства. Вот только он не заметил, что все это время молчал. - Ты сказал: мальчик лет шести с темными волосами проживал свои несчастные лета. Что это значит? - Это… это мое детство. Моя мать была шлюхой, а я слышал, как она трахалась со всеми, кто приходил к нам в квартиру. Позже моя мать умерла, и потом меня усыновил Игнил. В четырнадцать я тайком покрасил волосы, чтобы тень прошлого больше не нависала надо мной. Главной задачей до семнадцати лет были перемены в моей жизни. Я менялся так, как мог. Менялся кардинально, чтобы от «меня» старого ничего не осталось. А с семнадцати жил в свое удовольствие. Люси ошеломленно смотрела на парня, с трудом переваривая услышанное от него. Эта информация свалилась на нее словно огромный многоярусный торт. Ей было необходимо время, чтобы выгрестись из него. И сейчас девушка сидела с перекошенным лицом, не зная, как отреагировать на откровенность парня. - Нацу, я… - Не стоит, ведь ты не знала. И ты не виновата в том, что моя мать давала всем, кто предложил хотя бы грош. В моей семье не было отца, да и… семьи… вообще не было. - Не говори так. - Если это правда, то почему я должен ее скрывать? - Потому что она твоя мама! - Если бы она обо мне заботилась, то не стала бы трахаться прямо у нас дома. Моя психика на этом подвернулась. Я спать спокойно не мог. А ты говоришь, что она моя мать? – Нацу срывался на крик. Конечно, ведь ему, как бы он того не скрывал, было больно. Больно, потому что у него было детство не как у всех. Он не знал, что такое радость или счастье. Что мамы обычно готовят своей семье на выходные какой-нибудь праздничный ужин. Что семья может выбраться на пикник. Что папа приходит с работы и приносит своему сыну сладости или очередную машинку. А у Нацу была одна. И он не ел сладостей. И не ходил с семьей на пикник. У него вообще не было семьи. И тогда он часто задавался вопросом: «А почему это происходит именно со мной? Почему только я так страдаю? Почему я не могу быть как все?!» - Прошу, не говори плохого… - Люси! Это произошло со мной! Мне было шесть лет! Я… я был ребенком! - Я все понимаю, но все же… - Да что ты понимаешь?! Разве ты знаешь, что значит голодать? Знаешь, как сделать так, чтобы тебя не увидел очередной мамин клиент? Знаешь ли ты, как перестать слышать ее крики, когда она занимается этим в нашем доме? Юноша уже кричал на Люси. Из ее глаз непроизвольно полились слезы, а ее губы сжались так сильно, что побелели. - Прости, я не хотела. - Ты не виновата. Прости, что накричал, - юноша взял в руки ее лицо и выдохнул прямо в губы. Его утешающий поцелуй все же сделал свое дело. Но ее всхлипы не прекращались. – Прошу, не воспринимай все слова близко к сердцу. Я не хотел, чтобы это дерьмо касалось тебя. Это только мое бремя. - Знаешь… не у одного тебя есть бремя, - Люси слабо улыбнулась через слезы и судорожные всхлипы. Ее трогало то, как парень беспокоился о ней. Она не хотела раскрывать свою жизнь, свое бремя, но иногда слова сами пытаются выскочить из нас, что это уже никак не остановить. Остается лишь направить их в правильное русло. - Не говори чуши. В этой комнате есть только один человек, пострадавший в детстве. И это я. - Не ты один познал боль в раннем возрасте, - девушка взглянула на него грустными глазами и начала свою историю…***
- Моя семья – мама, папа, я – жили в Англии, в небольшой деревушке. До поры, до времени у нас все было хорошо. Папа работал на заводе, расположенном неподалеку от поселения. Мама работала в местной школе учителем. Мне исполнилось девять, когда начался мой личный ад… Была поздняя осень, дули сильные ветра. Именно тогда мама и заболела. Мы думали, что это простая простуда, но все пошло не так. У нее возникло осложнение, и мы повезли ее в городскую больницу. Там нам сказали, что у нее достаточно тяжелое состояние, и сказали, чтобы мы ее оставили в больнице на пару недель. Они сказали, что она поправится, что приедет домой здоровой и счастливой, а оказалось… Через две недели нам позвонили и сообщили, что мамы больше нет. Что осложнение взяло над ней верх. Что лечение ей не помогло. Именно тогда мой мир разрушился. Мы забрали тело мамы и похоронили ее. Я наблюдала, как гроб с ее телом опускали в землю. Я наблюдала, как вместе с ней хоронят и меня. Я видела боль в глазах папы. Я видела, что наша семья распалась, исчезла под землей вместе с мамой. Это была кульминация. И самой долгой была развязка. Эта развязка длилась семь лет. Семь несчастных лет я жила с увядающим отцом, который стал алкоголиком. Он променял наш уют на нищету. Мебели становилось все меньше и меньше. Пока не осталось совсем немного необходимых и жизненно-важных предметов. Я пыталась держать позицию. Я хотела быть сильной за нас двоих. Но он, видя мою веру и надежду, быстро разрушал их. Он стал бить меня. Не важно за что, лишь бы мое лицо не было похожим на лицо мамы. Он сам мне это сказал, когда в очередной раз, напившись в хлам, падал на стол. Меня это убивало. Я держалась из последних сил, говоря себе, что завтрашний день будет другим, что завтра все изменится. Но все было одинаково. Отец пил, загонял нас в долги, и мне ничего не оставалось делать, кроме как бежать оттуда. В школе я редко появлялась, но приходя на контрольные, показывала хороший балл. Я зарабатывала, откладывала деньги. Когда-то запрятанные драгоценности матери я обменяла на деньги, чтобы улететь. Я уже видела, как уезжала оттуда. Многие мне помогли. Я была в ладах с соседями, и они знали о нашей ситуации в семье. Так я накопила столько, чтобы улететь далеко-далеко и прожить хотя бы неделю. Наконец, настал тот день, когда одна-единственная сумка была собрана, когда я не появилась на работе, когда аттестат из школы был получен и когда дом был за спиной. Меня удерживала там лишь могила матери, но я не могла отказаться от единственного шанса стать свободной. И я ушла. Ушла навсегда. Так я прилетела в Сидней. Рейс достался с пересадками, но это было не столь важно. И вот я поняла, что у меня все получилось, когда, стоя в аэропорту, наблюдала за городом. С тех пор я живу в Сиднее. Молчание повисло с последних слов девушки. Нацу сидел неподвижно, глядя в затылок Люси. Он осмыслил свое поведение. Когда она рассказала ему о своем проблемном детстве, парень понял, почему она так отнеслась к его словам. Люси любила свою маму, но она умерла. А Нацу не любил, но она тоже умерла. Девушка просто не могла допустить того, чтобы юноша ненавидел свою мать. - Я ее не ненавижу. Блондинка взглянула на него, поражаясь его словам. «К чему он это говорит?» - Я не мог ненавидеть свою мать, ведь она моя мать. Как часто мы говорили, что ненавидим своих родителей, но на самом деле это было просто кратковременное отчаяние. - Ты прав. Мы никогда не ненавидели их. Мы их любили. Вот только любили прежних родителей. Юноша потянул за собой девушку, повалившись на постель. Порой, чужие тайны сбивают нас, и после узнанного мы не можем идти по прежнему пути твердым шагом. Тогда возникает вопрос: «А знал ли я этого человека?». Как бы жестоко с нами не обращались, всегда наносят больший урон те, кого мы любим. Примечания: Люксембургерли* - воздушные пирожные с масляным кремом.